Время несётся - я не поспеваю за ним. Вчера было два месяца, как нет мамы. Как я жила всё это время? Как-то жила... Что-то делала, оформляла какие-то бумаги, кого-то слушала, с кем-то разговаривала, стояла на бирже, даже улыбалась, шутила, строила планы, сегодня вот сдала экзамен на курсах, но всë это шло фоном, чем-то не главным, своего рода отвлечением от главного, бегством от себя. А главным была мама.
Каждый день после похорон я очень кратко, тезисно помечала на бумажке, что происходило в моей жизни, чтобы потом, позже, когда немного отойду от слез и опустошённости, перенести свои переживания сюда, в мой дневник. Если бы не помечала, то бы и не вспомнила, чем были наполнены дни: все они слились в какую-то тягучую тоску.
Я не знаю, зачем я это делаю - пишу. Уж точно не для продвижения канала. Бродит у меня какая-то трудноуловимая мысль, что, возможно, когда-нибудь, много или не много лет спустя, я вернусь в эти свои записи, чтобы почитать, вспомнить всë пережитое, вспомнить наш с мамой путь - тяжёлый, но и, как я сейчас понимаю, важный, по-своему счастливый.
Я жалею, что начала писать о маме поздно, всего за полгода до её ухода. Надо было раньше, надо. Больше десяти лет ухода: оглядываюсь, вспоминаю, события накатывают волнами: сколько же всего прожито и пережито - горького, тяжёлого, выматывающего, день за днём, день за днём.
Сколько мы с ней всего преодолели, из каких ужасов выбирались, сколько я всего передумала ночами - и, как у Толкуновой: наверно, я до срока стала старой - не столько внешне, сколько внутренне, не столько старой, сколько намного опередившей свой возраст, понявшей то, что мне не надо ещё понимать. Да, надо было всё записывать, раньше, с самого начала болезни.
Я не читаю свои прошлые записи. Пока. Но иногда по ошибке тыкаю на канале не туда, мой старый текст разворачивается, и передо мной ярко, остро, болезненно встаёт то, что я тогда переживала. Кровотечения, доставка кровати, страх перед тем, что мочи каждый день всё меньше и меньше, - и потом страшное - трубка, бессонные ночи в первые дни после установки нефростомы, тотальное отчаяние, как с трубкой жить, когда мне при этом спать...
Эх, жалею: поздно начала записывать, сколько всего кануло в небытие за десять лет, осталось в памяти только штрихами, тезисами, заголовками. Но что уж теперь об этом...
Мне надо сейчас писать о дне сегодняшнем, но лежат записи с тезисами о днях предыдущих, послепохоронные, ждут своего часа. По-хорошему мне следовало бы рассказывать обо всём день в день, потому что время, хоть и не лечит, но всё же сглаживает остроту восприятия, и сегодня, 17 июля, я воспринимаю события 20 мая (спустя два дня после похорон) по-другому, не так, как в тот день.
Но тогда у меня не было сил писать в моменте, тогда я потерянно бродила по улицам, по возвращении сжималась от ощущения пустоты, холода и неуюта дома, разгребала дела - от бумажных до своих проблем со здоровьем - и ничего не успевала, не было ни на что ни сил, ни желания. Если же силы находились, я спешила описать мамины последние дни, похороны - пока подробности ещё держатся в памяти, пока всё живо.
Последние мамины дни, вы тому свидетели, я описывала долго, с деталями, тщательно, подробно. Растянулось это на несколько недель. И вот я написала всë о маминой жизни, о маминой смерти. Дальше пойдёт жизнь моя. В ней будет много мамы, много воспоминаний о ней, но это уже жизнь без мамы, жизнь, где я не дочь и не ухаживающая. Поэтому название канала не соответствует теперь действительности, но я не хочу его менять, пусть всё останется так, как было при маме.
Помню, где-то на канале - то ли в одной из первых историй, то ли в комментарии - я рассказывала, почему назвала себя и канал именно так - Дочь ухаживающая. Дело в том, что во время ухода за мамой я была никто, некто без имени-фамилии, приложение к маме. Куда бы я ни пришла (в поликлинику, собес, соцзащиту, пенсионный фонд, социальный фонд, за средствами реабилитации) - разговор начинался так:
– Вы кто? Дочь? Вы ухаживаете? ФИО вашей мамы?
Моими данными либо совсем не интересовались, либо интересовались в последнюю очередь в качестве прикладной к маме единицы. Везде я была Дочь ухаживающая. Имя мне Дочь, фамилия - Ухаживающая. У меня не было возмущения, обиды - просто грустная констатация факта: меня, как ФИО, нет, есть Дочь Ухаживающая.
Второе слово даже не с большой буквы, потому что "ухаживающая" - это в моём жизненном контексте не столько фамилия, сколько вид. Как в биологии - есть род и вид: ромашка аптечная, лютик полевой, пчела медоносная - а я - дочь ухаживающая.
Сейчас я ФИО, везде, во всех конторах разговор начинается с выяснения моих данных. А я - та, которая печалилась о потере себя, о растворении в жизни мамы, - сейчас - кто бы знал, как! - больше всего хочу опять стать дочерью. Чтобы в каком-нибудь собесе снова услышать: "Вы кто, дочь?"
Дочь... Не дочь я теперь. Теперь я ФИО. Вот так с потерей мамы я обрела себя и в то же время потеряла важное, тёплое, ласковое, бережное звание - дочь. Я ещё, возможно, много кем могу побыть - и в личном, и в профессиональном, и в социальном плане, но дочерью уже не буду никогда.
Меня, как всегда, повело не туда: вместо рассказа о днях минувших я затянула какие-то посторонние размышления. Но для меня эти размышления тоже важны: я ж не репортёр или хронограф, чтобы просто фиксировать события, я, как это ни странно, остаюсь дочерью, потерявшей маму.
Про 19 мая (следующий день после маминых похорон) у меня в заметках на листке тезисно зафиксировано: "лист календаря" - и приклеен листок из отрывного календаря 19 мая. Тут отступлю от повествования, поясню.
Каждый год я покупаю отрывной календарь. Их сейчас продаётся много, на любую тему - от кулинарного до садоводческого. Когда я пришла к вере (случилось это очень давно), я не знала церковных праздников, и по этой причине пропускала важные службы в церкви, путалась с постами, теряла родительские поминальные субботы, не понимала, с чем меня поздравляют знакомые прихожане. Чтобы ничего не упустить и войти в церковный год, я купила православный календарь. ...Так и пошло: каждый год - церковный календарь или, как его называл папа, численник.
В календаре были не только праздники, в нём оказалось удобно записывать разные дела. С болезнью мамы календарь стал почти полностью посвящён ей: какого числа куда пойти по маминым льготам, когда привезут памперсы, что маме купить, в какой день купать и т. д.
На листке за 19 мая было записано: купить пох. одежду или обувь, г. мыть, мочеприемник - 1 р/неделю, что означало: надо купить маме одежду и обувь для похорон, помыть ей голову и сменить мешок с мочой на новый (это надо было делать раз в 5 - 7 дней).
Помню, как после похорон, вечером 18 мая я оторвала листок календаря, увидела на следующем листке записи о голове, одежде и мочеприемнике, - села на кровать с пустыми глазами и заплакала. Навалилась невыносимая пустота, непостижимость потери, тоска по маме, отчаяние, что ничего не вернуть, что мамы нет и не будет, никогда.
Листок с записями есть, а мамы нет. Когда я его заполняла делами, мама была жива, я и представить тогда не могла, что эти записи я делаю в никуда и никому. И что больше их не надо будет делать. Теперь все записи будут обо мне. А о маме в календаре останется только крестик на листках с датой смерти, рождения, дне ангела - дни, когда мне надо будет помянуть её в церкви.
