Первым грубое слово начал Маслин. Лицо его как-то неожиданно поглупело, взгляд затуманился, все его тело свела конвульсия, и из его о горла, минуя рот, прямо на родительскую двуспальную кровать хлынула струя омерзительно пахнущей красной жидкости вперемешку с пережеванными ошметками докторской колбасы. Я хотел что-то крикнуть, обругать Маслина, заставить его убирать за собой, но ясно же - все это бессмысленно. Тут Маслина накрыла вторая волна спазмов, его опять вырвало, но это уже полилась не смесь алкоголя с колбасой, это пошел чистый желудочный сок. Что делать? Как поступить? Как убрать эту гадость? И тут я поймал взгляд Яблонского. Непонятно с чего, лицо его вдруг приняло благостное, добродушное выражение, он улыбнулся во весь свой рот, и в этот момент сильнейший спазм скрутил и его. Очевидно, Яблонский не хотел свинячить как Маслин, он стиснул челюсти, даже закрыл рукой рот, но это не помогло. Спазм оказался столь силен, что красная жидкость, встретив непреодолимое препятствие во рту, резко хлынула через нос. Обе струи полились на Маслина. Но тот никак не отреагировал. Маслин пребывал в состоянии прострации. И тут вдруг я почувствовал сильный толчок где-то внизу живота, резкий, и потом как будто волна, снизу, быстро, очень быстро прокатилась вверх по пищеводу, к горлу наружу. Вокруг все закрутилось, комната, занавески, родительская кровать, мои друзья,пустые бутылки. В голове - ни мысли, а только отрывки, яркие, цветные, короткие, как порванная в мелкие клочки бумага, как полупереваренные ошметки докторской колбасы, которой мы еще пол часа назад закусывали:
«Нет, нет!Свинство! Нет.Я так не хочу,я так не буду!Родителиуехали,а явзрослый.Кровать.Большая.Родительская.Застелилипередотъездом.Изверги!Вчеботах ходит.Каксерпомпояйцам.На коммунистическийсубботник.Совести у тебя нет!!!!Почтенные родители!А мы тебя растили!Мы тебедоверяли.Аты?Как ты мог?Большое письмо.Наверное, комсомолец?Сука, ты, а не комсомолец.СраньВонючая И зподворотни.Бле-во-ти- на,КраснаяКомсомолец.Твою Мать ! Б А Х Х Х !!!»
Очнулся я головой в унитазе. Наверное, прошло несколько минут, а может даже и час. Вода весело журчала тоненьким ручейком у меня прямо под носом. Очевидно, еще до того, как отрубиться я все же дернул за ручку спуска и смыл грубое слово в унитаз. Но видно слишком сильно дернул, механизм в бачке, который и так всегда барахлил, на этот раз сломался, и вода продолжала стекать. Я почувствовал себя трезвым, как будто какой-то тяжкий груз свалился с меня, на все еще слабых ногах я поплелся ванную комнату, включил холодную воду, засунул лицо под струю. Холодная вода возвращала меня к жизни, я медленно умылся, оглядел себя. На моей одежде я не нашел грубое слово, глядя на свинство моих друзей, я все же сумел не загадить собственную квартиру. Но толку? Я не хотел идти в большую комнату. И все еще я чувствовал слабость. Алкоголь, которым я накачал себя с такой дикой скоростью, унесла унитазная вода, но двигался я все еще с трудом. Я пошел в маленькую комнату, лег на кровать, и стал прислушиваться – что же там в большой комнате? Мои друзья не издавали ровно никаких звуков, и только из телевизора, который остался включенным, доносилось еле различимое бормотание. Так прошло, наверное, часа 2, а может даже и больше, потому что, когда я очнулся, за окном уже стемнело. Я чувствовал себя совершенно выспавшимся и бодрым. Что же там мои друзья? Живы они, или нет? И вдруг я услышал пьяный хриплый крик:
– Боев!.., твою мать! Это же Боев, Боев. Ни фига себе, Боев!
В большой комнате, я обнаружил Маслина, сидящего на родительском диване. Явно все еще пьяный, он мало что соображал. Он смотрел в телевизор и повторял одно и то же: «Боев, Боев, твою мать, Боев.»
В телевизоре же сидел Александр Бовин - знаменитый политический комментатор. Ни фига себе! «Сколько же мы проспали – уже началась «Международная панорама». – подумал я. Бовин со знанием дела рассуждал о перипетиях международной политики, Маслин тупо смотрел в экран, Яблонский все еще спал. Бле во ти на, ясное дело, уже засохла. Она была везде – у Маслина на свитере, на рубашке Яблонского, на покрывале, на одной из родительских подушек (когда Маслин срубился, он сдвинул покрывало), а также на ковре, и на полу. Яблонский выглядел не лучше. И главное запах, омерзительный, резкий, проникающий во все углы. Смесь клюквенного ликера, водки, докторской колбасы и желудочного сока. Меня затрясло от злости. Эти гады – мои друзья, грубое слово родительскую кровать и даже не попытались убрать за собой всю эту мерзость. Мало того, им вовсе не стыдно. Совсем.
- Маслин, твою мать! – заорал я, - ты посмотри на себя! Ты же весь в грубое слово!
Маслин, нехотя оторвал свой взгляд от телевизора, и оглядел себя:
- В грубое слово. В грубое слово. Это вы меня грубое слово, вот с н и м, – Маслин кивнул на Яблонского.
Дикция в полной мере так и не вернулась к нему. Маслин говорил по слогам, очень медленно, и при этом глупо улыбался.
- Сам ты себя грубое слово, козел! – заорал я.
Яблонский проснулся от этих криков. В отличие от Маслина, он казался трезвым и все помнил. Ему стало стыдно. Ничего не говоря, он пошел в ванную комнату. Умываться.
- Боев, Боев, – не унимался Маслов.
- Все катись домой, Боев, твою мать. И быстрей, – крикнул я со злости.
Хотя я понимал, никуда он не пойдет. Куда ему идти? Да если бы и пошел, он свалился бы где-нибудь по дороге.
- Ну что Боев? Что будем делать? – спросил Яблонский.
Он вернулся из ванной все еще бледный, но чистый и мокрый. Он отмыл лицо и рубашку, и кажется, пришел в себя.
- Д о м о й я не пойду, я не м о г у, в таком виде… Я весь в грубое слово. Бабушка, – хныкал Маслин.
- Что же скажет бабушка? – в голосе Яблонского появилась явная интонация Валерии Михайловны. Уже бывшей нашей классной руководительницы.
- Что теперь делать? – поддакнул я, писать большое письмо? Родителям? Ты небось комсомолец?
- Н е т.
- А как же твои почтенные родители?
- Отвалите, вы от меня, – покорно и без злости прохрипел Маслин.
- А кто грубое слово всю кровать?
- Отвяньте, говорю.
- А кто клялся, вот здесь на этом самом месте, кто в рот ни кали! Никогда. Ни-Ни? Не Вы ли, друг наш любезный? - поддакнул Яблонский.
- Пошли вы в грубое слово.
- Вот так всегда все начинается, гражданин Боев, сначала квас пили с дружками, потом пиво. А потом ножом?
- Уйдите, дайте поспать.
Маслин не понимал, что над ним издеваются. Он издавал какие-то звуки, похожие на мычание. Я понял, что он домой не пойдет. Но что он скажет родителям? Где он ночевал, почему не пришел? Да не мое это дело. Сейчас он даже и по телефону не сможет им ничего объяснить. Яблонский и раньше оставался ночевать не пойми где, его родители почему-то относились к этому на удивление спокойно. Ну что оставалось делать? Пусть себе ночуют на грубое слово родительской кровати. А я пошел спать в маленькую комнату.
