← Текст №1
← Текст №2
← Текст №3
← Текст №4
← Текст №5
← Текст №6
← Текст №7
← Текст №8
← Текст №9
← Текст №10
← Текст №11
← Текст №12
← Текст №13
Представление четвертое. Карнавал
Снег, пушистый и девственно белый, густо сыплет в ночи большими снежными хлопьями. Он лежит густой массой на крышах домов, громоздится на жестяных карнизах окон и мягким настом покоится на дорогах. Парк напротив скрыт за сплошной, бесконечно падающей снежной пеленой, и засыпанные деревья возвышаются черной стеной над сугробами. В розоватых облаках находится круглая брешь, сквозь которую блещет луна — грустная и одинокая. От луны по искрящемуся снегу тянутся синие изогнутые тени. Снег на дороге совершенно не тронут — ни следов ботинок, ни отпечатков автомобильных колес. В некоторых окнах горит свет, отбрасывая яркие желтые отсветы. Зима.
Мне совершенно не холодно, хотя на улице должно быть как минимум градусов пятнадцать мороза. В домах давно все приготовлено: столы, разноцветные салаты под сметаной в хрустале, чистые тарелки с вилками и салфетками, маринады… Шампанское мерзнет в холодильнике, дожидаясь того часа, когда неосторожный хозяин откроет бутылку и содержимое рванется наружу прозрачной газированной пеной… Пахнет мандаринами, морозом и одеколоном, у окна, рядом с батареей, нарядно и таинственно поблескивает игрушками елка… Игрушки почему-то медленно крутятся, словно кто-то невидимый забавляется там, возле веток…
Я смотрю на землю и мне даже неловко думать о том, чтобы сойти с крыльца и ступить на белый ровный снег. Он ровен и чист, я присаживаюсь на корточки и, как завороженный смотрю на него.
Наконец, мне надоедает торчать на крыльце, я соскакиваю вниз и поворачиваюсь направо. Передо мной приятный и полный света тупичок — угол Площади, в котором стена моего дома плотно смыкается с желтым зданием по соседству. Там растет огромная сосна, и весь уголок ощетинивается толстыми ветками с шелушащейся корой и с шапочками снега на хвое.
За спиной слышится ритмичный скрип смерзшегося уже снега — кто-то идет в мою сторону. Я, не торопясь, оборачиваюсь, узнаю пиджак цвета металла на изломе, малиновый галстук, уверенную администраторскую походку и светлые волосы кинозвезды, слегка припорошенные снегом. Марк подходит ближе, и на лацкане пиджака я замечаю болтающуюся елочную игрушку — маленький шарик красного цвета.
Он стоит передо мной, не говоря ни слова, и пристально смотрит в глаза. Взгляд сильный, уверенный, отправивший в ад многих грешников и ни о чем на свете не сожалеющий.
— Ну вот и все, — только и сказал я ему. — Все закончилось.
— Все? — переспросил Марк.
— Да, все. Я многое узнал, Марк. То, о чем вас спрашивал раньше.
— А что вы узнали? — с улыбкой спросил Марк.
— Что я нахожусь в собственном сне. Как и остальное человечество — в каждом отдельном мире для каждого.
Марк продолжал странно улыбаться.
— Интересно… — пробормотал он, задумчиво глядя мимо меня и рассуждая вслух. — Так достоверно и убедительно изложить… Молодец, не ожидал… — Он снова посмотрел не меня. — Вы не должны волноваться. Это просто наши методы, понимаете? Чтобы дать человеку шанс как-то проявить себя, вырвать его истинное «я» из недр сознания и подсознания, приходится искусственно создавать экстремальные ситуации. А вы молодец! Так отлично пройти тест…
— Какой тест? — удивленно спросил я, чувствуя, как во мне стремительно нарастает подозрения, что меня опять надули и кто-то смог свершить сомнительную сделку за моей спиной.
— Обыкновенный тест на профпригодность.
— Какую еще профпригодность? — не унимался я.
— Послушайте, мой друг. Я знаю, что вы уже перестаете мне верить. Так вот, я гарантирую вам: все идет только вам на пользу, и некоторые моменты тщательно от вас маскируются для вашей же безопасности. Черт знает, сколько вы можете натворить глупостей, если все узнаете. Да и невозможно знать все. Помните? «Истина где-то там.»
— Нечестно это, — проворчал я.
— Зато справедливо, верно? Не обижайтесь, пожалуйста.
— Да я не обижаюсь. Глупо обижаться.
— Ну и отлично! — Марк стал похож на молодого коня, которому не терпится побегать, и даже заходил вокруг от нетерпения, в предвкушении потирая теплые розовые руки. Взглянул на часы. — Так. Сейчас они должны подъехать.
Невдалеке зазвучал нарастающий ритмичный перезвон, и из-за угла показалась тройка лошадей, волочащая за собой сани. Экипаж сразу свернул в переулок в нашу сторону и стал приближаться — настоящая русская тройка с высокими санями и полозьями, облепленными снегом. Кони были абсолютно черными, угольными, на хомутах висели блестящие колокольчики и издавали нежный мелодичный звон. На козлах сидел скорченный мужичок в тулупе и треухе с торчащими в разные стороны ушами. Почтальон Печкин.
— Барлагут! — сурово крикнул Марк.
Сани прошелестели, и кучер крикнул традиционное «тпру». Кони затормозили, захрапели и стали перестукивать копытами. Желтозубые пасти окутались паром. Глаза (коней, разумеется) горели налитым красным цветом. Вампиры, вспомнил я вдруг. Питаются призраками и несовершенными голограммами…
— Барлагут! — снова сказал Марк, сделал страшное лицо и по-хозяйски упер руки в бока. Пиджак на нем приподнялся.
— Здравствуйте, барин, — совершенно по-деревенски, басом произнес кучер. Из-под шапки виднелись только густые седые усы и хитрые блестящие глазки.
— Ты опоздал, — произнес Марк. Он был очень недоволен.
— Помилосердствуйте, барин! — пробасил кучер и выдохнул облако пара. Он даже привстал на козлах, сознавая свою правоту и невиновность. — Сами же сказали: загнать машину в гараж.
— Ну?
— А ключи! Ключи-то забыли отдать!
— Черт… — Марк растерянно на него поглядел. — Действительно… А ты что?
— А что я? Ключей нет, вы ушли, пришлось запрячь коней и гнать до гаража.
— Господи, так ты тянул лимузин на лошадях через весь город?
Кучер Барлагут смутился и сел.
— А что?
— Нет-нет, ничего, — сказал Марк. Его распирал смех, и чтобы не сорваться в громкий гогот, он спросил: — А как наше торжество?
— Готовятся, барин.
— Ну и хорошо. — Марк подошёл к саням, ловко вскочил на подножку, обернулся и крикнул мне, улыбаясь: — А вы что стоите? А ну бегом сюда!
Я взобрался на заднее сиденье. Марк сел напротив и легонько пихнул Барлагута в спину. Барлагут того и ждал. Он приподнялся, раскрутил над головой вожжи и лихо и оглушительно свистнул. Вожжи хлестко врезали по трем спинам, кони душераздирающе засмеялись, рванули что есть мочи, сани резко дернулись вперед, развернулись, и тройка помчалась. Полозья размеренно скрипели под нами. Не смолкали колокольчики. Я прислушался к своим ощущениям и заметил только сладостное предвкушение какого-то большого и шумного праздника, все больше и больше наполняющее меня.
Мы выскочили из узкой и тесной улицы на основную магистраль и свернули вправо. Сани занесло, и из-под левого полоза лихо вылетел целый веер снега.
Все было хорошо. Справа застыл в задумчивости Парк — холодный, неподвижный и словно заледеневший. Среди черных хвойных деревьев на боку лежала беседка с облупившейся белой краской. Жестяной круг ее основания, плоский, как барабан, угрюмо и повержено смотрел вверх. Рядом находилась чугунная тумба, на которой должен был стоять шахматный конь, но коня не было. Не было коня и на тумбе, прорвавшей асфальт недалеко от беседки, и был голым и пустым цокольный постамент на Площади.
Скоро началась метель и стало уже совершенно невозможно разглядеть что-либо за косо несущейся стеной тяжелых снежинок. Марк сидел спиной к ветру и время от времени мне улыбался. Мне же было не до улыбок, я силился хоть что-нибудь разглядеть и, когда ветер спадал или менял направление, мне это удавалось.
Улицу обступали дома, дорога напоминала Невский проспект, только нигде не было ни прохожих, ни призраков, — ничего, один снег и черные окна с красивыми, украшенными в готическом стиле карнизами и крошечными балкончиками с кегельной решеткой. Иногда фасады домов были обставлены многоэтажными строительными лесами: похоже, шла реставрация.
Барлагут засвистел долго и пронзительно, подбадривая коней, и те приободрились настолько, что рванули вперед с утроенной силой. Меня откинуло назад, а Марк едва не упал на меня. Он схватился за деревянные лакированные ручки и прокричал сквозь топот и бренчание:
— Скоро приедем!
При этом лицо у него было самым что ни на есть заговорщицким.
И действительно, скоро стали попадаться признаки жизни. Сначала они ощущалось неявственно и нечетко. Кто-то заливался смехом, по телевизору хорошо поставленный дикторский голос вещал о наступающем Новом году. В окнах вспыхивали и гасли огоньки, иногда с крыш словно бы кто-то бросался головой вниз, махая руками и ногами, но когда я обращал туда взгляд, все было мертво, и тишина домов хитро усмехалась, довольная, что смогла меня одурачить.
Потом я услышал тяжелый густой рев, и за углом открылась другая улица, сплошь залитая бегающим оранжевым светом. Здесь горела только одна лампа и под ней впритык стояли новенький, начищенный до блеска самосвал и огромная красная снегоуборочная машина с оранжевыми мигалками. Снег сыпался с транспортера в кузов, и обе машины медленно ползли вглубь улицы.
На домах тем временем появились растянутые серебристые украшения, подвешенные на балконах большие снежинки из ватмана и картона. Некоторые окна были расписаны стилистическими изображениями дедов морозов, снегурочек и елок. Не исключениями были надписи. Одни поздравляли всех с Новым годом, другие желали всяческих успехов.
Попадались надписи еще одной категории. Они представляли собой веселую и беззлобную нецензурщину, старательно украшенную блестками и хвойными ветками. На тротауарах появились прохожие.
Судя по тому, как росло количество людей на улицах и разнообразие новогодних украшений, мы приближались к месту назначения, и Марк прямо-таки сиял от удовольствия, поглядывая на часы.
Большое веселье еще не началось, поэтому по улицам не ходили бродячими толпами упившиеся привидения и вурдалаки, не орали гнусными голосами и не искали жертв. Все торопились домой, боясь пропустить минуту торжества. Но, как это обычно бывает, кто-то отметил праздник до его прихода, и мы с Марком стали свидетелями сцены, когда из какой-то подворотни на сумасшедшей скорости вылетел темно-синий «Мерседес» и едва не перевернул наши сани. Перед нами промелькнули пьяно хохочущие рожи с неестественно широкими белыми улыбками и неестественно высокими бровями. Машину занесло, она подпрыгнула на тротуаре и на всей скорости врезалась в фонарный столб. Я обернулся и стал глазеть на удаляющуюся изуродованную машину. Водителя вынесло через лобовое стекло, он лежал на снегу, распластавшись в осколках. Рядом с ним стояли пьяные до бессилия арлекины, разодетые, как шуты, и хохотали во все горло, тыкая пальцем в лежачего и хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Марк сказал, что это всего лишь призраки, поэтому беспокоиться не стоит. Я ему поверил.
Перестал идти снег, дома расступились, и кони лихо вынесли нас на простор, со всех сторон огороженный домами. До нас донесся вертолетный гул. Я забыл все. Я не видел ничего вокруг, то есть видел, конечно, но все естественным образом отошло на второй план и стало сереньким и незаметным по сравнению с ЭТИМ.