Мы постоянно употребляем слова «душа», «сознание» и «разум». Сильно в смысл этих слов мы не вникаем и часто используем их как синоним: здесь больше подходит сознание, там душа, а тут разум. Однако используя все эти слова, люди говорят примерно об одном и том же, в большинстве случае сами того не осознавая.
Когда мы думаем о психологии, нам кажется очевидным, что психологи занимаются как раз этими вещами. Они исследуют то ли душу, то ли сознание, то ли разум, но точно что-то из этого, и они наверняка могут дать чёткое определение что есть что, ведь они серьёзные люди и для них важна терминологическая строгость.
Бихевиористы убеждены, что этими вещами психологи заниматься не должны, потому что это ненаучно, ведь никто некогда не видел ни души, ни разума, ни сознания. Это просто слова. Может быть, они что-то означают, а, может, — нет. Душа, сознание или разум ничем и никак не фиксируются: их не посмотришь, не пощупаешь и не измеришь, а наука должна работать только с тем, что точно есть, что можно наблюдать и измерять. Это — поведение, по-английски behaviour. Отсюда и слово — бихевиоризм.
Все бихевиористы разделяют некоторые общие принципы. Об одном мы уже сказали — психология занимается поведенческими реакциями, а не сознанием, душой или чем-то таким сомнительным. Также бихевиористы убеждены, что наши действия — это реакции на внешние триггеры. Вокруг что-то происходит, мы это что-то не контролируем, но не можем на это не реагировать. И третье: поведением человека во многом можно управлять т.е. из человека под воздействием нужных стимулов можно сделать почти что угодно.
Что касается персоналий, то выдающихся бихивеористов было немало, но мы скажем только о двух фигурах, которые являются звёздами первой величины и о которых точно надо знать — это Уотсон и Скиннер.
Уотсон — это основатель бихевиоризма, первая половина 20 века. Именно с его именем связана простая и изящная форму «стимул — реакция». Как уже было сказано, в мире что-то происходит (стимул), а мы на происходящее реагируем (реакция). Всё многообразие человеческого поведения заключено в эту формулу. Наши установки, ценности, переживая и т.п. просто не берутся в расчёт, потому что они неуловимы для наблюдения. Всё, что имеет значение — это наша реакция на стимул, потому что и стимул, и реакция совершенно точно поддаются наблюдению.
С точки зрения Уотсона, у детей с первых месяцев есть всего три реакции или формы поведения: гнев (когда ребёнка ограничивают в движении), страх (когда ребёнок теряет опору или слышит громкий звук) и любовь (когда ребёнка гладят или прижимаю к себе). Постепенно над этими реакциями будут появляться новые, и в будущем получится поведение взрослого, которое мы считаем сложным. Важно, что закрепляются те реакции, которые помогают ребёнку адаптироваться.
Бихивиористы славятся своими экспериментами. Один из первых и самых знаменитых — это «Маленький Альберт», где Уотсон показывает, как, с его точки зрения, всё работает в реальности.
Уотсон берёт ребёнка, которому не больше года, и показывает ему белую крысу, белого кролика, белую вату и маску Санта-Клауса с белой бородой. Ребёнок никак на это не реагирует. Проходит некоторое время. Ребёнка помещают в комнату, перед ним только белая крыса, с которой можно играть, крыса абсолютно безобидная. В тот момент, когда ребёнок начинает касаться крысы, Уотсон сильно бьёт молотком по металлической пластике. Уотсон в этот момент находится сзади. Так происходит несколько раз и в какой-то момент ребёнок, которого зовут Альберт, уже только при виде крысы, сразу начинает плакать и отползать. Стимул — реакция. Изначально крыса воспринималась нейтрально, потом много раз был шум, когда она появлялась, это было очень неприятно (страх), и в конце концов это страх (реакция) начал возникать просто из-за вида крысы (стимул). Изначально этого не было, теперь это есть, потому что этому научила среда.[1]
Это был Уотсон. Переходим к Скиннеру.
У Уотсона мы видели модель поведения, которую называют респондетной (respond — это отвечать): здесь мы реагируем на стимул, который всегда предшествует реакции. Сначала есть стимул, потом наша реакция на этот стимул. Фактически это продолжение экспериментов с собаками, которые проводил Павлов, только теперь говорим про людей. Павлов звонил колокольчиком перед тем, как дать собаке еду, и через некоторое количество раз слюна у собаки начала выделяться просто при звоне колокольчика, еду даже не показывали. Точно так же и с Альбертом: через несколько повторений он уже боялся крысу, хотя шума не было.
Скиннер развивает эти сюжеты и идёт дальше. Он говорит, что некоторая часть человеческого поведения может быть объяснена таким образом, но в целом всё немного по-другому.
Скиннер говорит, что в большинстве случаев наше поведение не связано с каким-либо внешним стимулом. Например, сейчас вы читаете этот текст. Какой стимул этому предшествовал? В случае с респондетным поведением мы реагируем, потому что не можем не реагировать, как было с тем же Альбертом. Очевидно, что в случае с тем же чтением мы имеем дело с другим типом поведения. Его Скиннер называет оперантным.
Оперантное поведение определяется событиями, которые идут за реакцией. Люди играют в футбол, читают стихи и читают книги из-за следствий, которые наступают после того, как они начали это делать. Речь о победе, деньгах, одобрении, признании, получении статуса и т.д. Всё ради этого и всё это спонтанно приобретённые реакции. Вы можете читать этот текст, можете не читать, но по каким-то причинам вы читаете, и эти причины (стимулы) во времени располагаются не до вашей реакции, как было с Альбертом, которому показывали белую крысу, а после неё. Это тонкий и принципиально важный момент. В этом, собственно, и различие между респондетным и оперантным поведением.
Также Скиннер обращает внимание ещё на одну вещь — это подкрепление или его отсутствие. Он проводит эксперименты с «Ящиком Скиннера», который, конечно, стал так называться только потом. Сам Скиннер называл это «камерой оперантного обусловливания». Звучит тяжеловато, но мы, уже будучи знакомыми с терминологией, понимаем о чём речь: это просто ящик, в котором животное можно научить определённому поведению через подкрепление.
Что делал Скиннер. Берётся голодная крысы и помещается в ящик, где есть маленький рычажок и миска для еды. Крыса в случайном порядке выполняет все действия, какие только может: она двигается, чешется, всё обнюхивает и т.д. В какой-то момент она нажимает на рычажок и её в миску падает кусочек корма. Это чистая случайность, но если мы будем повторять эксперимент с теми же условиями, то через некоторое количество раз крыса выучиться нажимать рычажок сразу после того, как попала в ящик. Если мы перестанем давать еду по нажатию рычажка, то крыса разучится его нажимать. Принципиально важным здесь является то, что не среда воздействует на крысу, а крыса воздействует на среду.
У Уотсона мы видели формулу «стимул — реакция». В оперантном поведение формула другая «ситуация-реакция-подкрепление». В случае с «Ящиком Скиннера» ситуация — это сам ящик, в который попадает голодная крыса, реакция — это то, как она себя ведёт, а подкрепление — это еда, которую она получает после того, как нажимает рычажок.
Если переносить всё это на человека, то оказывается, что мы можем формировать нужное нам поведение, как у себя, так и у других. Если мы хотим, чтобы человек продолжал делать то, что он делает, мы должны подкрепить его поведение: лучше всего работают внимание, любовь, одобрение и деньги. И наоборот, если мы не хотим, чтобы человек что-то делал, то нужно лишить его подкрепления. Например, вы не хотите с кем-то дружить. Не улыбайтесь этому человек, подолгу не отвечайте на его сообщения, и он в конце концов перестанет к вам обращаться, почто что не найдёт позитивного подкрепления своему поведению.
Примеров бесконечно много, потому что этим пропитана вся наша жизнь. Ребёнок плачет, приходят родители, и он получает внимание. Если родители приходят каждый раз, то ребенок выучится плакать по поводу и без повода и фактически будет контролировать родителей. Сфера продаж, где продавец получает % от сделки. Чем выше %, тем сильнее будет стараться продавец, а это выгодно работодателю. И так далее.
Теперь некоторые выводы по нашему поведению и природе человека с точки зрения бихевиоризма.
1. Наши мысли, мотивации, наш богатый и невероятно сложный внутренний мир — это полная фигня. Есть среда, есть стимулы, на которые мы не можем не реагировать, есть позитивное и негативное подкрепление нашего поведения. Именно так формируется и работает то, что мы называем своей личностью.
2. У человека практически нет свободы, потому что мы абсолютно зависимы от нашего прошлого опыта: от того, какие на нас влияли стимулы, было или не было подкрепление нашего поведения. На первых парах, которые, к сожалению, длятся лет 20, мы просто не отдаём себе отчёт, что наши родители, семья, друзья, наша школа буквально лепят нас. Как наши родители реагировали на наши просьбы, как к нам относились учителя, кем мы были в компании своих друзей — всё это и ещё бесконечное количество мелочей, которые от нас не зависят и которые мы не выбираем, определяют нас.
3. Многие экономисты, философы и психологи задаются вопросом: человек рационален или иррационален? С точки зрения бихевиоризма, этот вопрос не имеет смысла. Рациональность и иррациональность — это вещи, которые довольно плохо формулируются и только гипотетически присутствуют где-то там в глубинах человеке. Наблюдению они не поддаются, поэтому и проблемы нет.
[1] Здесь можно представить свою жизнь и подумать, сколько мы всего усвоили точно так же, как маленький Альберт.
