"Неуклюжий, корявый и нелюбимый первенец", – так сам Борис Натанович (БН) характеризовал эту повесть, "обременённую суконной назидательностью и идеологическими благоглупостями и в то же время не лишённую занимательности, выдумки и подлинной искренности". Когда в 1991-1993 годах выходило первое собрание сочинений Стругацких, до которого Аркадий Натанович (АН) не дожил совсем немного, БН включил "Страну багровых туч" в дополнительный, 12-й том собрания только "под давлением общественности", без редактуры, в первозданном (а точнее как раз не первозданном, а сильно искорёженном в угоду цензуре конца 1950-х) виде, как "уродливый памятник целой эпохе" (его же слова).
Забавное совпадение – действие в повести происходит как раз в 1990-х годах, и, конечно, к моменту выхода собрания сочинений "Страна..." (а она не переиздавалась на русском после 1969 года) воспринималась во многом как наивный, если не издевательский, анахронизм, ведь реальность была ну совсем не похожа на мечты о технофутуристическом ССКР (Союзе Советских Коммунистических Республик), воплощённые в повести. Такова уж судьба фантастического произведения: рано или поздно читатель доживёт до будущего, которое воображал автор, и сможет оценить точность прогноза.
И всё же, так ли ужасна и нелепа "Страна багровых туч" ("СБТ"), и как она читается сейчас, в 2020-х? Но чтобы ответить на эти вопросы, всё равно надо немного сказать об историческом и литературном контексте повести.
Об истории создания и публикации
Это первая работа братьев в соавторстве и единственная написанная по частям: первые две части написаны АН, а последняя часть, самая напряжённая, – БН. В дальнейшем они писали совместно. Впрочем, и при чтении "СБТ" уже не чувствуется никакого стилистического разнобоя, они сразу же были единым автором по имени "братья Стругацкие".
Временем начала плотной работы над повестью можно считать примерно 1955 год (замысел возник раньше). В этом году АН демобилизовался и переехал с Дальнего Востока, где он служил военным переводчиком (с японского и английского) в Москву, занялся редакторской деятельностью, а БН закончил матмех ЛГУ по специальности звёздного астронома и стал работать в Пулковской обсерватории.
К этому моменту АН 30 лет, БН - 22. Как и многие другие молодые люди в 1950-е годы, они искренне верили в будущее коммунизма, величие Сталина и непогрешимость "органов". Позднее, в романе "Град обреченный" главным героем будет коммунист Андрей Воронин, списанный с БН, по его собственным словам, и сам этот роман, он о крахе убеждений и утопий, о разочаровании и непонимании, как жить и к чему стремиться человечеству, об интеллектуальном и духовном повисании в воздухе, том ощущении, которое испытали сами братья к середине 1970-х. Ещё раз подчеркну, что это всё не домыслы и предположения, а то, что они сами неоднократно говорили в интервью, большей частью БН, конечно, потому что АН умер в 1991-м году, от него осталось меньше свидетельств на эти темы.
Но "Град обреченный" случится через 20 лет, и будет написан "в стол", Стругацкие будут уже знаменитыми и запрещёнными авторами, а пока они никому не известные молодые люди, которые любят фантастику, горят верой в светлое коммунистическое будущее и желанием "немедленно, сейчас, создать нечто, достойное пера Уэллса или хотя бы Беляева".
В 1950-е на Западе блистательно завершается "золотой век" научной фантастики, выходят "Я, робот" Азимова, "Марсианские хроники" и "451 градус по Фаренгейту" Брэдбери, "Кукловоды" Хайнлайна, "Конец детства" Кларка, "Город" Саймака. Что-то переводилось и издавалось в СССР. Например, уже в 1956-м на русском вышел "451 градус по Фаренгейту". Антиутопии про неприглядное будущее Запада, должно быть, вполне приветствовались советским начальством, примерно как в нынешнем году на ура прошёл в отечественном прокате фильм Гарленда "Civil war" ("Гражданская война"), забавно переименованный в "Падение империи".
Но в целом переводов было немного, и советская фантастика оставалась оторванной от мировых трендов и вынуждена была нащупывать свои пути в существовавших рамках. Во-первых, в те годы она могла быть только научной (фэнтези в каких бы то ни было разновидностях не существовало и не могло существовать). Во-вторых, она должна была излучать оптимизм. Рассказы об отдалённом будущем не приветствовались цензурой, это считалось уделом западной литературы, а советские фантасты должны были изображать завтрашний день страны и звать молодёжь во втузы. Вот типичное мнение критики того времени: "Некоторые авторы страдают космополитизмом, увлекаются проблемами, далёкими от насущных вопросов современной жизни, витают в межпланетном пространстве".
Надо заметить, что на Западе у фантастов существовали свои проблемы. Долгое время фантастика считалась низким жанром, печаталась, в основном, в дешёвых журналах, которые крайне мало платили авторам (а то и вообще отказывались платить). Редакторы нещадно правили тексты, не стесняясь нарушать даже замысел произведений. Пишут, что Филип Дик, начинавший публиковаться в те годы, стыдился ярлыка фантаста больше, чем подозрений в гомосексуальности.
Так что, возможно, изолированность для отечественной фантастики была даже большей бедой, чем редактура и цензура. Как бы то ни было, в те годы "основная её масса была просто ужасна" (БН). Это и подтолкнуло Стругацких писать самим, и вот они пишут своё первое совместное произведение в жанре фантастики ближнего прицела, как это называлось в то время в советских литературных кругах.
"СБТ" в целом тематически укладывается в магистральную линию тогдашней советской фантастики. Время действия повести – не столь отдалённое; как было уже сказано, это 1990-е годы. Научная информация в популярной форме, положительные герои, прекрасная Россия Страна Советов будущего.
Тема покорения космоса как раз становилась крайне актуальной, в 1957 году СССР запускает первый искусственный спутник Земли – эпохальное событие, имевшее резонанс во всём мире. В том же 1957-м выходит роман Ивана Ефремова "Туманность Андромеды", а Стругацкие заканчивают "СБТ", и начинается двухлетняя история мытарств по её изданию.
Сюжет "СБТ" – экспедиция на Венеру, и это тоже была распространённая тема. В те же годы о Венере пишет повесть "Планета бурь" Александр Казанцев, считавшийся тогда вождём советской фантастики, хотя сами Стругацкие относились к нему с большой иронией. По "Планете бурь", кстати, в 1961 году был снят одноимённый фильм (пишут, что совершенно прорывной для того времени и повлиял на "Звёздные войны", надо бы глянуть). Интересно, что и "СБТ" планировалось экранизировать, но что-то не сложилось.
Да и саму повесть издательство долго не пускало в печать, заставляя авторов переписывать её раз за разом, "смягчить, сделать светлее, не так мрачно", убрать военных в космосе, убрать "хотя бы часть трупов" и т. д. И даже в таком истерзанном виде, выйдя наконец в 1959 году, она имела огромный успех у читателя, и не только советского, и принесла известность Стругацким. Надо полагать, на общем фоне казённой и пресной отечественной фантастики тех лет "СБТ", тоже по своему восторженно-казённая, но всё же заметно другая, живая, написанная хорошим языком, была настоящим глотком воздуха.
Коммунистическая утопия?
В 2000 году на вопрос читателя о "СБТ", была ли это стопроцентная конъюнктура или это было именно то, что авторы чувствовали, и о чем хотели написать, Борис Стругацкий ответил так: "В общем и целом, это было «именно то, что мы чувствовали и о чем хотели написать». Конъюнктуры там не было вообще".
Нет оснований здесь не верить авторам. Вся коммунистическая восторженность героев выглядит вполне искренней и для них самих. Пафос "СБТ" – это пафос не столько первооткрывателей, путешественников по космическим морям, романтиков-индивидуалистов, сколько отважных профессионалов-колонизаторов, не мыслящих себя вне коллектива (хотя коллектив этот и расширяется до масштаба всего человечества), живущих одной целью – принести практическую пользу своей стране и всему миру, готовых без колебаний пожертвовать жизнью ради этой цели:
"Имейте в виду, государство, наш народ, наше дело ждёт от нас не только... вернее, не столько рекордов, сколько урана, тория, трансуранидов. Мы все мечтатели. Но я мечтаю не носиться по пространству подобно мыльному пузырю, а черпать из него всё, что может быть полезно... Что в первую очередь необходимо для лучшей жизни людей на Земле, для коммунистического содружества народов. Тащить всё в дом, а не транжирить то, что есть дома! В этом наше назначение. И наша поэзия."
Заметим: "для лучшей жизни людей на Земле, для коммунистического содружества народов". В этом прогрессивном и светлом мире будущего у государств нет политических разногласий, царит полнейшая дружба между народами, и дружба эта, само собой, держится на коммунистической, а не капиталистической основе. Как в фильме Локшина "Мастер и Маргарита":
— А сколько сейчас в Советском Союзе республик?
— Все! Все республики мира!
Только у Локшина это сатира, конечно, а у Стругацких всерьёз:
Все молчали. Ермаков поднял руку и торжественно, громко и ясно провозгласил:
— Мы, экипаж советского планетолета «Хиус», именем Союза Советских Коммунистических Республик объявляем Урановую Голконду со всеми ее сокровищами собственностью человечества!
Быков подошел к маяку и прикрепил к шестигранному шесту маяка широкое полотнище. Ветер подхватил и развернул алое, казавшееся в багровых сумерках почти черным, знамя с золотой звездой и великой старинной эмблемой — серпом и молотом, — знамя Родины.
Или вот ещё эпизод, который сейчас читается как совершенно комичный, особенно в силу своей торжественной серьёзности. В последний вечер перед отлётом на Венеру, не в силах уснуть от тревоги и ответственности, понимая, что, вполне вероятно, не придётся уже вернуться на Землю, герой бросает случайный взгляд на ежедневную газету, оставленную кем-то на столе:
«Смелее внедрять высокочастотную вспашку» — передовая. «Исландские школьники на каникулах в Крыму», «Дальневосточные подводные совхозы дадут государству сверх плана 30 миллионов тонн планктона», «Запуск новой ТЯЭС мощностью в полтора миллиона киловатт в Верхоянске», «Гонки микровертолетов. Победитель — 15-летний школьник Вася Птицын», «На беговой дорожке 100-летние конькобежцы».
Быков листал газету, шелестя бумагой.
«Фестиваль стереофильмов стран Латинской Америки», «Строительство Англо-Китайско-Советской астрофизической обсерватории на Луне», «С Марса сообщают…»
Быков просмотрел газету, подумал и, сложив, сунул в карман куртки. Это надо взять с собой. Это дыхание Земли, могучий пульс родной планеты, который хочется ощущать и в далеком рейсе. Символ… Алексей вздохнул и погасил свет.
И всё же сказать, что это утопия, было бы неправильно, думаю. Всё-таки утопия предполагает картину устройства некого идеального мира. А про устройство мира будущего в "СБТ" мы можем сказать лишь, что в нём царит технологический прогресс и дружба народов. Никаких подробностей и проблематики социального характера здесь нет и близко, зато повесть наполнена подробностями научно-техническими. Стругацким на этом этапе куда интереснее устройство фотонной ракеты, чем устройство общества.
В "Комментариях к пройденному" БН даёт жёсткую оценку "СБТ" и самой эпохе, в которую она создавалась, «с её горячечным энтузиазмом и восторженной глупостью; с её искренней жаждой добра при полном непонимании, что же это такое — добро; с её неистовой готовностью к самопожертвованию; с её жестокостью, идеологической слепотой и классическим оруэлловским двоемыслием».
Отчасти это, наверное, справедливо, и авторы имеют полное право на такую суровость к себе, тем более с высоты (и глубины) написанного позже. И всё же, мне кажется, более объективному взгляду на повесть мешает то, что на неё неизбежно проецируется наше отношение к самому советскому строю и идеологии, с ним связанной (неважно даже, какое это отношение – неприязненное или ностальгическое). Очень непросто читать лишь то, что написано, в контексте самого произведения, отделяя те идеи, которые действительно проникли в текст, от шлейфа наших собственных ассоциаций. Но только при таком чтении, думается, можно понять, в чём же заключается глупость "СБТ", в чём непонимание добра, в чём двоемыслие.
Конфликт хорошего с лучшим
Если какая-то идеология в "СБТ" и есть (а какая-то всегда есть), то она, может, наивная и простая, но точно не агрессивная. Нет никакой фигуры внешнего врага, нет даже второстепенных негодяев. Есть некие неназванные "трусы, нытики и маловеры", которые путаются под ногами и мешают честным и смелым людям делать свою работу, но в сюжете они не появляются и упоминание о них нужно лишь для того, чтобы завязать хоть какое-то подобие конфликта, создать дилемму для героев. И дилемма эта оказывается примерно следующей: выполнить задачу, поставленную перед экспедицией, сведя риски к минимуму, либо выкрутить героизм и самоотверженность на максимум, собрать как можно больше научных данных, но с риском для жизни членов экипажа. Ну такое. Из этого конфликта много выжать, ясное дело, не получается, и основной драматизм приходится не на взаимоотношения между героями, не на проблемы этического свойства, а на противостояние обстоятельствам, внешней среде, природе.
Сами главные герои, члены экипажа фотонного планетолёта "Хиус", – прекрасные, в общем люди, увлечённые наукой, своим делом, при этом живые, не роботы. Слово "коммунист", кстати, встречается всего два раза на весь текст (гораздо реже, чем в этом посте). "Все они коммунисты, люди чести и дела", – так они характеризуются. И важнее здесь, конечно, что "люди чести и дела". А вот что скрывается за словом "коммунист", не очень ясно, этакий синоним хорошего человека.
Начальный период творчества Стругацких иногда называют "ранним романтизмом", но под этим, скорее, понимается романтика приключений, возвышенность чувств, оторванность от быта, вот это всё. Потому что романтизм как направление в литературе по своей сути ведь имеет крайне индивидуалистический характер. В нём именно личность, свобода и сверхценность личности приобретают первостепенную важность. Поэт противопоставляется толпе, герой – обывателю.
Это вроде бы мало имеет отношения к героям "СБТ", для которых, как уже говорилось, ценность и смысл жизни связан с принесением практической пользы стране, народу, человечеству. Словом, что-то максимально далёкое от классических романтических устремлений. Интересно при этом, что сами слова "романтизм", "романтик" фигурируют в повести именно в полемическом контексте. Первое подобие конфликта между героями связано как раз с трактовкой "романтизма".
— Всегда и везде, — твердо сказал Юрковский, — впереди шли энтузиасты-мечтатели, романтики-одиночки, они прокладывали дорогу администраторам и инженерам, а затем…
— Затем по костям этих самых мечтателей и романтиков кидалась жадная серая масса, чернь презренная… — криво улыбаясь, тоненьким голосом сказал Дауге. — Трепло ты, милый Володя, вот что! Энтузиаст-мечтатель… гусар-одиночка!
Здесь Стругацкие в некотором смысле уже участвуют в той дискуссии, которая как раз в год издания "СБТ", получит название спора физиков и лириков благодаря стихотворению Слуцкого ("Что-то физики в почёте, / Что-то лирики в загоне..." и т. д.). Самый, пожалуй, ярко изображённый герой "СБТ" – геолог Юрковский, "бесстрашный красавец", "пижон и романтик". Он пишет плохие стихи (и понимает, что плохие), зато хорошо читает Багрицкого товарищам-космонавтам. Ему "идейно" противостоит главный герой, глазами которого мы, в основном, и смотрим на происходящее, единственный новичок в межпланетных полётах, подчёркнуто некрасивый, краснолицый Быков.
Юрковский, в конце концов, вовсе не плохой парень и действительно совсем не пижон. Но любит задирать нос и вообще… поэт. Быков не очень понимал стихи и к романтике относился скептически. В жизни еще слишком много прозы, чтобы заниматься поэзией, а из каждых десяти романтиков девять не стоят скорлупы от съедаемых ими яиц…
Забавно, что Быков, играющий роль "физика" в этой паре, в меньшей степени учёный, чем все остальные члены экипажа, а Юрковский-"лирик" предаётся научным исследованиям и дискуссиям с тем же жаром, как и поэзии. Поначалу не очень понятно, зачем вообще Быкова взяли и почему именно его. Начальник, принявший это решение (очень прозорливое, как выяснится), представил его как "специалиста по пустыням", и это надолго становится предметом шуток товарищей.
И вот именно через этот весьма мягкий конфликт Быкова и Юрковского (потому что оба, безусловно, хорошие ребята и коммунисты :) и разрешается спор о романтизме. Примиряются сами герои – письмом Юрковского к Быкову заканчивается повесть, примиряется и противоречие между энтузиазмом, порывом, мечтой, чувством и точностью, практичностью, разумом. Учёный (но он же и поэт!) становится современным конкистадором и рыцарем, а "лирика" до самого конца идёт рука об руку с "физикой". Не случаен тут и мотив аргонавтов, с которыми сравниваются космолётчики, и то, что космос сами герои называют поэтизмом "пространство" (слово "космос" в истории о космическом путешествии встречается один-единственный раз – поразительно!).
Со стихами связан и трогательный момент, когда оставшийся один на корабле, посаженном в болотах Венеры, добродушный толстяк штурман Крутиков, в тревоге ожидающий друзей, от которых уже много дней нет известий, берёт тетрадку исчёрканных стихов Юрковского "почитать на сон грядущий". Да и сам Быков в критическую минуту подбадривает вконец отчаявшегося Юрковского фразой из стихотворения Теннисона: "бороться и искать, найти и не сдаваться" (to strive, to seek, to find, and not to yield), которая стала известна на русском после повести Каверина "Два капитана", тоже в этом смысле, конечно, "романтической".
— А помнишь, Володя?.. Бороться и искать, найти и не сдаваться! Помнишь?
— К черту, всё к черту! — всхлипывал Юрковский.
— Нет, ты мне скажи, ты мне скажи, Владимир… Боролись?
Юрковский затих, потом проговорил:
— Боролись.
— Искали?
— Искали.
— Нашли? Вовка! Ведь нашли! Ведь ты же геолог!
Колонизаторский экшн
Получается, "СБТ" – вовсе даже не утопия, и ещё пока не социальная и не философская фантастика, а в значительной мере чистый жанр, экшн (который, правда, хочет быть немножко эпосом). Поэтому первые две части (подготовка к полёту и полёт) читаются со скрипом, там много добросовестной технической информации, но перипетий мало, хотя во второй части и есть пара драматичных эпизодов – с атакой смертельного радиоактивного излучения на корабль и с гибелью английского профессора. Здесь веет немного их будущей "Далёкой Радугой", темой мужества перед лицом отсроченной, но неизбежной смерти.
Но основной интерес и вовлечение читателя происходит в третьей части, где события происходят на самой Венере. За отсутствием антагонистов герои противостоят природе. Сама планета одушевляется и становится таким антагонистом, жестоким, коварным, которого нужно во что бы то ни стало победить, подчинить, покорить. Пафос покорения воплощает в себе прежде всего командир корабля Ермаков:
Мы все делаем свое дело. А Ермаков… У Ермакова — счёты, старые свирепые счёты. Я тебе скажу, зачем он летит: он летит мстить и покорять — беспощадно и навсегда. Так я себе это представляю… Он и жизнь, и смерть посвятил Венере. <...> Для Ермакова Венера — это упрямое, злое олицетворение всех враждебных человеку сил стихии.
Но и ироничный, лёгкий "лирик-пижон" Юрковский на пороге смерти впускает в себя этот гнев и пафос:
...Сквозь клубящуюся муть он слышал, как Юрковский хрипло выкрикивал, глотая слова:
— Подлая! Мы еще вернёмся… Придём сюда! За смерть нашу, за муки… отплатишь! Проклятая планета!.. Будешь работать на нас, на людей Земли, давать свет, жизнь… Закуём в сталь, в бетон! Будешь работать!
В свете нынешнего, совсем иного взгляда на экологию, на отношение к природе читать это "закуём в бетон" жутковато. И ведь (спойлер, ха-ха) закуют, об этом в последнем письме бодро доложит тот же Юрковский. Это письмо, крайне смешливое и жизнерадостное, грустно читать, жалко Венеру. Когда маленькая группа людей из плоти и крови, пусть даже вооружённая автоматами, сражалась против планеты, её чёрных бурь, радиации, подземных ядерных взрывов, это была всё же честная и трагическая борьба. А вот когда по путям, проложенным этой героической группой, придут сотни роботов, машин и превратят всё в безопасный заасфальтированный объект добычи ресурсов, – какая уж тут "романтика".
Сами авторы впоследствии будут совсем иначе трактовать тему взаимоотношений человека и природы, например, в "Улитке на склоне". Вот практически прямая рифма оттуда к словам Юрковского о заковывании в бетон:
— Когда выйдет приказ, — провозгласил Домарощинер, — мы двинем туда не ваши паршивые бульдозеры и вездеходы, а кое-что настоящее, и за два месяца превратим там все в… э-э… в бетонированную площадку, сухую и ровную.
— Ты превратишь, — сказал Тузик. — Тебе если по морде вовремя не дать, ты родного отца в бетонную площадку превратишь. Для ясности.
* * *
Из будущей формулы Стругацких, формулы и личного творчества, и фантастики вообще – "чудо – тайна – достоверность", – в "СБТ" интуитивно нащупаны уже все три, пусть и в ученическом, по сравнению с поздними работами, виде. "СБТ" и стала таким своеобразным полигоном для отработки приёмов и представлений о том, какой должна быть хорошая фантастика. Здесь звучит уже и их узнаваемый язык, причём и в речи самих героев, – ироничный, интеллигентский, литературный. В тексте упомянутого письма Юрковский обращается к Быкову "краснолицый брат мой", и это отсылка к переписке самих братьев, в которой старший, Аркадий, часто называл Бориса "бледнопухлый брат мой".
Именно язык делает их персонажей живыми, а не психологическая проработка, скажем, к которой Стругацкие никогда особо не тяготели. А вот ирония – это их фирменное, и это то, что не в последнюю очередь привлечёт к ним читателя. Ирония, остроумие вообще было очень востребованным и престижным качеством для советских интеллектуалов в 1960-е. Да, в "СБТ" ещё много наивной серьёзности, но уже через пять лет, в повести "Понедельник начинается в субботу" они разойдутся на полную. И даже самые серьёзные и философские их вещи будет отличать юмор и самоирония, в том числе над своими же ранними текстами, такими, как "СБТ".
Следующий пост из цикла о книгах Стругацких:
Все посты о книгах Стругацких собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге: