4
Если не считать гула винтов, вертолет двигался совершенно бесшумно. Рома, полулежа в кресле, управлял им с помощью одного рычага, но у меня сложилось впечатление, что он мог бы и вовсе ничем не управлять. «Колибри» превосходно дошел бы на автопилоте. Модест Матвеевич сидел, съежившись, на заднем сиденье и старался не смотреть по сторонам. Он бы зажмурил глаза, если бы не боялся этого сделать. Для меня его поведение представляло загадку, потому что я-то как раз смотрел во все глаза, хотя внизу по большей части была сплошная зелень. Ойра-ойра передал мне гарнитуру с наушниками и ларингофоном и теперь мы могли разговаривать.
— Мы же в Соловце, верно? — спросил я его.
— Разумеется, — откликнулся Роман.
— А где же дома? Магазины? Учреждения? Институт?
— Если ты о жилых домах и прочем, то видишь вон те черточки на горизонте?
Я всмотрелся и увидел тонкие линии, которые поднимались от земли и терялись в редких облаках.
— Вижу. Что это?
— Жилые микрорайоны, — ответил старый друг. — Один дом — один микрорайон. Там тебе и квартиры и ясли с детскими садами и местный Совет и салоны красоты и бассейны с теннисными кортами и кафе... А вот магазинов сейчас нет, есть Линия Доставки.
Мысленно прикинув высоту каждого такого сооружения, я с трудом проглотив ком, образовавшийся в горле.
— Сколько же в них этажей?
— Тысяча в каждом.
— Пока поднимешься или спустишься, можно успеть познакомиться с девушкой, жениться, родить детей, вырастить их и...
Ойра-Ойра усмехнулся, давая понять, что оценил шутку.
— Магнитная левитация, — сказал он. — Кабина лифта герметична и движется в вакууме... Тысячаэтажники — это пустяки. Ты еще не видел космических лифтов! Вот это башни — они высотой в десятки тысяч километров.
— Погоди, я еще и тысячаэтажные здания в голове не уложил.
— Хорошо, не будем спешить, — проговорил Роман. — А что касается института, то он под нами!
— Я вижу только деревья, дорожки, фонтаны...
— Ну да, он под ними... В смысле — под землей. А на сколько километров, не скажу, сам понимаешь — это же НИИЧАВО.
— Ничего не понимаю... — пробормотал я. — Зачем же его было прятать под землю?
— Такова нынешняя тенденция в организации обитаемого пространства, — проговорил он. — Заводы, фабрики, склады, институты — все утилитарное, кроме жилья, упрятано либо под землю, либо вынесено за ее пределы. Скажи спасибо, что нас на Луну не перенесли. Как выяснилось за пределами Планеты магия ослабевает и практически сходит на нет уже на орбите Венеры или Марса. Так что наш мирок пока единственный, где востребована наша профессия.
— Ну ладно, в конце концов, вам, людям будущего, виднее, — сказал я, — но... каково это работать под землей, не видя ни солнца, ни облаков, ни птичек всяких?
— А вот сейчас прилетим и увидишь!
— Так мы в институт?
— А куда же? Время-то рабочее!
— Хорошо! — не стал возражать я. — Посмотрим, какой у вас ныне Вычислительный Центр, хотя бы. Небось «Алдан девять тысяч», высотой с десятиэтажный дом. Вернее — глубиной.
— Боюсь, что вынужден тебя огорчить, дружище, — виновато произнес Ойра-Ойра.
— Что — меньше десяти?
— Существенно меньше.
— Пять? Три? Один?
— У каждого на столе свой ВЦ сейчас: терминал, экран, клавиатура, и все это связано с БВИ — Большим Всепланетным Информаторием — кибернетической библиотекой, универсальным средством связи, хранения и переработки данных.
— Ого! Вот это у вас масштабы, — чувствуя, что уже устаю удивляться, проговорил я. — Выходит, моя профессия отмерла?
— Нет, почему же, программисты всегда нужны, — дипломатично произнес Роман. — Правда, большинство программ пишут сами машины, но там где требуется творческий подход, без человека не обойтись.
— И на том спасибо!
«Колибри» пошел на снижение и опустился на ничем не примечательной с виду поляне. Точно такой же, откуда и поднялся. Хотя, судя по показаниям приборов, мы отмахали километров пятьдесят. Драмба выбрался из грузового отсека, вместе с колченогим столом и «МВ-1». Камноедов несколько минут сидел неподвижно, потом нехотя тоже вышел из кабины. Он выглядел так, словно его привезли на суд. И эта моя догадка оказалась не далека от истины.
5
Поляна оказалась с сюрпризом. Едва мы покинули вертолет, как часть ее поднялась вверх, образовав полый прозрачный цилиндр метра три в диаметре. Робот внес в него машину времени, вместе со столом. Люди вошли самостоятельно. Послышалось тихое шипение и цилиндр провалился. У меня перехватило дыхание и желудок подкатил к горлу. Ощущение напоминало трансгрессию, но вызвано оно было не магией, а техническими чудесами. Видимо, это и был лифт, основанный на принципе магнитной левитации, о котором говорил Ойра-Ойра, только двигался он вниз.
Не прошло и нескольких мгновений, как мы оказались в длинном коридоре, стены, пол и потолок которого были прозрачны, а двери, выходящие в него — нет. Собственно только благодаря дверям и можно было понять, что это коридор, а не бесконечно длинная, уходящая вправо и влево стеклянная призма, пронизанная солнечным светом. Да-да! Мы были не в глубоком подземелье, а на огромной высоте. Справа сияло солнце, слева висел бледный обмылок полумесяца, сверху небо было фиолетовым, а внизу, под ногами, голубым с белыми барашками облаков. Никогда не страдал высотобоязнью, а тут даже голова закружилась.
Камноедову и вовсе стало кисло. Видимо, он решил, что сейчас упадет и где-то очень в далеко внизу врежется всем своим солидным телом в матушку землю. Ноги товарища заведующего АХО подкосились и он потерял сознание. Хорошо, что Драмба успел подхватить. Так мы и двинулись по этому страшноватому коридору. Впереди робот, удерживающий одной могучей рукой стол с «МВ-1», а на ладони другой неся бесчувственное тело Модеста Матвеевича, позади мы, с Романом. Двери открывались и закрывались. Из них выходили люди, с веселым удивлением разглядывали нашу процессию и спрашивали не требуется ли помощь?
Мне было немного неловко за Камноедова, который оказался впечатлительным, словно кисейная барышня. Все-таки — современник! Утешало лишь то, что надписи на дверях были до боли знакомые: «Отдел Линейного Счастья», «Отдел Смысла Жизни», «Отдел Универсальных Проблем», «Отдел Технического Обслуживания». Встречались и незнакомые: «Отдел Большого Откровения», «Отдел Проблем Монокосма», «Отдел Гомеостатического Мироздания», «Отдел Неубывания Энтропии», «Отдел Прогрессорской Деятельности Странников». А вот отделов «Абсолютного Знания», «Вечной Молодости», «Оборонной Магии», «Предсказаний и Пророчеств» и некоторых других я так и не увидел.
Скорее всего мы просто до них не дошли. Потому, что открылась дверь — а все они в институте были автоматическими — и по приглашению Романа Петровича, мы вошли в «Отдел Недоступных Проблем», которым он, похоже, до сих пор заведовал. Нас мгновенно окружила стайка молодых сотрудников. Я озирался, в надежде увидеть хотя бы одно знакомое лицо. Увы, не считая завотделом, я не увидел здесь ни одного ученого старше тридцати. Само помещение отдела казалось бесконечно огромным. Повсюду возвышались какие-то совершенно мне незнакомые аппараты, а вот письменных столов было мало. Вместо них имели место какие-то уж совершенно несовместимые с рабочим местом лежаки, кушетки и даже пляжные шезлонги.
Насчет принадлежности этих седалищ я не ошибся. Потому что стояли они на песочке, который и в самом деле покрывал уходящий к далеким, отливающим серебром скалам, пляж. Изумрудная волна лизала береговую кромку, а в темно-синем небе сияли два солнца — красное и голубое. Все это можно было счесть искусно сделанным голографическим фильмом, если бы прямо при мне из воды не вышли две девицы в легкомысленных купальниках и не принялись на ходу отжимать чудесной длинны волосы. Им-то завотделом и поручил заботу о бесчувственном Модесте Матвеевиче, а меня поманил за собой. Я покорно поплелся за ним, до глубины души потрясенный произошедшими в НИИЧАВО изменениями.
Мы вошли в дверь, на которой висела табличка «ЗАВОТДЕЛОМ т. ОЙРА-ОЙРА Р.П.». кстати, дверь существовала сама по себе, вне стены. Поневоле вспомнилось определение части речи, которое сделал фонвизинский Митрофанушка. Дверь кабинета товарища завотделом явно относилась к существительным, ибо ни к чему не прилагалась. Тем не менее, когда она открылась, за нею оказался старый добрый Ромкин кабинет, в котором мы часто всей компанией сиживали, решая доступные, труднодоступные и вовсе недоступные проблемы науки и бытия вообще. Я заметил только три изменения — во-первых, здесь стоял старый добрый диван-транслятор из памятника Соловецкой старины ИЗНАКУРНОЖ. Во-вторых, на столе стоял, видимо, тот самый терминал БВИ. А в-третьих...
Продолжение следует...
Начало здесь:
Продолжение здесь: