"Стажёры" – это такие "Десять лет спустя" в быковско-жилинском цикле. Звездолётчики-мушкетёры постарели ещё на десять лет после событий "Пути на Амальтею". Дауге "забракован" медиками и остаётся на Земле, для Крутикова это последний рейс. У Юрковского шалит печень, у Быкова сыну восемнадцать. Жилин уже в зрелом возрасте, на смену идёт новое поколение, такие стажёры, как Юра Бородин.
Это окончание заметок о повести братьев Стругацких "Стажёры".
Начало здесь >>
"Старикам тут не место"
Цитата, понятно, не из "Стажёров", но уж больно подходящая. Старость, старение оказывается ещё одной сквозной темой повести. В Мире Полудня, где главный смысл и главная радость от жизни – в труде, совершенно непонятно, чем заниматься на "пенсии". В "Полдне" мы видели, что в этом мире "не было глубоких стариков. Вообще не было дряхлых и болезненных". В мире "Стажёров" главные герои встречаются со старостью как с проблемой не медицинской, а экзистенциальной.
В уже упомянутом диалоге с барменом эту проблему ставит "идейный противник" наших героев:
"Некоторое время Джойс внимательно глядел на Юру.
— Ладно, — сказал он. — Я знаю, какого ответа ждет мальчик. Поэтому спрошу я. Мальчик вырастет и станет взрослым мужчиной. Всю жизнь он будет заниматься своей… как это вы говорите… интересной работой. Но вот он состарится и не сможет больше работать. Чем тогда он будет заниматься, этот мальчик?"
Вопрос этот назойливой мухой жужжит всю повесть и фактически приводит к гибели Юрковского с Крутиковым, потому что их безрассудный полёт в Кольцо Сатурна и становится отчаянной попыткой сделать последний глоток осмысленной жизни перед тем, как все смыслы закончатся вместе с возможностью заниматься Делом.
"Юрковский неожиданно сказал:
— Ты вот что пойми, Алексей. Я уже стар. Через год, через два я навсегда уже останусь на Земле, как Дауге, как Миша… И, может быть, нынешний рейс — моя последняя возможность. Почему ты не хочешь пустить меня?…"
И ведь, по сути, этот трагический финал предвосхищён ещё в ответе Жилина бармену:
— Между прочим, Джойс. Очень интересная деталь. Хотя мой союзник по молодости лет не сказал ничего умного, но заметьте, он предпочитает лучше умереть, чем жить вашей старостью. Ему просто никогда в голову не приходило, что он будет делать, когда состарится. А вы, Джойс, об этом думаете всю жизнь. И всю жизнь готовитесь к старости. Так-то, старина Джойс.
Да, готовиться к старости в коммунистическом мире будущего, изображённом АБС, не принято. Зато потом эта старость сваливается буквально как снег на голову, и никакое написание мемуаров, которым занят Крутиков, никакие душеспасительные разговоры с Быковым, у которого на всё, казалось бы, есть ответы, не приносят примирения с ней.
Кстати, в одном из таких разговоров мимоходом раскрывается смысл названия повести:
— Стажёр стажёру рознь, — возразил Юрковский. — Ты тоже стажёр, и я стажёр. Мы все стажёры на службе у будущего. Старые стажёры и молодые стажёры. Мы стажируемся всю жизнь, каждый по-своему. А когда мы умираем, потомки оценивают нашу работу и выдают диплом на вечное существование.
— Или не выдают, — задумчиво сказал Быков, глядя в потолок. — Как правило, к сожалению, не выдают.
Всё это звучит красиво и элегично, но Быков как будто упорно не хочет замечать проблематичного пробела в несколько, может быть, десятков лет между "стажировкой" и смертью.
Композиционно тема старости ещё и оформляет рамку повести, и у этой рамки есть лицо – грустное, морщинистое лицо геолога Дауге. В прологе он, "маленький, сгорбленный, очень старый", провожает друзей в рейс. В эпилоге – встречает тех из них, кто вернулся, такой же маленький и сгорбленный, теперь ещё и ковыляющий, опираясь на толстую палку. За время рейса на Земле прошло несколько лет, но важно, что настрой Дауге, несмотря на обретённую палку, изменился к лучшему. Вместо прежнего уныния ("никуда мне не хочется, совсем никуда мне не хочется") – деловитость и торопливость:
— Тебе нужно в горы. Не мальчик, нужно беречься.
— Некогда, — сказал Дауге. — Очень многое нужно закончить. Очень многое начато, Алёша.
— Ну, и что же? Надо лечиться. А то и кончить не успеешь.
— Главное — начать.
По контрасту с ним, черпающим энергию в Деле и в Труде, бледной постаревшей тенью мелькнула "прожигательница жизни" Мария Юрковская, которую уже не узнать:
"Жилин поднялся по лестнице и вдруг увидел в тени за колонной какую-то женщину, которая смотрела на него. Она сразу же отвернулась, но он успел заметить ее лицо под меховой шапочкой — когда-то, наверное, очень красивое, а теперь старое, обрюзгшее, почти безобразное. Где я ее видел? — подумал Жилин. Я ведь ее много раз где-то видел. Или она на кого-то похожа?"
В прологе ситуация была зеркальной: Мария, уверенная, красивая, "без единого седого волоса", с жалостью смотрела на Дауге, на его "голый череп с редкой серебристой щетиной возле ушей" и полагала, что "весь мир принадлежит ей". Мораль очевидна: старость бессильна перед "настоящими людьми", и именно им принадлежит мир, а "мещанам" в конечном счёте достаётся лишь небытие. Тема мещанства здесь сошлась с темой старости в финальном аккорде.
"Главное всегда остаётся на Земле"
Между прочим, ответ на вопрос о старости в "Стажёрах", кажется, даётся. Простой и ясный, как, по большей части, свойственно ранним Стругацким. Главным делом для старшего поколения должно стать воспитание молодых, передача опыта. Жилин возвращается на Землю. Это решение созревает ещё в полёте, в наставительных беседах с Юрой, и тут становится понятна роль стажёра как катализатора для того, чтобы Жилин осознал своё предназначение и заодно нашёл ответ на главный вопрос повести.
"Они замолчали, и Жилин опять ощутил мучительное чувство раздвоенности, не оставлявшее его вот уже несколько лет. Как будто каждый раз, когда он уходит в рейс, на Земле остаётся какое-то необычайно важное дело, самое важное для людей, необычайно важное, важнее всей остальной вселенной, важнее самых замечательных творений рук человеческих.
На Земле оставались люди, молодежь, дети. Там оставались миллионы и миллионы таких вот Юриков, и Жилин чувствовал, что может здорово им помочь, хотя бы некоторым из них. Всё равно где. В школьном интернате. Или в заводском клубе. Или в Доме пионеров. Помочь им входить в жизнь, помочь найти себя, определить своё место в мире, научить хотеть сразу многого, научить хотеть работать взахлёб."
И далее приводится целая программа, чему собирается Жилин учить молодёжь. Всё, в общем, понятные, бесспорные, хорошие вещи.
Выскажу предположение-догадку, что в произведениях Стругацких можно найти персонажей, представляющих авторское альтер эго, концентрирующих их взгляды, чувства и вопросы на данном этапе. В "СБТ" это был, пожалуй, Быков, в "Полдне" – Горбовский, в "Стажёрах" – определённо Жилин. Именно тема воспитания, начатая в "Полдне" (рассказ "Злоумышленники"), продолженная теперь Жилиным, станет одной из важнейших для АБС, будут говорить даже о теории воспитания у Стругацких (авторский термин БН – Высокая теория воспитания, ВТВ).
Интересно, что в "Стажёрах" мысль о воспитании закидывает Юрковский, а Быков отмахивается:
— Позволь, — возразил Юрковский, — но ведь на нас тоже лежит какая-то ответственность. Мальчика нужно чему-то учить!
— Жизнь научит, — коротко сказал Быков из-за газеты.
О педагогической деятельности задумывается и Дауге, но вскользь:
"Пора тебе, говорят, Григорий Иоганнович, молодых поучить. А чего их учить? Дауге покосился на Гришу. Вон он какой здоровенный и зубастый. Смелости его учить? Или здоровью? А больше ведь, по сути дела, ничего и не нужно."
О воспитании толкует и венгерский (судя по имени) комиссар Бэла Барабаш американскому инженеру Сэму Ливингтону на Бамберге:
— Вы клевещете на людей, Сэм. Джошуа и компания кажутся вам скотами только потому, что вы очень много потрудились, чтобы сделать их такими. Кто с пеленок внушал им, что самое главное в жизни — это деньги? Кто учил их завидовать миллионерам, домовладельцам, соседскому бакалейщику? Вы забивали их головы дурацкими фильмами и дурацкими книжками и говорили им, что выше бога не прыгнешь. И вы вдалбливали им, что есть бог, есть дом и есть бизнес, и больше ничего нет на целом свете. Так вы и делаете людей скотами. А человек ведь не скотина, Сэм. Внушите ему с пеленок, что самое важное в жизни — это дружба и знание, что, кроме его колыбельки, есть огромный мир, который ему и его друзьям предстоит завоевать, — вот тогда вы получите настоящего человека.
Пробелы в воспитании молодёжи фиксирует и инцидент на Дионе, где молодой коллектив пал жертвой интригана-начальника. Вот Юрковский выговаривает им:
— Да. Омерзительно. Я не ждал этого от вас, молодые. Как это оказалось просто — вернуть вас в первобытное состояние, поставить вас на четвереньки — три года, один честолюбивый маньяк и один провинциальный интриган. И вы согнулись, озверели, потеряли человеческий облик. Молодые, веселые, честные ребята… Какой стыд!
А затем он же выдвигает гипотезу о том, почему это стало возможным:
"Я полагаю, что у них уже исчез необходимый в прошлом иммунитет к социально вредному, но еще не исчезли их собственные антиобщественные задатки."
В "Стажёрах" о значимости воспитания для будущего говорится в самых общих чертах, ещё речи не идёт о деталях самой воспитательно-образовательной системы наподобие того, что дети должны воспитываться не в семьях, а в интернатах, профессиональными педагогами высочайшего класса, как это будет в Мире Полудня. Фактически мы присутствуем при зарождении той школьной системы, которую увидим работающей в "Злоумышленниках" (в хронологии этого мира между возвращением Жилина на Землю и школьными годами Генки Комова и компании прошло около ста лет).
Всё же считать выбор Жилина единственно правильным и снимающим проблему старости в Мире Полудня вряд ли возможно. Хотя бы потому что не могут же все "пенсионеры" уйти в педагоги, не у всех к этому есть способности. Каким-то образом надо обучать самих воспитателей. К тому же сам Жилин ещё далеко не стар, как и учитель Тенин из "Злоумышленников". Что-то не сходится.
Но как бы то ни было, сама постановка вопроса о воспитании будущих поколений как более важного, чем покорение неизведанных планет в духе колонизаторской романтики "СБТ", говорит о смене литературно-фантастических интересов Стругацких.
"Закончив ["Стажёров"], авторы еще не подозревали тогда, что их интерес к освоению космоса как к важнейшему занятию людей ближнего будущего, уже окончательно исчерпан и они никогда более не вернутся к этой теме. «Главное – на Земле» – они вложили этот лозунг в уста своему герою, не догадываясь, что это, на самом деле, отныне их собственный лозунг – и ныне, и присно, и до скончания веков, аминь!"
(Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному)
"Что мы знаем о вероятностях?"
Да, можно сказать, что этот первый этап творчества АБС проходил под знаком простоты и полуденной ясности. Но из неё уже прорастает понемногу сложность. В "Полдне" подрывать простоту, ставить вопросы без ответов начал Горбовский. "Мне надо искать следы разума во Вселенной, а я не знаю, что такое разум", – говорит он, и в этом слышится знаменитое сократовское "я знаю, что ничего не знаю", когда для всех вокруг ответы кажутся элементарными.
В "Стажёрах", за неимением такого гиганта, как Горбовский, против простоты и очевидности выступает Жилин. Жилин – связующее звено между остальными героями-позициями. Он защищает Быкова в споре с Юрой, поддерживает Юрковского в споре с Быковым. Юру он вообще берёт под крыло и, как было сказано, его взгляд устремлён в сторону воспитания молодёжи (тоже сократовская тема).
Из уст Жилина мы даже слышим прямую декларацию о сложности:
— Ну, не проста ли жизнь? Выбрал себе принцип — и валяй. Но принципы тем и хороши, что они стареют. Они стареют быстрее, чем человек, и человеку остаются только те, что продиктованы самой историей. Например, в наше время история жестко объявила Юрковским: баста! Никакие открытия не стоят одной-единственной человеческой жизни. Рисковать жизнью разрешается только ради жизни. Это придумали не люди. Это продиктовала история, а люди только сделали эту историю. Но там, где общий принцип сталкивается с принципом личным — там кончается жизнь простая и начинается сложная. Такова жизнь.
Но интереснее выглядит не прямой, а метафорический разговор о сложности – вставной рассказ "Гигантская флюктуация", о человеке, с которым постоянно случаются крайне маловероятные события. Это вроде бы выдумка Жилина, фантазия, чуть ли не экспромт, чтобы поддержать Юрковского. Но мы понимаем, что его значение шире.
— Мораль такова, — объяснил Юрковский. — Нет ничего невозможного, есть только маловероятное.
— И кроме того, — сказал Жилин, — мир полон удивительных вещей — это раз. И два. Что мы знаем о вероятностях?
"Что мы знаем о вероятностях?" – эта фраза Юрковского, подхваченная Жилиным, повторяется несколько раз и звучит она как вопрос "что мы вообще знаем?".
Кстати, похожий приём со вставной историей был использован авторами в "Полдне", где Горбовский рассказывал о пришельце из будущего. И там тоже АБС явным образом маркируют рассказ как выдумку на ходу, хотя можно было бы напустить туману, оставить недоговорённость, вроде бы фирменная черта Стругацких, берущая начало уже здесь, в ранних книгах, но нет. По своей функции такие рассказы очень похожи на притчи или мифы в религиозной и философской литературе.
БН назвал "Стажёров" "межеумочным" произведением. "Межеумочность" здесь не только в том, что повесть эта была неясной, неточной, противоречивой по своим идеям, промежуточной на пути к следующим книгам братьев. Важнее, мне кажется, то, что уже здесь "ум" авторов спорил сам с собой, проверяя на прочность свой созданный мир, и мир не всегда выдерживает эту проверку.
Например, не очень бросается в глаза тема "хороших людей". В одном эпизоде Юрковский рассуждает о справедливости того, что никто не запоминает имён изобретателей и вообще имён людей, которые делают что-то хорошее. Потому что в коммунистическом обществе будущего все делают только хорошее.
Затем Юра критикует мемуары Крутикова:
— ...Почему они у вас все такие милейшие и превосходнейшие? Нет, они действительно, наверное, хорошие люди, но у вас их совершенно нельзя отличить друг от друга.
Наконец, Жилин утешает Юру, который успел привязаться к экипажу "Тахмасиба":
— Я отлично знаю, почему ты вешаешь нос, — сказал Жилин. — Ты вообразил, что мы больше никогда не встретимся, и не замедлил сделать из этого трагедию. А трагедии никакой нет. Тебе еще сто лет встречаться с разными хорошими и плохими людьми. А можешь ты мне ответить на вопрос: чем один хороший человек отличается от другого хорошего человека?
— Не знаю, — сказал Юра со вздохом.
— Я тебе скажу, — сказал Жилин. — Ничем существенным не отличается.
Да, хорошие люди в этом мире ничем не отличаются друг от друга. Поэтому не стоит запоминать их имена, не стоит переживать из-за расставаний. Но если так, то в чём вообще в этом мире ценность дружбы, любви и привязанности? И почему, в конец концов, так горько от гибели Юрковского и Крутикова? Одна эта драматическая смерть стоит больше всех идеологических разглагольствований в повести.
— Поздно, — неожиданно спокойно сказал Михаил Антонович.
В наступившей тишине было слышно, как они тяжело, с хрипом, дышат.
— Да, — сказал Юрковский. — Поздно.
— Уйди, — сказал Михаил Антонович.
— Нет.
— Зря.
— Ничего, — сказал Юрковский, — это быстро.
Раздался сухой смешок.
— Мы даже не заметим. Закрой глаза, Миша.
И после короткой тишины кто-то — непонятно, кто, — тихо и жалобно позвал:
— Алеша… Алексей…
Сама история друзей, с которыми читатель прошёл три книги и успел сродниться, противоречит всем холодным рассуждениям о неразличимости хороших людей, да и рассуждения эти подчас отдают авторской самоиронией.
В моём случае эксперимент по прочтению и анализу этих ранних книг Стругацких был совершенно чистым, они читались впервые, поэтому элемент ностальгии здесь исключён. И могу ответственно заявить, что ничуть не жаль потраченного на них времени :) Их как-то принято не брать в расчёт и чуть ли не стыдиться. Даже сами братья считали, что "настоящие Стругацкие" начинаются с "Попытки к бегству". Но, во-первых, ранние повести и рассказы неразрывно связаны со всем, что будет написано братьями дальше. Литературная жизнь – та же жизнь, которую можно проследить, понять и оценить только во всей её полноте. Во-вторых, что ни говори, есть у произведений этого первого этапа и своя собственная ценность. Да, дальше темы станут сложнее и интереснее, но полюбим ли мы героев следующих книг так же, как Юрковского, Быкова и Крутикова?
Следующий пост из цикла о книгах Стругацких:
Все посты о книгах Стругацких собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге:
