Психология веры как основа кризисной психологической помощи в совладании с переживанием утраты

• практика
• арт-терапия
• психология горевания
• психология религии

Авторы: Ирина Михайловна Никольская, Рада Михайловна Грановская

13 августа 2024 года исполнилось бы 95 лет Патриарху российской психологии, доктору психологических наук, профессору Раде Михайловне Грановской.

В этот день предлагаем вниманию читателей статью И.М. Никольской и Р.М. Грановской «Психология веры как основа кризисной психологической помощи в совладании с переживанием утраты».

***

Если человек не может отнести себя к какой-то системе, которая направляла бы его жизнь и придавала ей смысл, — сомнения и противоречия, в конечном счете, парализуют его способности действовать, а значит, и жить.
Э. Фромм [Бегство от свободы. 1990, с. 28]

Введение

Психологическая помощь человеку в ситуации утраты близкого — важная профессиональная задача помогающего специалиста [5]. Несмотря на то, что смерть может наступить по разным причинам (старость, болезнь, несчастный случай, самоубийство), — это всегда трагедия, которая может как непосредственно, так и в отдаленный период воздействовать на психику людей разного возраста, приводить к расстройствам эмоций, поведения и адаптации. Для переживания смерти близкого лица человек должен проделать большую внутреннюю работу, осуществив процесс горевания. Если работа переживания горя прошла неудачно или не была завершена, горе может приобрести патологический характер. З. Фрейд считал, что человек достаточно длительное время сохраняет отношения с умершим, формируя в своей психике так называемого его «психического двойника» и реагируя на его эмоциональное присутствие. Чем значимей для личности такой возникший у нее «двойник», тем труднее пересмотреть отношения с ним и тем сильнее переживание утраты. В период поглощенности отношениями с «психическим двойником» умершего горюющий не продвигается к отсоединению от него, поскольку тот необходим ему для поддержания самооценки [10]. Такое положение не позволяет примириться с фактом смерти, понять необходимость кардинального изменения жизни и ее нового осмысления.

Эффективной работе горя может препятствовать ряд внешних обстоятельств. Для смягчения их влияния во всех культурах разработан обряд похорон, который предусматривает не только выполнение определенных действий, но и создает для горюющего условия восприятия изменений тела умершего и прощания с ним. Если человек на похоронах не присутствовал, с умершим должным образом не попрощался, его смерть с кем-либо не обсуждал, то он остался наедине со своим горем, и тогда его поглощенность психотравмирующими переживаниями усугубляется.

С позиции разрабатываемых нами представлений об уровнях защитной системы человека в кризисных ситуациях, к которым относится смерть близкого, первоначальные реакции на возникающий при этом стресс выражаются в непосредственных, автоматических и спонтанных формах. Такие неосознаваемые формы реагирования одновременно или в разной последовательности реализуются на первых трех уровнях системы: соматовегетативном, психомоторном и уровне психологической защиты. В дальнейшем развитие процесса адаптации к утрате, с целью ее полного осознания и принятия, происходит на уровне копинг-поведения. Оно включает длительные произвольные и преднамеренные усилия человека по мобилизации физиологических реакций, управлению эмоциями, действиями, мышлением [4].

В связи с тем, что в адаптации к стрессу одновременно участвуют и бессознательная психологическая защита, и осознанное копинг-поведение, последующий посттравматический рост клиента тоже будет иметь две стороны: иллюзорную — искажающую реальное положение вещей и вводящую клиента в заблуждение и конструктивную — способствующую реалистичному восприятию травмирующего события. Психологическая защита как совокупность механизмов, автоматически отсекающих наиболее травмирующие личность грани ситуации, и потому вводящая в заблуждение, первой включается в процесс адаптации к стрессу. Вторая, копинг-поведение, — соотносится с сознательной и целенаправленной долгосрочной адаптацией [4].

В контексте данной работы полезно учитывать, что в силу возраста, актуального состояния или специфики самой кризисной ситуации личность может быть не способна к самостоятельным усилиям по приспособлению к стрессу на основе адаптивного копинг-поведения. Это обусловливает необходимость предоставления ей адекватной помощи соответствующим специалистом. Его психологическая помощь прежде всего должна быть направлена на стабилизацию эмоционального состояния и укрепление личностных ресурсов клиента на основе усиления и/или перестройки его психологической защиты путем формирования позитивных иллюзий [4].

В процессе кризисной психологической интервенции специалисту необходимо создать условия для адекватного переживания клиентом отрицательных эмоций, связанных со смертью близкого человека. С этой целью он помогает клиенту: сформулировать актуальные для него вопросы, адресованные умершему, найти на них удовлетворяющие того ответы и реализовать процедуры взаимного прощения, примирения, прощания. Успешному решению перечисленных задач помогают применяемые нами арт-терапевтические техники: искусственная процедура оплакивания; условное разделение миров «живых» и «умерших»; направленный суггестивный диалог между «живым» и «умершим» для озвучивания и обсуждения актуальных проблем, взаимного прощения, примирения и прощания; последующий «вывод» клиента из мира психотравмирующих переживаний в мир позитивного будущего [4–6]. Психологическая коррекция связанных с утратой отрицательных переживаний базируется на актуализации механизмов психологической защиты: сублимации, катарсиса, отчуждения, замещения и др. [2].

Теоретической основой данного подхода к оказанию краткосрочной кризисной психологической помощи по совладанию с переживанием утраты близкого является психология веры [1]. Здесь надо заметить, что неверующих людей не бывает (атеисты тоже верят, но в другие идеалы). Каждый человек для приближения к своей цели должен верить, что ее достижение возможно, иначе он не найдет в себе сил для продвижения к ней. При этом религиозная вера дает человеку больше сил и душевного равновесия, поскольку в этом случае он ориентируется на цели максимального масштаба.

Цель статьи — с позиции психологии веры теоретически и эмпирически обосновать авторский подход и техники оказания краткосрочной кризисной психологической помощи по совладанию с переживанием утраты близкого.

Психология веры как теоретическая основа кризисной психологической помощи по совладанию с переживанием утраты

Усвоение любой системы восприятия мира дает человеку преимущество в ориентировке в окружающей среде и подходах к преодолению страхов и трудностей. Использование системы позволяет применять конструктивные способы совладания со стрессом — воспринимать и прогнозировать неприятные события, оценивать степень их опасности, строить планы по их преодолению и на практике осуществлять необходимые действия. Вооружая человека готовой структурой представлений о внешнем мире, система делает для него этот мир проще и определеннее, что повышает психическую адаптацию. Почему снижение сложности и неопределенности в понимании мира так важно для личности? Потому что и сложность, и неопределенность ведут к росту психического напряжения, активизируют страх и тревогу, существенно снижают рациональность поведения [1, 2].

Среди разнообразия систем представлений о мире наибольшей обобщающей силой обладают две системы — научная и религиозная. Система науки, базируясь на фактах и доказательствах, способствует развитию у человека общих подходов к упорядочению знаний об окружающем мире. Она в большей мере ориентирована на нужды и возможности всего человечества. В отличие от науки, система религии открывает человеку истину не средствами рассудка и логики, а благодаря интуиции, то есть путем непосредственного постижения (откровения), и она в большей мере ориентирована на нужды отдельной личности.

Религиозная система проще и доступнее для понимания, поскольку допускает существование противоречий с рациональным знанием. Одновременно она предоставляет человеку конкретные ориентиры и помогает в определении личного жизненного пути. Кроме того, важно, что с позиции обыденного сознания неприемлемо утверждение науки, что «вселенная никак не зависит от человека». При таком представлении люди на фоне Вселенной ничтожны и от них ничего не может зависеть ни в ее строении, ни в ее динамике. В противоположность этому в большинстве мировых религий постулируется, что Вселенная создавалась одним из человеческих чувств, что ее законы связаны с человеческой жизнью. Такое представление делает человека значимее, сильнее и ответственнее за свои поступки. Существенно, что независимо от того, верит человек в Бога или верит во что-то другое, всякий, отбрасывающий веру в широком ее смысле, перестает ощущать свою ответственность перед людьми, обществом и чем-то высшим.

Состояние веры позволяет человеку полно и безоговорочно принять картину мира данной веры, соответствующие ей сведения, а также свои представления и умозаключения, которые в дальнейшем выступают основой его «Я» и определяют его поступки, суждения и нормы [7]. Вера в широком смысле — это психическое состояние, усиливающееся в ситуации возрастающей неопределенности ситуации, в обстановке дефицита точной информации о достижимости поставленной цели, но при условии, что существует возможность для успешного действия и об этой возможности человеку известно. Другими словами, вера (как надежда) — это следствие необходимости иметь знание там, где оно почему-либо невозможно. Тогда более приемлемым для человека становится принятие недоказанного объяснения как истинного. В таком понимании вера выступает как предварительный результат работы сознания, которое формирует представления человека о связях и отношениях этого мира и о месте человека в нем. Научное построение непротиворечивой картины мира опирается как на механизмы познания и предвосхищения, так и на работу системы психологических защитных механизмов.

В своей первоначальной форме вера — это эмоционально окрашенное переживание или состояние, представленное в сознании, которое выступает для личности как событие собственной жизни и поэтому обладает для нее внутренней достоверностью. Благодаря ощущению субъективной достоверности религиозный и мистический опыт так авторитетен для причастных к нему, что любое опровержение его с помощью рациональных доводов неэффективно. Б. Рассел считал веру особым проводником между чувством и знанием, своего рода трансформатором, преобразующим умственную энергию (знание) — в энергию душевную [1]. Таким образом, веру можно отнести и к области чувств, и к области познавательных процессов, поскольку разум действует на чувства не прямо, а через веру. (Парадокс в том, что можно не знать, но верить, и можно знать, но не верить.)

Вера есть у каждого человека, и людей, абсолютно ни во что не верующих, не бывает. Любой ученый, для того чтобы сделать какое-то открытие, сначала должен быть убежден, что это возможно, т.е. верить, что эта дорога его куда-то приведет. Для продолжения усилий должна присутствовать вера в прогресс и известные закономерности. В таком понимании вера — необходимое условие достижения знания.

В английском языке четко различаются теоретическая вера в то, что нечто есть (belief), и религиозная вера (faith). И та и другая веры опираются на факты. Однако если вера в науку, ее гипотезы, связывающие идеи и выводы, остается в пределах на данный момент установленного достоверно, то религиозная вера имеет центром своих интересов область непознаваемого (метафизического) и распространяет зависимости сверхъестественного на всю природу [9]. В некотором смысле наука и вера — дополнительны, их взаимная связь — важный фактор, способствующий развитию цивилизации и прогрессу человечества. Образно говоря, наука находится на вершине сознательного построения знаний о мире, а религия — на вершине их бессознательного, интуитивного постижения. Их взаимодействие движет духовное развитие человека, поскольку для него необходимы как логическая точность науки, так и пророческая метафоричность религии [1].

Значение религиозной веры для человека

Потребность в религии присуща самой природе человека, знания не заменяют ему религию, поскольку вера — дело не столько разума, сколько чувств и интуиции. Вера сочетает сознание с подсознанием, волю с непроизвольностью, то есть неконтролируемостью собственных проявлений психики. Именно неконтролируемость части своих чувств и поступков пробуждает у человека переживание зависимости и страха, так как воспринимается им как деятельность сверхъестественных, чуждых сил. Такое ощущение связано с тем, что вера базируется на врожденном фундаменте архетипов, или структурных элементов коллективного бессознательного — самых мощных внутренних резервов человека. Их вторжение в психику человека принудительно меняет его поведение и в то же время оставляет у него впечатление, что он сделал это по своей воле.

Вместе с тем религиозная вера как определенная система действий и переживаний обеспечивает человеку равновесие душевной жизни, которое спасает его внутренний мир от себя самого, от таящегося в нем хаоса и водворяет мир и умиротворение в его душе. При этом у многих верующих возникает ощущение вездесущности Бога, его постоянной близости. Такие ощущения особенно значимы для тех, кто страдает, испытывает чувство одиночества, потери опоры и остро нуждается в помощи [1]. Вера в Бога конструирует пусть упрощенный, но наполненный смыслом мир, порождающий положительное эмоциональное переживание. Эмоциональная и внушающая сила религиозной веры связана с тем, что она обращена к самым значимым потребностям личности. Дело в том, что для большинства людей самыми важными являются не знания и представления, вскрывающие механизмы реальных процессов мироздания, а цели и смыслы, ради которых человек живет и за которые готов умереть. Этим требованиям и отвечают нормы веры, которые с течением времени превратились в социальные нормы и теперь во всем мире определяют культурный смысл ценностей, понимание морали и существо социальной справедливости.

На уровне личности влиянию веры способствует феномен «социального импринтинга». Показано, что вплоть до младшего подросткового возраста общественный контекст развития личности, традиции, социальные и языковые стереотипы окружающей среды впитываются, проникают в психику ребенка и подростка настолько глубоко, что такое влияние сопоставимо с воздействием врожденных индивидных свойств человека. Начиная с детского возраста и всю последующую жизнь человек опирается на традиции своего народа, думает по правилам организации родного языка и пользуется усвоенными в детстве метафорами [3]. Из этого следует, что независимо от того, верили в Бога родные и близкие ребенка или нет, ходили в храм, или нет, — существенное значение имеют не эти факты, а то, к какой религиозной культуре принадлежало окружение ребенка, какие религиозные традиции и культурные стереотипы он отражал.

Религиозные представления, обладающие величайшей эмоциональной и внушающей силой, у всех людей в какой-то степени неосознанно присутствуют. Например, к ним относится представление о существовании кроме Земли — Царствия Божьего, в котором исчезнут болезни, голод, смерть и воцарятся любовь и благоденствие. Или представление о том, что смерть — не окончательное событие, а переходное состояние к раю или аду, что смерть — это рождение в вечную жизнь. Кроме врожденных норм и усвоенных с детства внутренних опор морали, развитие нравственности укрепляется участием человека в обрядах и ритуалах. Именно они упорядочивают личное и общественное поведение, способствуя тому, чтобы в определенные моменты жизни члены общества совместно пережили, прочувствовали и осознали свою общность. Пробуждая определенные чувства посредством переживаний, ритуалы закрепляют общепринятые нормы поведения, передают традиции из поколения в поколение и приобщают детей к традициям поведения взрослых.

Сильные стороны религиозной морали и этики — это наличие ответов на фундаментальные вопросы, волнующие человека [8]. Например: как вести себя с умирающим? Сказать ли ему о том, что он умрет? Как утешать родственника умершего? Когда его еще надо лечить, а когда — уже отпустить? Есть ли жизнь после смерти? Причем ответы в религии не только имеются, но они достаточно простые. Поэтому вера и может выступать как инструмент, позволяющий понимать события (неизбежность смерти) и устанавливать их связь с «нормальной ситуацией» (все смертны). Способность упростить ситуацию и в упрощенной форме организовать ее восприятие обеспечивает возможность противостоять хаосу и конструировать наполненный смыслом мир (надо жить). Ведь когда человеку все становится понятно, то у него снижается тревожность и возникает положительное эмоциональное переживание.

История свидетельствует, что с течением времени каждая мировая религия выработала и тщательно формализовала ответы на выдвигаемые жизнью главные, коренные вопросы, Так укреплялись устои веры, на которых базируется человеческая культура и наука. В современных условиях все мировые религии, сохраняя себя, стремятся найти такие формы своего проявления, которые позволили бы им войти в резонанс с современными культурными запросами каждого человека. Потребность и возможность реализации такого резонанса базируется на существовании «зоны иррациональности» у каждого человека. Она формируется в результате эмпирического обобщения событий, не противоречащих личному и человеческому опыту, что и позволяет его принять, оставаясь на научных позициях.

В настоящее время существует многообразие вер, которое может быть включено в культуру как ее непременный элемент. При этом разнообразие религий позволяет каждому найти ту ее форму, которая больше всего соответствует его потребностям и заложенным в его душе подсознательным задаткам [1]. Тем самым принадлежность к некой вере дает человеку нормы, традиции, обряды и принятые ею образцы поведения. В контексте данной статьи важно подчеркнуть, что в той мере, в которой человек разделяет глубинные символы веры, он обретает в них опору в самые опасные и тревожные моменты жизни. В этом случае вера создает для его психики массированную защиту, помогающую переносить испытания без разрушения личности. Кроме того, представления религии предлагают человеку совокупность идеалов, следуя которым он может не только понять смысл своего существования, но и направить свою жизнь к значимой цели.

Анализ клинических случаев оказания кризисной психологической помощи в ситуации переживания утраты с опорой на психологию веры

Случай Арины. Арину, 4,5 лет, на прием к психологу привели мать 26 лет (продавец) и бабушка 61 года (пенсионерка). Повод для обращения — трагическая смерть отца Арины и беспокойство за состояние девочки. При знакомстве девочка легко вошла в контакт и сообщила, что живет вместе с мамой Галей, папой Антоном и бабушкой Верой, а в деревне есть прабабушка Аня и котик Мурзик. Она ходит в детский сад, и ей там нравится.

В отсутствие дочери мать рассказала, что неделю назад ее муж погиб в автокатастрофе. Детали трагедии неизвестны, ведется следствие. Арине о смерти отца не сказали, объяснили, что он «не едет домой, потому что у него машина сломалась», на похороны ее не взяли. Затем придумали и сообщили, что «папа больше не приедет, он теперь на небе, превратился в звездочку и будет с неба звездочкой светить». Арина к отцу была очень привязана («они с папой всегда обнимались, визжали и бесились»). Мать сообщила, что дочь раньше была веселой, а теперь «неадекватная, может разнервничаться, кричит, что хочет к папе, плачет». Арина носит на руке браслет, который подарил отец и говорит: «Если пошептать, то папа услышит. Буду спать на папиной подушке». Когда пришел брат отца, подросток 15 лет, бросилась к нему, обнимала, долго не отпускала. Вся семья в горе.

В присутствии мамы и бабушки психолог предложила Арине рисовать и сочинять истории [6]. На первом рисунке «Автопортрет» девочка изобразила себя в полный рост. С опорой на вопросы психолога рассказала, что здесь она «в детском саду, настроение у нее стеснительное, ей хочется поиграть с Викой и Темой». На втором рисунке, «Социограмма семьи», Арина в одном горизонтальном ряду изобразила кружками бабушку, отца, мать и себя. Ниже под своим кружком поместила кружки братьев отца и матери — подростков 15 и 12 лет. Рисунок показывал, что Арина считает отца обязательным членом своей семьи. Однако на вопрос, где сейчас ее отец, девочка ответила, что он — «на небе, теперь он Звездочка».

Психолог предложила Арине поговорить со Звездочкой-папой (задание «Разговор с папой») и на одном листе бумаги нарисовала землю и стоящую на земле девочку: «Вот ты здесь как будто на земле стоишь и разговариваешь с папой-Звездочкой». Потом на другом листе бумаги изобразила небо и в небе звезду: «А здесь у нас с тобой будет небо и папа-Звездочка в небе».

Далее состоялся диалог дочери с отцом, который фиксировался психологом. Слова Арины записывались на листе, изображающем Землю (земной мир, мир живых), слова папы-Звездочки — на листе, изображающем Небо (небесный мир, мир умерших).

Психолог (П.): Вот ты тут, как будто на земле стоишь. Что ты хочешь сказать папе-Звездочке?
Арина (А.) (мгновенно, не задумываясь): Мой любимый папа, ты красивый, ты всегда меня любишь. Я по тебе скучаю. И ты мой любимый.
П.: Папа-Звездочка как будто слышит твои слова, слышит, что ты это говоришь (дословно по записи повторяет все то, что сказала Арина). Что папа-Звездочка скажет с неба тебе в ответ?
А. (не задумываясь): Я тебя тоже люблю. Риночка, прости меня, я на небе. И Галя прости, и Вера прости, и бабушка Аня прости. Что я превратился в Звездочку.
П.: Папа-Звездочка тебе отвечает (дословно повторяет «слова отца»). Ты ему что скажешь?
А.: Папа, я хочу, чтобы ты снова приснился мне ночью. Когда же ты прилетишь? И тапки привезешь? Я хочу тебя обнять. И не ругай меня, что я без тапок.
П. (повторив сказанное Ариной): А папа-Звездочка что на это скажет?
Арина не знает, что ответить.
П.: Папа-Звездочка с неба говорит: «Я тоже хочу тебя обнять. Но не могу»?
А: Говорит: «Я тоже хочу тебя обнять, но не могу. Я от тебя письма буду ждать».
П.: Что ты ему ответишь?
А.: Я тебе письмо пишу.
П. (повторив все эти слова): Что он тогда скажет?
Арина не знает, что ответить.
П.: Он говорит: «Я на тебя с неба буду смотреть»?
А.: Я на тебя с неба буду смотреть. И добра тебе желаю.
П. (озвучив ее слова): Ты что ему в ответ скажешь?
А.: Я хочу тебя обнять и в щечку поцеловать. Ты меня любил.
П. (повторив ее слова): Еще папа-Звездочка что-то скажет тебе?
Арина не знает, что ответить.
П.: «Ты моя любимая дочка»?
А.: Ты моя любимая дочка. Машина сломалась, я с неба не могу уехать.
П.: У него машина сломалась, он с неба не может ехать! Что-то еще скажешь папе?
А.: Я тебя люблю.

Психолог еще раз прочла весь диалог, похвалила девочку и дала заключительное задание — сделать рисунок «Я такая довольная, такая счастливая». Арина изобразила собачку. С опорой на вопросы психолога рассказала, что ей подарят собачку по имени «Ласка». Она будет давать собачке «корм, мясо, кости». Будет гладить «по пузику, спинке, по головке». Говоря про собачку, раскраснелась, выглядела удовлетворенной и оживленной одновременно. Во время разговора психолога с Ариной мать и бабушка никак в него не вмешивались, но тихо плакали.

Психолог похвалила девочку за работу и с ней попрощалась. Далее состоялись индивидуальные беседы с матерью и бабушкой. Для обеих женщин в работе психолога с Ариной эмоционально значимым моментом оказался переход от задания «Разговор с папой-Звездочкой» к заданию «Я такая довольная, такая счастливая». Они полагали, что на последнем рисунке серии Арина изобразит возвращение отца с неба, а не собачку Ласку. Появление собачки убедило женщин, что девочка поверила в придуманную историю о том, что ее отец превратился в Звездочку, живет теперь на небе и не может обратно на Землю приехать. Отреагировав в работе с психологом напряжение, связанное с отцом, девочка спонтанно переключилась на другие актуальные для нее темы.

Членам семьи был дан ряд рекомендаций. Разговаривать с Ариной об отце, когда у нее возникнет такая потребность. Повесить в комнате фотографию отца, чтобы в памяти сохранился его светлый образ. Не пугаться, если, вспоминая отца, девочка будет плакать, в этот момент ее обнимать, горевать вместе с нею. Постараться постепенно привести ее к мысли, что «папа превратился в звездочку и живет на небе, потому что умер». Летом в теплый солнечный день взять с собой на кладбище на могилу отца, положить цветы, вспомнить о папе, рассказать, как он ее любил, как потом умер, его похоронили, он превратился в Звездочку, улетел на небо, теперь там живет и оттуда смотрит на дочку.

Также было рекомендовано по возможности организовать общение Арины с подростками, братьями отца и матери, к которым она сейчас тянется и которых включила в социограмму семьи как ее значимых членов.

Обращение к психологу — по необходимости.

Данный пример показывает, как в ситуации стресса, связанного с внезапной и трагической смертью, родственники говорят 4-летней девочке, что отец больше к ней не приедет, «он превратился в Звездочку и теперь будет жить на небе». Таким образом, для объяснения ребенку взрослые неосознанно используют религиозное представление о существовании двух миров, земного и небесного, в которых раздельно существуют живые и умершие. На сеансе, в процессе интимного, доверительного общения, психолог укрепляет эту позитивную иллюзию, отобразив данные миры на рисунках и реализовав диалог между девочкой, находящейся в земном мире, и ее отцом-Звездочкой, оказавшемся в мире небесном. Девочка включается в совместную с психологом замещающую деятельность — воображаемый разговор с папой-Звездочкой. При этом она получает возможность реализовать свое запретное желание и поговорить с папой, в то время как в повседневной жизни это сделать невозможно. Разговор существенно снижает ее внутреннее напряжение и стабилизирует эмоциональное состояние.

Такой воображаемый диалог можно рассматривать как своеобразный ритуал, который психолог целенаправленно разворачивает, регулируя уровень напряжения, активизируя глубинные переживания клиента и формируя у него особое состояние концентрированного внимания и возбуждения. Благодаря этому повышается внушаемость клиента, его подражательное поведение и импульсивность. Возникшее психическое состояние еще долго сохраняется, способствуя закреплению пережитых чувств, образов и идей. С психологической точки зрения любой ритуал — это не только форма коллективного общения и коллективных переживаний, но и процедура, с помощью которого можно воздействовать на значимые для человека объекты. Так, в траурных церемониях песни оплакивания как бы воплощают тяжелое чувство скорби и объединяют человека в скорби с другими, тем самым облегчая начальный этап выхода скорби из души страдающего [1].

Случай Николая. К психологу обратился Николай, 31 г. (юрист). Поводом для обращения стало самоубийство его отца. На первом сеансе клиент рассказал, что проживал в трехкомнатной квартире вместе с женой, сыном 2-х лет, отцом 55 лет, матерью 52 лет и бабушкой 77 лет. В соседнем доме жила семья младшего брата. В начале перестройки все родственники переехали в Санкт-Петербург из Кабардино-Балкарии. Отец Николая, глава семейства, раньше по характеру был сдержанным, жену и детей любил, но нежностей не проявлял. До переезда работал в ГАИ, имел широкий круг знакомств, пользовался уважением. На новом месте занялся бизнесом, однако неуспешно. Стал раздражительным, депрессивным, скучал по прежней жизни, постоянно «копался» в прошлом. Пять лет назад перенес инфаркт, долго «не мог восстановиться». Потом себя «пересилил», стал председателем правления садоводства, строил дом на дачном участке.

Ситуация дестабилизировалась, когда умер дед Николая по линии отца. Дед и бабка Николая около года назад переехали в Санкт-Петербург по причине ухудшения здоровья и стали жить с его семьей. Дед страдал от онкологического заболевания, в больницу его не взяли, и он тяжело умирал на глазах сына, внука и других родственников. Отец Николая болезненно переживал эту смерть, многое «перенес на себя», стал мнительным, пессимистичным: «Не дай Бог мне дожить до такого состояния». В последний месяц жизни отдалился от родственников, «загонял себя в тупик, принимал антидепрессанты, пил». Очень боялся старости. Дом торопился достроить: «Мне недолго осталось». Три недели назад отец Николая днем ушел из дома, сказал жене, что в магазин. Через два часа позвонил: «Все, прощай». Мать бросилась к Николаю: «Хватай брата, езжайте в садоводство!» От дома до дачного кооператива езды — 30 минут. Сначала поехали в правление, потом на участок. Отца нашли застрелившимся в сарае. На верстаке лежали водительское удостоверение, документы на машину и записка: «Простите. Живите дружно, берегите друг друга…»

Николай: «Когда понял, что произошло, от злости орал: “Что ты сделал?” Обида была за маму. Жалко было себя, брата, внуков. Чувство вины — надо было сразу ехать на участок, а не в правление, может, еще и спасли бы. Потом пришла печаль… Мать сейчас отвлекается на работу, меня успокаивает. Брат пошел к священнику… Я не могу понять: как он мог пойти на это? Как мог так поступить со своими родными? Что мне делать сейчас, чтобы начать жить, как прежде? Как поддержать маму?»

Психолог провела экспресс-диагностику семейных отношений с помощью проективной методики «Семейная социограмма». По инструкции: «Нарисуйте, пожалуйста, в этом круге себя и других членов своей семьи в виде маленьких кружков» — Николай первоначально изобразил расширенную семью. В верхней части круга нарисовал в один ряд бабушку и умершего дедушку (родителей отца), под ними в одном ряду — своих отца и мать, под ними в один ряд — себя, жену и чуть в стороне — брата и его супругу, в самом нижнем ряду — внуков (сына и детей брата). Рисунок позволил выдвинуть две гипотезы: 1) семья Николая по своей структуре была патриархальной, 2) Николай не принял смерти не только покончившего самоубийством отца, но также умершего 7 месяцев назад деда.

По второй инструкции: «Теперь нарисуйте в круге только тех родственников, с которыми Вы сейчас проживаете вместе» — Николай в верхнем ряду изобразил мать и бабушку, под ними — себя и жену, ниже всех — своего сына. Наибольшими по размеру кружками были изображены мать и бабушка. Рисунок позволял предположить, что после смерти деда и отца Николай воспринимает мать и бабушку как наиболее значимых членов семьи. Он делегирует им власть и, оставшись в семье единственным взрослым мужчиной, не принимает на себя роль главы семейства.

При совместном обсуждении социограмм для Николая важным стало осознание того, что он привык занимать в семье подчиненное положение, безоговорочно признавать авторитет отца и старших. Возврата к прежней жизни теперь быть не может, и это усиливает его депрессивные переживания и тревогу перед будущим. На втором сеансе, через 10 дней, Николай рассказал приснившийся накануне сон: «Сидим вокруг стола. С одной стороны — я, брат, мать и моя жена. С другой — Он (отец). Вдруг я понимаю, что Он умер, задаю вопрос: “Как ты, папа?” Он: “Сейчас у меня другая семья, другая жена, другие дети”. И я их вдруг вижу за столом, с его стороны. Один сын похож на меня. Он: “Меня не ищите, я живу другой жизнью. Пришел с вами только попрощаться”. — Я: “Так мы же в сарае тебя нашли…”. Он: “Это инсценировка. Я живу с другой семьей”».
Психолог: Что этот сон для Вас означает?
Николай: Человек пришел попрощаться. Умер и ушел в другой мир, в другую жизнь. Остается вопрос: как мне жить дальше? Как заменить его в тех отношениях, где он был участником?

Психолог попросила Николая нарисовать стол, за которым он во сне увидел членов семьи. Клиент в центре горизонтально расположенного листа бумаги изобразил овальный стол и разделил его вертикальной линией на равные левую и правую половины. В левой части рисунка над столом кружочком изобразил отца, рядом с ним, но в правой части, — мать. Далее в правой части рисунка ниже матери вокруг стола последовательно изобразил себя, брата, жену. На вопрос, где он во сне увидел другую семью отца, — пометил ее точками в отдалении от стола, в левой верхней части рисунка.

Психолог (П.): Похоже, Вам приснилось, что Вы, мать, брат и жена находитесь в одном мире, а умерший отец с его новой семьей — в другом мире. Если бы Вы могли задать из своего мира отцу вопрос, что бы Вы у него спросили? Пишите.
Николай (Н.) (пишет в правой части листа): Ты где?
П.: Отец как будто это слышит: Ты где? Что он на это отвечает?
Н. (пишет в левой части листа): В другой семье комфортно, понимают.
П.: В другой семье комфортно, понимают. Что Вы еще хотите спросить?
Н. (пишет): Ты в аду или в раю?
П. (озвучивает написанное): Что вам отец ответит?
Н. (после долгой паузы, пишет): Не в аду.
П. (повторяет написанное): Что еще хотите спросить?
Н. (пишет): Зачем ты это сделал, папа?
П. (повторяет написанное): Что он ответит?
Н. (пишет): Меня не понимали. В семье, на работе…
П. (озвучив написанные слова): Что в ответ скажете?
Н.: Это не аргументы.
П. (повторяет): Что он ответит?
Н. (пишет): У меня свои аргументы.
П. (еще раз озвучив весь диалог): Что Вы еще ему хотите сказать?
Николай не может сформулировать мысль, видно, как его переполняют противоречивые чувства.
П.: Например, можно сказать, как Вам больно, тяжело, одиноко, печально без него. Как Вы его любили… Как сожалеете, что не понимали его переживаний и просите прощения.
Н. (пишет): Нам так без тебя больно.
П. (озвучивает эти слова и говорит): Что скажет отец, когда это услышат?
Н. (пишет): Простите меня. Берегите друг друга.
П. (повторяет его слова): Что Вы ему скажете?
Н.: И ты нас прости. Прости меня, что я поехал в правление, а не на участок.
П. (повторяет его слова): Что скажет отец?
Н. (пишет): Сочувствую вам.
П. (озвучивает эти слова): Еще что-то хотите спросить?
Н.: Как мы без тебя?
П. (озвучивает написанное): Что он ответит?
Н. (после паузы пишет): Придется взрослеть.

После завершения воображаемого диалога с отцом психолог рассказала Николаю, что человек может переживать два типа кризисов: в первом случае есть шанс разрешения ситуации и возвращения к прежнему образу жизни; во втором — разрешение кризиса требует кардинального изменения жизни, ее нового осмысления. Далее попросила сделать рисунки «Я до самоубийства отца» и «Я сейчас». На первой картинке Николай изобразил ромашку, на второй — кактус и объяснил возникшие у него образы. Ромашка — «красивая, вкусно пахнет, беззаботная», кактус — «серьезный, задумчивый, колючий».

Психолог нарисовала над кактусом солнце, тучку с дождиком и предложила вообразить, каким этот кактус станет в будущем. Николай изобразил тот же самый кактус, но уже большой, и дал ему характеристики: «спокойный, сильный заботливый, добрый». Психолог спросила, о ком заботится большой кактус, к кому проявляет доброту? Николай нарисовал на кактусе цветы, рядом — бабочку и ответил, что кактус на самом деле не колючий, а цветущий, на нем могут отдохнуть бабочки. Потом пририсовал, как на верблюде к кактусу подъехал «усталый путник», чтобы «спрятаться в тени и напиться кактусового сока…».

При совместном подведении итогов работы были акцентированы идеи, что отец сейчас «в другом мире», ему «комфортно с другой семьей», надо «уважать его аргументы». Николаю необходимо повзрослеть, научиться брать на себя ответственность за семью, ему опасно оставаться «беззаботной ромашкой», быть «цветущим, спокойным, сильным, заботливым кактусом» — для его будущей жизни состояние более адекватное. Больше клиент к психологу не обращался.

Данный пример иллюстрирует, как происходящий из патриархальной семьи клиент после самоубийства отца приходит в смятение, не понимая, как жить дальше. На сеансах у психолога в специально организованных условиях ему удается сформулировать актуальные для себя вопросы, адресовать их умершему отцу, найти удовлетворяющие ответы, а также реализовать процедуры взаимного прощения и прощания.

Сон, который клиент увидел после смерти отца, обнаружил его веру в существование «другого мира». Этот мир во сне символизировала «другая семья отца», в которой один из сыновей был «похож» на клиента. Такое сновидение базируется на неосознанном представлении о смерти как рождении в новую жизнь, «где комфортно и понимают». Психолог использовала арт-терапевтические техники для условного разделения миров «живых» и «умерших», организовала и суггестивно направляла диалог между клиентом и ушедшим в «другой мир» отцом. Последующий «вывод» клиента из мира психотравмирующих переживаний в мир позитивного будущего укрепил его защитную иллюзию о благополучии отца в другом мире и оправданности «аргументов» уйти туда. Существенным моментом работы стало формирование у клиента установки на неизбежность взросления, необходимость принятия ответственности за себя самого и семью, что было реализовано с опорой на воображаемое предписание отца («придется взрослеть»). Важным техническим аспектом работы психолога с Николаем явилось использование письменной речи, которая создавала иллюзию безопасного выражения мыслей и чувств.

В обоих рассмотренных случаях психологическая коррекция отрицательных эмоций, связанных с переживанием утраты, была основана на целенаправленном использовании механизмов психологической защиты: сублимации, катарсиса и отчуждения. Сублимация — это замена инстинктивного действия по реализации цели иным действием, которое не противоречит высшим социальным ценностям. Через рисунок и рассказ клиент на основе сублимации может отразить страх смерти, горе утраты, осуществить процедуру оплакивания и прощания. Катарсис — это защита, связанная с таким изменением ценностей, которое приводит к ослаблению влияния травмирующего фактора. Поскольку изменения в структуре ценностей происходят только под воздействием мощного эмоционального напряжения, постольку катарсис несет с собой очистительный эффект и облегчение. В процессе достаточно интимного арт-терапевтического разговора между фигурами «живого» и «умершего» такой диалог по механизму катарсиса приобретает для реализующего его клиента форму исповеди. Это создает условия для разрядки самых глубоких и травмирующих переживаний. Через исповедь (покаяние) прошлое как бы стирается, вычеркивается, что в результате не только облегчает состояние человека, но делает его чище и добрее. Эффект исповеди достигается как результат повторного переживания поступков, воспринимаемых как «греховные», и осознания путей для совершения поступков «праведных». Создание психологом специальных условий для разговора «умершего» с «живым», их взаимного примирения и прощания несут клиенту утешение и надежду, тем самым стабилизируя его состояние.

Отчуждение — защитный механизм, связанный с отделением чувства от ситуации, отстранением «Я» от той части личности, которая провоцирует непереносимые переживания. Отражение на рисунках мира «живых» и мира «умерших» позволяет клиенту выйти за пределы психотравмирующей ситуации и взглянуть на нее со стороны. Тогда он может увидеть фигуры «живого» и «умершего» в разных «мирах», отделенными друг от друга. Диалог между этими фигурами, реализуемый клиентом и озвучиваемый психологом, укрепляет веру в то, что «умерший» теперь в одном мире, а «живой» — в другом. «Умершему» в его мире комфортно, он любит живого, желает ему добра, прощает, просит простить и т.д. Ответные слова прощения и благодарности в адрес «умершего» порождают у клиента состояния утешения и надежды. Так на основе разделения когнитивных и эмоциональных элементов переживаний инициируется процесс постепенного отсоединения переживающего утрату клиента от значимой фигуры из прошлого — его «психического двойника».

Заключение

Целью данной статьи явилось теоретическое обоснование и эмпирическая проверка авторских техник оказания краткосрочной кризисной психологической помощи по совладанию с переживанием утраты близкого с опорой на психологию веры. По мнению авторов, в кризисной ситуации психологическая интервенция должна быть направлена на стабилизацию эмоционального состояния, укрепление личностных ресурсов клиента путем усиления или перестройки некоторых форм его психологической защиты для формирования позитивных иллюзий.

Веру можно рассматривать как связующее звено между наукой и религией. Состояние веры позволяет человеку безоговорочно принять какие-либо сведения, события или собственные представления, которые в дальнейшем могут стать основой его «Я» и определять ряд его поступков, суждений, отношений. Такие глубинные изменения возможны вследствие того, что принадлежность к некой вере позволяет активизировать у личности определенные представления, нормы, традиции и принятые образцы поведения. Такая активизация имеет особое значение для изменения отношения человека к смерти. Принятие в ситуации переживания утраты на веру ряда представлений и умозаключений создает для психики массированную защиту, позволяющую выдержать испытание без разрушения личности.

В статье представлены два клинических примера, показывающих, как целенаправленное использование арт-терапевтических техник условного разделения миров «живых» и «умерших», построение направленного суггестивного диалога между клиентом и умершим близким с последующим переводом клиента в мир позитивного будущего укрепляют веру (защитную позитивную иллюзию) клиента в существовании умершего в другом мире и тем самым способствуют отсоединению от него.

Литература

1. Грановская Р.М. Психология веры. — 2-е изд., перераб. — СПб. [и др.]: Питер, 2010. — 480 с.
2. Грановская Р.М. Психологическая защита. — 2-е изд. — СПб.: Речь, 2010. — 472 с.
3. Мельникова А. Язык и национальный характер. — СПб.: Речь, 2003. — 317 с.
4. Никольская И.М. Кризисная психологическая помощь детям и психологическая защита // Мед.-биол. и соц.-психол. пробл. безопасности в чрезв. ситуациях. — 2012. — № 1. — С. 97–104.
5. Никольская И.М. Кризисная психологическая помощь в совладании с переживанием утраты // Психология стресса и совладающего поведения: материалы III междунар. науч.-практ. конф. — Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2013. — Т. 2. — С. 202–204.
6. Никольская И.М. Метод серийных рисунков и рассказов в кризисной психологической помощи / Оказание психологической и психиатрической помощи при чрезвычайных ситуациях: учеб. пособие / Агазаде Н.В., Никольская И.М., Добряков И.В. [и др.]. — Бишкек: Папирус-Print, 2013. — С. 310–339.
7. Психология: cловарь / под ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Политиздат, 1990. — 494 с.
8. Антоний Сурожский, митрополит. Что делать у постели умирающего? — СПб.: Сатисъ, 2005. — 32 с.
9. Философский энциклопедический словарь. — М.: Инфра-М, 1999. — 576 с.
10. Фрейд З. Печаль и меланхолия / Основные психологические теории в психоанализе. Очерк истории психоанализа: сборник. — СПб.: Алетейя, 1998. — С. 211–231.

Источник: Никольская И.М., Грановская Р.М. Психология веры как основа кризисной психологической помощи в совладании с переживанием утраты // Вестник психотерапии. 2014. №49 (54). С. 39–58.