3
Пауза затянулась. В избушке царила настороженная тишина, которая нарушалась лишь храпом Брута, расплющившего сизую физиономию о столешницу. Я уже решил было, что толку от этой компании не добьешься, и пора трансгрессировать обратно в Институт, как хозяйка Изнакурнож нехотя сообщила:
— Машина у нас сломалась, касатик... Та, что пчел к цветам приманивает...
Ага, значит, поломка электронного пчеловода все же не выдумка.
— Давайте, я посмотрю.
Наина Киевна отчетливо щелкнула артритными пальцами. Мерлин кинулся к сундуку, сорвал шаль, и притащил до боли знакомый серый металлический ящик, с тумблерами и шкалами на передней панели. Я, наконец, почувствовал себя на своем месте. Материализовав отвертку, тестер и крохотный электрический фонарик, снял заднюю стенку прибора. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять — «пчеловод» непоправимо испорчен. Запах горелой изоляции красноречиво свидетельствовал о варварском обращении с его тончайшими электронными нервами. Для очистки
совести я все-таки проверил напряжения в цепях, но стрелка на шкале
вольтметра не шелохнулась ни разу.
— Кто это сделал? — задал я вполне риторический вопрос. Синяя молния, сорвавшаяся с золотого пера, все еще пылала на сетчатке моих глаз. — Ладно... — продолжал я. — Неважно... Чего вы собственно хотели добиться от несчастного прибора?
— Цветок мы хотели найти, касатик, — испуганно-ласково объяснила гражданка Горыныч.
— Какой еще цветок?!
— Папоротниковый... Цветет он в купальскую ночь, аль не слыхал?..
— Какое невежество! — возмутился я. — Папоротники размножаются спорами и в опылении насекомыми не нуждаются!
— Эхе-хе, касатик, — отозвалась хозяйка Изнакурнож снисходительно. — В другие ночи, может, и не цветет, а на купальскую — за милую душу!
— Ну, допустим... — не стал упорствовать я. — В рамках сказочной действительности очень может быть... Но «пчеловод»-то мой помочь вам не мог ни в какой действительности! Не предназначен он для поиска цветов. Это всего лишь блок управления более сложного электронно-оптического устройства поляризации солнечного света, помогающего пчелам отыскивать родной улей. И только!
Развивать тему дальше я не стал, поставил заднюю стенку на место, дематериализовал инструменты и поднялся. Не ночевать же мне в компании отъявленных бездельников и хулиганов. К тому же — невежественных истребителей ценных приборов. Завтра утром вернусь сюда с инструментами и запчастями. А пока — прощевайте, граждане!
Я был уже у двери, как Наина Киевна пробурчала мне вдогонку:
— На пасеке он, родимый... Дожидается...
Оборачиваться и переспрашивать мне не хотелось, но я все-таки обернулся.
Соловецкие хулиганы смотрели на меня. Даже Брут поднял голову и отверз, налитые кровью зенки.
— Кто дожидается? — тихо спросил я. — Кого?
Но в ответ я услышал лишь злорадный хохот.
***
Прежде чем трансгрессировать в общежитие — в Институт, в связи с поздним временем, меня уже не пустили бы — я решил хотя бы бегло осмотреть оставленную без присмотра сеть оптических датчиков. А вдруг эти невежды и ее искалечили?
Снаружи оказалось совсем темно. Дождь не прекращался. Жаль, неважнецкий из меня маг. Будь на моем месте Амперян, он сотворил бы себе импортный дождевик. Витька Корнеев попросту вышел бы сухим из воды. Жиан Жиакомо вызвал бы локальную погодную аномалию, развеяв тучи над своей головой. А Кристобаль Хунта и вовсе презрел бы столь ничтожные трудности. У вашего же покорного слуги словно врожденный изъян. Материализовать инструменты для работы — сколько угодно, а вот сотворить что-нибудь для услаждения желудка или хотя бы для прикрытия сраму — ни-ни. Поэтому мне оставалось лишь ссутулиться, сунуть руки в карманы заношенных гэдээровских джинсов и направиться к пасеке. Я разглядел знакомую тропинку и углубился в лес, разбрызгивая лужи раскисшими кедами.
В чаще было уже по ночному темно. Фонарик в такой сырости, пожалуй, долго не выдержал бы, и чтобы не потерять тропинку, а паче того, не напороться на какой-нибудь сук, я воспользовался своими довольно скромными познаниями в научной магии. Подобрав первую попавшуюся ветку, сконцентрировал на ней малую толику атмосферного электричества, вызвав коронный разряд. Стало немного светлее. Правда, из-за этих рукотворных огней Святого Эльма, я не сразу разглядел мертвенно-синий, таинственно мерцающий свет, пробивающийся сквозь дождливый сумрак.
А когда разглядел, то словно загипнотизированный, машинально перелез через поваленную березу, сшиб трухлявый пень и очутился на краю поляны. Готов заложить свою бессмертную душу, но это была та самая поляна, на которой «знатный медосборец» устроил пасеку. Даже в подступающей ночи можно было рассмотреть раздвоенный в виде латинского «V» дуб на краю, но ни ульев, ни временного пристанища сэра Отшельниченко я не увидел. Вместо них на поляне рос гигантский папоротник, вроде тех, что питали пермских ящеров. Его черные, перистые листья были свернуты, словно щупальца глубоководного спрута, а на верхушке струил ультрафиолетовое сияние исполинский цветок.
Выглядело это растение настолько зловеще, что, признаться, мне стало не по себе. Конечно, за несколько лет работы в НИИЧАВО, я насмотрелся всякого. Чего только стоила эпопея с недоброй памяти Тройкой По Рационализации и Утилизации Необъясненных Явлений. Да я тогда чуть богу душу не отдал! Может, сие растение лишь притворяется папоротником, а на самом деле — это чудовище, прибывшее к нам из глубин Космоса. Вроде уиндемовского триффида. Поймите меня правильно. В Китежграде мне доводилось наблюдать эволюции инопланетного «блюдца», да и с пришельцем Константином, профессиональным читателем-амфибрахистом, я накоротко знаком. Посему, ужаснули меня вовсе не философские бездны, в которые, возможно, предстояло заглянуть, а вполне прозаические физические последствия этой неназначенной встречи. Что если папоротник сейчас бомбардирует меня смертоносными заряженными частицами? То-то он сияет, глазам больно... Здесь без счетчика Гейгера, хотя бы самого примитивного, не обойтись.
Счетчик я с грехом пополам материализовал. Он затрещал так, что впору было бежать с пасеки сломя голову. К счастью, я вовремя вспомнил, что чрезмерная осторожность недостойна советского ученого, тем более — комсомольца, коему пристало шагать навстречу опасности, с гордо поднятой головой, беззаботно насвистывая «Мы не Декарты, не Ньютоны мы...». Если бы меня видела сейчас ведьмочка Стелла, или хотя бы Таня Ковалева — я бы скорее сгорел от стыда, нежели от радиации. Нет, нет, любое новое явление следует сначала исследовать. Или хотя бы провести первичный визуальный осмотр. И высоко подняв факел познания — то бишь, ветку, охваченную холодным пламенем Святого Эльма, я принялся обходить папоротник. Как это часто со мною бывает, увлекшись, я не заметил, что вокруг кое-что изменилось.
Только что шумела под каплями дождя листва на деревьях, и вдруг настала тишина, словно в церкви. Над поляной, будто по колдовству, разошлись тучи, белая, как начищенный пятак, луна озарила ее театральным софитом. Вдали послышалось волчье завыванье. Позади меня раздались тяжелые шаги, на которые с глухим металлическим звоном отзывалась сама земля. Взглянув искоса, я увидел приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черных комьях грязи. Как жилистые, крепкие корни выдавались его усыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены. Только по ним я и узнал начальника канцелярии.
В обыденной жизни Хрон Монадович был довольно обыкновенным, разве что чудовищно косным, бюрократом. Ботинки фабрики «Скороход», костюм довоенного покроя, невзрачный галстук, сатиновые нарукавники, грубо вылепленное лицо. Лишь знаменитые веки выдавали его хтоническую сущность. Выбравшись из глубин малороссийской земли, гражданин Вий сделал блестящую карьеру в бесовской канцелярии, обеспечивающей связь низовых магических структур с верхними эшелонами. С годами Хрон Монадович утратил зловещее обличье гоголевского персонажа, и что Вия заставило вернуться к нему — можно лишь догадываться.
Как бы то ни было, теперь я понимал, почему компания соловецких хулиганов отсиживалась в сторожке и не рвалась сюда, к папоротнику, ибо зрелище было воистину ужасающим. Ха Эм Вий шел на «пришельца», как тореадор на быка. Руки его слепо шарили во мраке, веки волочились по земле, но начальник канцелярии не выглядел беспомощным. Вий стал самим собой — древним монстром, порождением некрогенеза, как называют некоторые ученые, эту особую предбиотическую стадию эволюции. Честно говоря, у меня не хватило бы духу встать у него на пути.
Не доходя нескольких шагов до папоротника, начальник канцелярии опять преобразился. Тощие, корнеподобные руки его вытянулись метра на два и покрылись бугристыми наростами по всей длине. Крючковатые пальцы зазмеились щупальцами. Приблизившись к «пришельцу» вплотную, Вий вонзил их в почву у основания. И без того широкие плечи Хрона Монадовича раздались. Теперь начальник канцелярии напоминал неимоверно грязного промышленного робота. Со страшным скрежетом, Вий вывернул загадочное растение из грунта. Дрогнула земля. Мертвенно-синий свет погас, но из образовавшейся ямы полилось ровное голубое сияние. На цыпочках я подкрался к яме, наклонился и увидел блестящий овальный люк, окруженный двумя рядами мерно пульсирующих огней. К этому люку и двинулся гражданин Вий, на ходу возвращаясь в прежний уныло-привычный облик. Веки его были опущены.
«Все-таки — пришельцы!» — ахнул я мысленно, и почувствовал, что наступает решительный момент. Вряд ли Хрон Монадович намеревался просто помочь пришельцам. Во всяком случае — бескорыстно. Похоже, он готовился к наложению той самой Большой Круглой Печати, о коей намекнула гражданка Горыныч. Неужто, начальник канцелярии решил заблокировать пришельцев, впредь до выяснения и во избежание? Это надо было немедленно прекратить. Хватит быть зрителем — пора действовать. И собрав волю в кулак, я вклинился между Вием и инопланетным кораблем.
— Послушайте, Хрон Монадович, — обратился я к начальнику канцелярии. — От имени научной общественности благодарю вас за оказание помощи нашим инопланетным гостям. Полагаю, будет справедливым, если мы немедленно дадим знать городским властям о произошедшем...
— Кто здесь? — грозно осведомился Вий, поворачивая в мою сторону железное, в подтеках ржавчины, лицо. Веки тошнотно мотнулись кожистыми складками.
— Привалов, Александр Иванович, — представился я. — Младший научный сотрудник НИИЧАВО.
— Зайдите позже, гражданин, — ответствовал начальник канцелярии. — Я занят.
— Я знаю, Хрон Монадович, — сказал я, борясь с мучительным желанием ретироваться. — Но как представитель научной общественности считаю своим долгом присутствовать при установлении контакта с инопланетной цивилизацией...
Это сейчас мои слова звучат по литературному гладко, а тогда, в промозглом ночном лесу, когда на мне сухой нитки не осталось, у меня зуб на зуб не попадал. Не удивительно, что сказанное мною не произвело на древнейшего мага-администратора ни малейшего впечатления. Ха Эм Вий в прямом смысле от меня отмахнулся. Получив по физиономии жесткой и скользкой, как вывороченный из земных недр, корень, рукой, я покатился в грязь. Ох, зря он это сделал. Уж чего-чего, а мордобоя я спускать не собирался.
Я немедленно вскочил и бросился на супостата с кулаками. Со стороны это должно было выглядеть крайне уморительно, но мне было не до смеха. Невзирая на преклонный возраст, начальник канцелярии оказался бойцом умелым и беспощадным. Я и глазом — вскоре подбитым — не успел моргнуть, как получил несколько весьма чувствительных оплеух. Но и сам в долгу не остался. Правда, когда мне удалось пробить его защиту, я понял, что классик назвал лицо Вия железным вовсе не для красного словца. Отбив правую, я вынужден был перейти к обороне. Не знаю, чем бы для меня все это кончилось, если бы где-то далеко, в леспромхозе, голосисто не прокукарекал петух.
Продолжение следует...
Начало здесь:
Продолжение здесь: