← Текст №1
← Текст №2
← Текст №3
Здесь было два сиденья с высокими спинками. Стенки были облицованы черным пластиком и еще чем-то мягким, похожим на губчатую резину. Марк сел в водительское кресло, рывком опустил дверь, намертво заглушив посторонние звуки, и нажал единственную на передней панели красную кнопку. Я ощутил легкий толчок вперед. Цепочка фонарей и бетонный край шоссе сдвинулись и стали плавно уползать наза. Ничего необычного пока не происходило, все было вполне земным и привычным, словно мы находились в вагончике отправляющегося поезда.
Марк умоляюще прошептал:
— Ну же…
Раздался тонкий звоночек, на панели перед Марком раскрылся прямоугольник, и в нем появилась подставка с двумя пластмассовыми рычажками и крохотный экранчик с калькуляторными красными нолями и единицей. Затем единица сменилась, двойкой, тройкой… Марк прошептал:
— Пристегнитесь.
Я повиновался. Марк взялся за рычажки и стал двигать их от себя. Цифры вдруг словно взбесились, и невидимая сила резко прижала меня к креслу. Мы ехали.
Скорость стремительно нарастала. Спидометр показывал двести, — то ли километров, то ли миль — в час, но этим возможности машины явно не исчерпывались. Шоссе слева превратилось в сплошную серую полосу, фонари встали длинной мелькающей стеной, и на панели запрыгали частые желтые отсветы. Потом шоссе внезапно оборвалось, пропали фонари, и мы нырнули в темноту.
Марк включил фары, и впереди застыло пятно света высвечивая во мраке сверкающие полосы рельс. Рельсы вели себя странно и своенравно. Они не лежали на земле ровной линией, а часто сворачивали в стороны, взбираясь на подъемах и опускаясь в глубокие низины. Иногда ртутной дугой на пути вставал виадук с обросшими травой тонкими опорами немыслимой высоты, и тогда Марк чуть притормаживал, потому что машину начинало беспощадно трясти. Лес с сомнением смотрел на нашу мчащуюся каплю, ему не нравилось вторжение техники в свое логово, природное, живое, дышащее свежим воздухом, отвергающее бензин и фенол, а когда мы совсем его раздражали, он ставил на пути препятствия. Он переплетал ветки деревьев по обеим сторонам узкоколейки, связывал лианы в тугие узлы, выращивал между шпал высокие сочные сорняки и гигантские грибы. Но технотронная рука сметала все на своем пути. Толстые ветки ломались с неслышным треском, как спички, а грибы разлетались белым дождем, словно начиненные взрывчаткой. Толстые мясистые стебли и листья, брызгаясь, разбивались насмерть, вдребезги, и на стекле из-за сумасшедшей скорости ничего не оставалось. Уже потом в отчаянной попытке остановить порождение стекла и пластика лес с кряхтением уперся в конец рельса и приподнял его мощным баобабовым корневищем, но тщетно. Только брызнули искры, машину встряхнуло, а выступающую часть рельса срезало, как бритвой.
То ли мы спустились очень низко, то ли лес, наоборот, вытянулся в вышину, но пространство над нами заметно увеличилось. Марк по моей просьбе уменьшил скорость, так что я стал различать не только растения, но и животных, которые изредка перебегали узкоколейку. Все, что я видел в этот момент, напоминало съемки фильма о Земле до начала времен. В просветах между листвой можно было увидеть жующихся бронтозавров. Самые любопытные из них протягивали жабьи головы к машине, словно принюхиваясь, и тут же испуганно отшатывались. Иногда в свободное от растений пространство узкоколейки сверху спускались черные птерозавры, медленно размахивая длинными кожистыми крыльями, и испуганно шарахались в стороны, когда мы их настигали. Больше всего мне запомнилась словно подвешенная к внутренней поверхности лесного горба исполинская светящаяся медуза с рисунком на внутренней стороне студенистого купола. Ее края плавно колыхались, и вместе с ними колыхались клейкие желтые реснички. Жизнь здесь кишела, шелестела, булькала, чавкала, жрала, раскатисто ревела и клекотала, но ни одного звука не доносилось сквозь герметичные стенки машины.
Лес, наконец, понял, что проиграл. Он разочарованно убрал с пути все свои заслоны, но потом его внезапно скрутило от ненависти, и в порыве этой ненависти он запустил в нас булыжником. Неприятный холодок пробежал у меня по спине, потому что когда черный комок отлетел, стекло на месте удара было испорчено белым шероховатым кружком.
Через несколько минут за окном, кроме мелькающей зелени, стали появляться знакомые признаки приближающейся цивилизации. На секвойных опушках, совершенно здесь дикие и неожиданные, торчали нагромождения белых истрескавшихся башен, обильно обросших мхом и вьюном. Когда-то это были красивые замки, сделанные в духе Мрачных Времен, но теперь они сгнили и почти рассыпались. По соседству с ними на островках уцелевших железнодорожных путей стояли разгромленные вагоны с намалеванными надписями. Иногда вагоны заиндевевшими игрушками зарывались в пушистые снежные сугробы среди покрытых льдом деревьев, а вокруг таких снежных островов, вопреки законам природы, цвело зеленое теплое лето. Освещалось все здесь желто-зеленым ярким светом, источаемым некоторыми деревьями. Марк объяснил, что очень давно неподалеку произошел радиоактивный взрыв, и на месте старых деревьев выросли фосфорные мутанты. Было отмечено, что радиация все-еще не прекращается, местность очень сильно заражена и любое нормальное живое существо, попав сюда, будет обречено. Очень много мутантов старается вырваться за предела леса, и это сильно мешает работникам Бюро. Службы Безопасности работает круглосуточно.
Перед нами мелькнул огромный деревянный щит с надписью “ВНИМАНИЕ! ЗАРАЖЕННАЯ ЗОНА!”, обросший лианами, и ушел в небытие. Мрак снова окружил нас. Узкоколейка перестала бесноваться, устала, успокоилась и в свете фар вытянулась длинной сверкающей прямой.
— Как ваше первое впечатление? — спросил Марк.
— От чего? — не понял я.
— Вообще. Начиная с аэродрома и заканчивая вот этим… — Он простер руку вперед и поболтал пальцами, намекая на пейзажи за окном. — Всегда интересно знать, что думают и чувствуют новоприбывшие. Хотя все истории одинаковые.
Он засмеялся.
— Ну… М-м… Еще не распробовал, — ответил я.
— Не распробовали? — радостно вопросил Марк, заглядывая мне в лицо. — Это хорошо. Это очень хорошо. Самое главное — чтобы вы хотели все это распробовать до конца. Многие из наших… (Короткий иронический смешок.) Чуть не сказал «туристов»… Многие, кто приходят к нам, обычно поворачивают на полпути: отказываются, требуют, даже дерутся. — Он усмехнулся какому-то далекому воспоминанию. — А вы молодец! — неожиданно добавил он. — Вряд ли кто на вашем месте согласился бы прыгать с самолета!
Я промолчал.
Тем временем деревья вновь приняли свои обычные размеры и поредели. Промежутки между их разлапистыми верхушками были заполнены звездами. Проскочил, остывая на сетчатке размытым пятном, домик разъезда с фонарями и поднятыми шлагбаумами, промелькнула просека, и мы выехали из плотной гущи прямых черных стволов в реденький молодой сосняк, настойчиво тянущийся вдоль узкоколейки.
Сквозь хвойные ветки впереди мелькал город, похожий на раззолоченую корону. А когда, лесок превратился в мелкую хвойную поросль, растянутую группами на травянистой темной земле, я понял, что мы были уже в Городе.
Это было как предвкушение. Здесь не было никого и ничего, кроме мелькающих шпал и прекрасно вычищенных рельс. Основание Города было еще далеко, и я не мог разглядеть даже дома, несмотря на прекрасное зрение. Но он уже был здесь. Я его начинал воспринимать как нечто значительное, важное, существенное, большое и доброе, живое и понятное, и лес становился в сравнении с ним чем-то далеким и недосягаемым, коварным и жестоким, поминутно исторгающим радиоактивные кошмары и ужасы. Лес становился Лесом. Это различие я чувствовал именно здесь из-за редких брошеных машин по сторонам, которые проплывали мимо горбящимися нагромождениями ржавого железа и напоминали танки на поле боя сорокалетней давности. Конечно, нечто подобное я видел несколько минут назад в лесу, но ТО разительно отличалось от ЭТОГО. Хотя бы потому, что ТО было в Лесу, а ЭТО — за его пределами. Как сознание и подсознание. Каждая стихия дралась друг с другом насмерть, ествественное билось с искусственным, и они использовали малейшую возможность, чтобы завладеть всем на свете.
Легкий толчок вернул меня к действительности. Мы остановились.
— Приехали! — произнес Марк.
Я выглянул вперед. Перед машиной в свете фар был железнодорожный тупик. Кое-где у тротуаров поблескивали лужи. Узкоколейка неожиданно заканчивалась здесь, прямо посреди заасфальтированной улицы. Дальше, видимо, предстояло идти пешком.
Марк выключил свет, и желтый эллипс на асфальте мягко погас. Марк толкнул дверь, запуская в салон сырую ночную прохладу, и серой неслышной тенью, по-киношному, выскользнул из кабины. Действия его были настолько четкими и плавными, что мне самому немедленно захотелось так же изящно выскользнуть из машины. Но скользящей неслышной тени у меня не получилось. Я немедленно запнулся, падая, с грохотом обрушился локтем на пульт и затем с ужасом стал наблюдать, что происходит. В кабине вспыхнул ослепительный свет. Сстены волнообразно прогнулись внутрь и стали волнообразно колыхаться, быстро сжимаясь в кольцо вокруг меня.Неописуемый страх аквалангиста, наполовину сидящего в пасти акулы, подбросил меня в воздух и со стоном выбросил в теплые объятия Марка.
Дверь сама вскочила на место, едва не оттяпав мне пятки. Машина менялась прямо на глазах. Она стала мягкой и податливой, как сироп, и по ней с клёкотом заскользили тягучие красные волны. Конец и передняя часть ушли внутрь, как в тесто, и она стала поворачиваться внутри себя. В течении пяти секунд вся эта каша превратилась в тот же рельсовый футуристический вагончик, на котором мы прибыли, только направленный в противоположную сторону. На выпуклой корме вспыхнули предупреждающие красные огни со светофорной сеткой, и машина умчалась обратно, оглашая округу звуками метро.
Марк озабоченно провожал взглядом удаляющиеся красные точки. Затем он поглядел на часы, весь как-то подобрался и произнес бесцветным казенным голосом:
— Итак, первая часть путешествия пройдена. Вопросы есть? (Я открыл рот.) Вопросов нет. А теперь переходим ко второй части — экскурсии. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он говорил так, как будто рядом, кроме меня, был кто-то еще. Я огляделся, надеясь увидеть еще одного экскурсанта, но вокруг стояли тихие полуночные особнячки без единого огонька, за ними шумели деревья, и асфальт слабо сверкал мокрой поверхностью. Прямо перед нами узкоколейка прекращалась у бетонного низкого барьерчика, и если бы строителям вдруг взбрело в голову ее продолжить хотя бы до следующего перекрестка, в натертых рельсах отразились бы низкие двухэтажные стены квартала, красиво подсвеченные снизу, и черные липы у тротуаров
Текст №5 →