Этот день обещал чудеса. Солнце так ярко светило, что слепило глаза; небо походило на лазурный океан, а утренний ветерок с бабушкиной нежностью ласкал кудри Оли. Но красавица апатично возвращалась домой. Перед ее мысленным взором маячили огромные очки Синичкиной – классной руководительницы ее Ванюши, а в ушах звенели реплики, достойные шекспировской драмы:
– Ваш сын сорвал урок! Он вёл себя безобразно: завёл весь класс своими дурацкими шутками, швырял бумажные шарики, гремел стулом, включал музыку и даже несколько раз выматерился!.. В нашей школе! В моём присутствии! Какой пример он подаёт деткам – этим невинным свидетелям его беспредела! Если он публично не извинится, я пишу докладную директору!
Оля вспыхнула. Проще посадить старого Матроскина на диету, чем заставить Ванюшу просить прощения у Синичкиной на глазах всего класса. Но вслух она сказала:
– Не сердитесь, Валентина Петровна, это у него подростковая дурь. Он и дома ведёт себя ужасно, просто отвратительно. Мошенник совсем отбился от рук; он даже отца не слушается!
Синичкина немного смягчилась, поджала губы и с лёгким сочувствием произнесла:
– Ваш муж… как бы помягче выразиться… слишком добр. Объясните же хоть вы ему, наконец, что нельзя так распускать ребёнка. В конце концов он и вам сядет на шею!
Оля фыркнула.
– А знаете что: всыпьте ему как следует! Не церемоньтесь! Пишите вашу докладную, и дело с концом!
Толстый Матроскин, почувствовав неладное, подозрительно заурчал, когда Оля поставила перед ним большую миску с жирной сметаной. В квартире Громовых собирались тучи, которые портили настроение и отбивали аппетит даже к десерту. Невольным катализатором обычно выступал Паша: его беспечные, позитивные флюиды мгновенно заряжали Олю, и она разражалась обширной тирадой, сводившей с ума бедного Матроскина.
Но описываемый день обещал чудеса. Паша вернулся домой с видом Архимеда, озабоченного решением сложнейшей математической задачи, и гроза не состоялась.
– Я только что от физрука, – без предисловий заявил Паша. – Наш Никита разбил окно в спортивном зале. Рыжов в бешенстве и грозит написать докладную директору.
Оля так стиснула пальцы, что её длинные накладные ногти почти расцарапали ладони в кровь.
– Я предложил ему двойную плату – за стекло и за моральный ущерб. Но он упрям как бык и пошёл на принцип. Дело плохо, дорогая. Боюсь, что одними глазками не выкрутишься.
Когда он это сказал, Оля посмотрела на Матроскина. В глазах старого кота она прочитала немой вызов: «Ты этого не сделаешь»!». «Ещё как сделаю!», – парировала красавица (про себя, разумеется) и как на духу рассказала мужу про инцидент с Синичкиной. Паша внимательно выслушал и слабо, добродушно улыбнулся.
– Синичкина – нервная особа, достаточно поговорить с ней по-хорошему, по-доброму, и дело в шляпе, – задумчиво промолвил он, как будто отвечая не столько жене, сколько самому себе.
– Вот и разговаривай с ней сам, раз такой умный, – усмехнулась Оля. – А по-моему, дело Ванюши труба, по крайней мере, я не вижу просвета.
Но Паша уже её не слушал: его внимание было поглощено большой красной записью в дневнике сына: «ПОВЕДЕНИЕ – НЕУД. ВЫЗОВ РОДИТЕЛЕЙ В ШКОЛУ». А Оля ушла на кухню, чтобы в одиночестве обдумать свой план. Поэтому она не видела, как Паша, отбросив дневник, подошёл к зеркалу и тщательно, придирчиво оглядел себя с головы до ног. По-видимому, этот осмотр не удовлетворил его, потому что он вдруг взял расчёску и старательно причесался. Затем повязал новый галстук, надел модные часы и надушился… На мутный запах прибежал старый Матроскин: он сунул морду в комнату и, увидев хозяина, шарахнулся обратно в прихожую.
***
На следующий день Оля отправилась в школу – выяснять отношения с физруком. «Хоть Никиту выручу, а Ванюша, видать, совсем пропал, – с отчаянной решимостью думала она. – Придётся переводить негодника в другую школу». Когда она зашла в школу, Рыжов пребывал в отвратительном настроении. Его любимый шестой «А» с треском продул футбольный матч шестому «Б», которого тренировал его даваний конкурент Колобков. Бешеные тренировки на смарку плюс потеря долгожданной премии к Новому году… Трудно было найти более неподходящий момент для «переговоров».
Однако, во-первых, Оля не знала о фиаско шестого «А»; во-вторых, сегодня был её единственный выходной, и, наконец, нужно было срочно спасать Никиту, пока директор пропадал на конференции молодых педагогов и не пронюхал о его хулиганстве. Поэтому Оля смело направилась к кабинету Рыжова. Она увидела его в коридоре и вежливо ему кивнула. Тот фыркнул и отвернулся. Она его окликнула – он поспешно ретировался в спортивный зал.
Оля не растерялась и последовала за ним. Здесь школьники с диким рёвом гоняли мяч. Оля туфелькой на шпильке дала пас и своими длинными накладными ногтями отбила пару ударов. Это зрелище произвело надлежащий эффект. Гвалт тотчас стих, и школьники с изумлением уставились на гостью. Рыжов, который не знал, что такое тишина в спортивном зале, с ужасом смотрел на Олю. Опытным взглядом спортиваного шефа он мгновенно оценил ситуацию, и на его широком лице разлилось выражение неописуемого восхищения.
– Вот это да! – с восторгом произнёс он. – В следующий раз я вас поставлю на ворота вместо этого болвана Сидорова!
Оля ответила ему одной из своих самых очаровательных улыбок.
– Разве ваши ребята плохо играют? С таким тренером они скоро станут чемпионами! Ну а я профан в футболе, хотя в студенческие годы баловалась мячом… Можно с вами поговорить?
Через четверть часа Оля и Рыжов сидели в ресторане «Лилия». Физрук уплетал за обе щёки жаркое, Оля осторожно потягивала вино из длинного, тонкого бокала.
– Ваш сын хулиган, но это не смертельно, – говорил Рыжов, шумно отхлёбывая водку из большой толстой рюмки. – Ему не хватает крепкой, мужской руки. Пока лежит поперёк лавки, порите его как следует, – вот вам мой совет.
Оля закатила глаза и притворно вздохнула. Разговор не клеился, поэтому она благоразумно помалкивала, рассчитывая на силу своих чар, которые обычно безотказно действовали на всех мужчин – как знакомых, так и незнакомых.
– А иначе он не даст жизни – ни вам, ни мне, – продолжал Рыжов, начиная хмелеть. – Вы молодая мама, ради вас я не стану писать директору… А насчёт цены стекла мы, пожалуй, столкуемся с вашим мужем. Он готов заплатить, и это хорошо. А то есть такие родители, которые во всём винят учителей: дескать, мы же ещё и виноваты, что их кровиночки растут хулиганами!
У него заплетался язык, однако речь оставалась связной и вразумительной. Он был рад отвести душу в компании красивой женщины, которая, казалось, благосклонно внимала его тираде. Олю устраивал такой сценарий: она не планировала серьёзный флирт и лишь хотела «выкрутиться глазками» – как выразился Паша.
– Но двойку я ему всё равно влеплю, вы уж, пожалуйста, не обижайтесь. Так что больше трояка в четверти не ждите.
Оля хотела сказать, что тройка – красная цена такому болвану, как Никита, но вдруг слова замерли на ее губах и в глазах потемнело. Прямо перед собой она увидела Пашу в компании… Синичкиной! Он вёл её под руку с услужливым видом, какого Оля давно не видела на его лице. Синичкина сияла. Очевидно, это было её первое свидание за последние несколько лет.
***
Оля поспешно отвернулась; к счастью, Рыжов, поглощённый десертом, ничего не заметил. Паша и Синичкина проплыли мимо и уселись за соседним столиком. Оба были так поглощены разговором, что не заметили ни Олю, ни физрука. Молодая женщина впилась в мужа взглядом.
Она сразу заметила и новый галстук, и модные часы, и недавно купленные ботинки. Неужели Пашка и впрямь увлёкся этой цаплей Синичкиной? Или приударил за ней ради Ванюши? Да нет, подобные выходки не в его вкусе; он скорее даст взятку, чем поведёт классную в ресторан. Значит, действительно влюбился…
При этой мысли Оля подпрыгнула на стуле и опрокинула бокал. Красное вино медленно растеклось по белоснежной скатерти. Это зрелище, казалось, отрезвило Рыжова: он оторопело посмотрел на Олю; потом неуклюже вытер салфеткой пятно.
– Вам плохо? Может, вызвать такси?
Оля насилу улыбнулась.
– Нет, не сто́ит, – пробормотала она, не сводя с мужа глаз.
Паша усадил Синичкину за столик и, взяв её руку, галантно поднёс к губам… Оля вскочила и ринулась к ним… Она плохо помнила, что случилось дальше. Рыжов потом утверждал, что не сумел, вернее, не успел её удержать.
– Женщина невероятная, женщина фантастическая, – твердил он потом в учительской, как бы оправдываясь. – А её муж – сумасшедший тип. Увидев меня рядом с женой, набросился на меня с кулаками. Я немного выпил и потому не успел дать сдачи, – прибавил он, прикрывая фингал под глазом. – Видите ли, он не знал, что мы просто обсуждали хулиганское поведение его ненаглядного сынка.
– Эта особа – дикая фурия, – твердила на следующий день в той же учительской Синичкина. – Она кинулась на меня, как дикарка, и едва не расцарапала лицо. К счастью, я в отличной форме и вовремя от неё увернулась. Оказывается, она не знала, что Павел Николаевич пригласил меня в ресторан, чтобы обсудить хулиганское поведение его сынка, этого Ваньки, который вот уже второй год сводит меня с ума.
Педагоги сочувственно внимали проникновенному спичу Синичкиной и шумно выражали свою поддержку Рыжову. На общем неформальном совете было принято единогласное решение: во избежание огласки обоих инцидентов, порочащих честь всего коллектива, эту историю замять, докладных никому и никуда не писать, а Ване с Никитой по двойке влепить.
Вечером Паша с убитым видом просил у Оли прощения.
– Дорогая, я же не знал, – оправдывался он, теребя в руках порванный галстук.
– И я погорячилась, извини меня, милый, – мямлила Оля, обрабатывая сорванные ногти. – Оказывается, я ревнивая и… агрессивная.
– Зато избежали разборок с директором, – пробормотал Паша.
Матроскин утробно заурчал. Примирение супругов сулило ему добавку – свежие сливки и топлёное молочко. Ради этого стоило нюхнуть хозяйский одеколон, – вероятно, так он подумал, укладываясь на мягкий коврик.
---
Автор: Людмила П.
