Высоко подняв руку с какой-то бумаженцией, Феечка с гордым видом мчалась по длинному коридору в сторону стойки.
– Сертификат! – что было мочи орала она на бегу.
– Хвала Господу! – вскинув руки вверх и едва не достав потолок, выкрикнул Одуванчик.
Сухой, пребывавший в нехарактерном для себя добром настроении, тут же выдал своё приветствие:
– Да восславится всемогущий Сатана! – воскликнул он, сиганул вверх и принялся выплясывать джигу.
– Дьяволу слава! – подхватил клич коллеги по цеху Рыжий и присоединился к танцу.
– Дурики! – с улыбкой кинул коллегам Светлый, глядя на то, как двое почтенных чертей отчаянно дрыгали ногами.
Улыбаясь самой очаровательной на свете улыбкой, Феечка с гордостью вручила сертификат Начальнице. Внимательно ознакомившись с документом, строгая дама за стойкой торжественно объявила о допуске к работе, и Феечка тут же схватила миленькую папочку в нежно-рыжем переплёте. Дабы ей не мешали не в меру развеселившиеся черти, она отошла в сторонку для долгожданного свидания.
Ведь сейчас в мире, где время течёт степенно и размеренно, где секунды не обгоняют часы, а дни, испуганно пятясь назад, не вертят колесо прожитых лет в обратную сторону, наступила ночь. Наступило время, когда все или почти все дети спят мирным сном, сказочными сновидениями провожая весёлые выходные и встречая озабоченный понедельник.
Став полупрозрачной, Феечка бросилась в Дашин сон. Но этой ночью всё шло не так, как обычно. Серые облака закрывали от ангела сновидений миленькую девочку, которая когда-то носила рыжие косички. Сквозь серую серость проявлялось болезненно жёлтое лицо со знакомыми сердцу чертами. То появляясь из-за туч, то снова скрываясь за ними, Даша слабым голосом звала маму.
– Я сейчас, сейчас! Потерпи, милая! – шептала Феечка, пытаясь прорваться сквозь кордон серых туч.
Но Даша не видела и не слышала свою её - верную подружку и надёжного гида в мир сказочных сновидений - которая совсем ненадолго, совсем на чуть-чуть оставила свою милую подопечную. Не по своей воле! Так получилось. Но Даша лишь тихо стонала, смотрела куда-то вдаль приоткрытыми, пожелтевшими глазами и звала маму.
– Мама! Где ты, мама?!
– Что происходит?! – вернувшись в Канцелярию, Феечка встревоженно спросила у стоявшего рядом Рыжего.
– Она в прекоматозном состоянии, – абсолютно спокойно, словно преподаватель перед первокурсниками-медиками, стал объяснять Рыжий, – острая интоксикация, развившаяся на фоне…
– Да не нужен мне её диагноз! – выкрикнула Феечка. – Почему я не могу пробиться к ней?! Она всё время исчезает, меня не видит и зовёт маму!
– Потому что, балда мелкая, она не спит! Она бредит. Не вырубилась она, понимаешь?! – повысив голос, стал втолковывать Рыжий
– А что делать?!
– Пробивайся! Может, она отключится, или добрый дядя доктор её вырубит. Вон сколько трубок в ней. Ща возьмёт шприц, качнёт ей чего-то весёленького – она и вырубится. Давай, стучись!
– А она меня не видит! – все ещё паниковала Феечка. – Она маму зовёт.
– Так стань ей мамой! – не подумав, тут же выдал Рыжий.
И в следующий момент крепко испугался, узрев в образе Феечки стремительные изменения, грозившие обернуться настоящей катастрофой.
Едва услышав слова: «стань мамой», Феечка расплылась в наиширочайшей, наизагадочнейшей улыбке. Провалившись куда-то в сказочные грёзы, она стояла с широко раскрытыми глазами и, как заворожённая, шептала: «Стать мамой!». В её ослепительно красивых глазах вместо благоразумия вертелось гипнотическое колесо, разгоняясь с каждой секундой всё быстрее и быстрее.
– Твою мать! – испуганно выкрикнул Рыжий и принялся тормошить почти потерявшуюся в грёзах Феечку: – Муха, вернись! Фу! Нельзя!
Но Феечка продолжала проваливаться, не реагируя на команды. Тогда Рыжий решился на отчаянный шаг. Он тихонечко шлёпнул её ладошкой по щеке. От такой дерзости не привыкшая к подобному обращению Феечка отчаянно взвизгнула и вернулась в себя.
– Хвала Сатане! – облечено выдохнул Рыжий.
– Что ты говорил? – спросила у Рыжего уже адекватная девушка с благоразумием в ослепительно красивых глазах.
– Да фигню всякую! – от греха подальше решил отговориться Рыжий.
– Так что мне делать?! – вновь вопрошала Феечка.
– Значит так, – старательно подбирая выражения, начал Рыжий, – ты пробиваешься к ней. Как пробьёшься – не паникуй и не впадай в крайности. Просто подыграй ей, исполнив роль той, кого она зовёт.
– Стать ма… – начала Феечка, опять тихо впадая в самогипноз.
– Молчать! – резко оборвал её Рыжий. – Молчать и слушать! Ты пробьёшься к ней и будешь вести себя, как настоящая… хм, ну, эта.
– А как? – недоумевала Феечка.
– Кàком кверху! – психанул Рыжий. – Как, как?! Возьми её на руки, погладь по головке, успокой. В общем, проведи процедуру умиротворения. Ты же помнишь, как это делается?! Или из башки все повылетало?!
– Помню конечно, – тут же ответила Феечка, – сперва…
– Верю! – перебил её Рыжий. – А потом просто погрузишь её в сон.
– Ещё один?! – удивилась Феечка. – Ещё один сон, который во сне?
– А отчего бы и нет? Погрузишь, а там развлекайтесь от души, как хотите! Там у неё не будет ни боли, ни страха. Сможешь спокойно работать.
– Ой! Так просто?! – едва не подпрыгнув от радости, воскликнула Феечка.
– Так просто! – подтвердил Рыжий. – Только гляди мне, в крайности не впадай, очумелая мамаша!
Феечка покрепче прижала к себе папочку в нежно-рыжем переплёте и, тихонько нашёптывая себе под нос: «Стать мамой», сделалась полупрозрачной.
– Ты свидетель! Я сделал всё, что мог! – подняв глаза кверху, развёл руками Рыжий.
***
Серый и однообразный видеоряд, мелькавший перед Дашиными глазами, в один момент стал стремительно белеть. Всё ещё пролетали серые облака, но долгожданная белая белость безжалостно разгоняла их, являя взору удивительное, бескрайнее белое пространство.
– Здравствуй, милая! – из белых облаков показалась миниатюрная фигурка Растеряшки.
– Мне больно! – вместо приветствия простонала Даша. – Мне больно. Где моя мама?!
– Милая, – сдерживая слёзы, Феечка подошла к Даше и крепко обняла свою милую подружку.
– Мама! – не прекращала стонать до неузнаваемости изменившаяся девочка.
Тогда Феечка как пушинку подхватила на руки Дашу, трижды моргнула, образовав в белом пространстве диван, и усадила стонущую Дашу рядом с собой, положив её голову на свои колени. Феечка тихонько гладила обессилившую от боли девочку по лысенькой головушке и что-то шептала. Было очень больно видеть Дашу такой. До слёз больно!
Маленькая слезинка, родившаяся в уголочке ослепительно красивого глаза, быстро скользнула по бархатистой коже щеки и, обернувшись кристалликом чистой воды, стремительно полетела прямо Даше на голову. Словно трава после дождя, у девочки в один миг заколосились волосы. Запутавшись в свежей, густо-рыжей растительности, слезинка-кристаллик быстро вплелась в миленькую косичку, превратившись в настоящий самоцвет. Одна слезинка, вторая, третья... Словно по мановению Даша вновь стала прежней девочкой: весёлой и игривой подружкой феечки Растеряшки, смышлёной девчонкой с рыжими косичками.
– Растеряшечка! Ты вернулась! – воскликнула улыбающаяся Даша.
– И ты тоже! – смахнув запоздавшую слезинку, с улыбкой ответила Феечка.
– Я?! – удивилась Даша.
Вместо ответа Феечка повела рукой, повелев белой белости немедля организовать зеркало в полный рост для миленькой девочки с рыжими, полными самоцветов косичками.
Накрутившись вволю у зеркала, Даша бросилась к Феечке, крепко обняла её и едва не рыдая, прошептала на ухо:
– Растеряшечка! Моя Растеряшечка! Я так по тебе соскучилась!
– А я по тебе! – ответила Феечка.
Воспользовавшись моментом, запоздалая слезинка быстро выпрыгнула из Феечкиного глаза и без оглядки помчалась к рыженькой шевелюре, чтобы через мгновение стать самоцветом ослепительной красоты.
– Достаточно! – повелительным голосом произнесла Феечка, запихивая обратно в глаза нетерпеливые слезинки, жаждавшие присоединиться к своим подружкам.
– Сказку! –затребовала Даша, глядя воспылавшими жизнью глазами на улыбающуюся Растеряшку. – Ты не закончила сказку!
– Сказку?! – лукаво улыбаясь, спросила её Растеряшка.
И ещё немного поулыбавшись для интриги, принялась организовывать сказочное пространство.
Когда всё, что нужно для сказки, покорно ждало своего часа, Растеряшка торжественно пригласила в сказочную студию мастера волшебной кисти и животворящей краски:
–Je vous en prie, Monsieur Сrayon!*
Но вместо изысканного Карандашика показался розовый слон. Нелепо улыбаясь, хоботастое недопернатое розового цвета кого-то усиленно отпихивало задом.
– Ты что тут делаешь?! – грозно спросила Растеряшка.
Вместо ответа слон торжественно поднял хобот и начал чрезвычайно фальшиво трубить «Марсельезу».
– А ну брысь! – топнула ножкой разгневанная сказочница, узрев за пернатой задницей мсье Карандашика, который никак не мог пробиться к почтенной публике, пытаясь протиснуться между белой белостью и розовой «задностью».
От обиды слон пронзительно «трубанул», едва не порвав хобот и, как кот-проказник, перевернувший цветочный горшок, умчался прочь. У Растеряшки с Дашей аж уши заложило!
Наконец вышел помятый мсье Карандаш. Поправляя берет на остро заточенном грифеле, мсье Карандаш в сердцах кинул слону: «Impertinent!»**, за что в ответ получил ещё один выстрел звонким хоботом.
На этом инцидент был исчерпан, и началась самая настоящая сказка. Точнее продолжилась. Ведь Растеряшка недорассказала самую малость. Или не малость?
– До дня шестнадцатилетия Парисы оставалось каких-то пару месяцев. Девочка очень ждала этого момента! Рафаэль, её приёмный отец и заботливый опекун, сказал ей, что в шестнадцать с ней произойдёт что-то удивительное. Что именно, он не сказал. Ведь он и сам не знал, что должно произойти. Но в том, что это событие в корне перевернёт её жизнь, Рафаэль нисколечко не сомневался.
Однако изменения касались не только Парисы. Стремительно менялся Рафаэль. Эти печальные перемены Париса видела каждый день. Рафаэль неуклонно старел, стремительно обгоняя календарь. Ещё вчера черная, как смоль, шевелюра отца за ночь побелела, словно кто-то ночью пролил на неё белую краску. А уже к вечеру того же дня большие залысины обнажали сморщенную, старческую голову, усыпанную пигментными пятнами. Морщины лезли буквально на глазах. Здоровье Рафаэля ухудшалось с каждой минутой. Когда до дня рождения Парисы оставалась неделя, Рафаэль уже не мог ходить без помощи трости. Полный сил мужчина самого цветущего возраста стремительно превращался в дряхлого старика.
«Что с тобой, отец мой?!» – в тревоге спрашивала его Париса. Но Рафаэль отмалчивался. За три дня до торжественно даты, когда глубокий старик Рафаэль утратил последний зуб, Париса приняла решение отвезти отца домой. Обратно к тому месту, которое они когда-то покинули. В то место, с которого и началась её история. «Ты права, дочь моя, поедем», – безропотно ответил ей отец, будучи не в силах и пяти минут устоять на ногах.
Тёплым весенним вечером, в канун дня рождения дочери, Рафаэль попросил Парису вывезти его в парк, находившийся совсем рядом с их домом. Усадив отца в кресло с колёсиками, Париса неспешно покатила дряхлого, укрытого клетчатым пледом старика в городской парк. Аллея, по которой они неспешно шли, была вся усыпана весенней зеленью. В воздухе витал удивительный аромат жизни, возрождавшейся после затяжной зимы. В этот вечер Парисе было особенно тяжело смотреть на отца, безвозвратно увядающего на фоне возрождающейся природы.
«Остановись здесь, дочь моя, – дряблым голосом произнёс Рафаэль возле лавочки, за которой рос густой куст. - Я должен тебе кое-то рассказать, пока я ещё в силах говорить». Париса остановилась, присела на лавочку, развернув отца к себе, и стала покорно слушать.
«Давным-давно, когда небеса ещё не видели стальных птиц, а люди писали друг другу письма на бумаге, я был совсем другим. Меня звали Патрик. Я был отчаянным парнем, главарём банды головорезов, убивавших и грабивших всех вокруг. Никто не мог сравниться с нами в мощи и дерзости! Мы держали в страхе целые города!
Однажды мы нашли убежище одного богача. Мы вошли в этот с виду непримечательный дом и просто ахнули от богатств, таившихся в нём. Золото и самоцветы, драгоценные ковры и тонкие шелка! Мешок за мешком мы выносили сокровища из этого кладезя людского богатства и грузили их на верблюдов. А потом пустились в путь, везя награбленное через жгучую пустыню.
В дороге нас застала буря. Она поднялась внезапно, заслонив песчаными тучами жаркое солнце. Это была страшная буря, насланная Всевышним в наказание за наши грехи! Дул испепеляющий ветер! Раскалённый песок, гонимый ветром, с силой врезался в нас, обдирая с ещё живых, обожжённую плоть! Я зарезал верблюда, выпотрошил его и спрятался внутри в надежде пережить эту страшную бурю.
И мне удалось выжить. Никто из моей банды не выжил, кроме меня. Весь перепачканный кровью, я покинул своё убежище, как только ветер стих. Я вылез и огляделся вокруг. Моему взору предстало ужасающее зрелище! Вокруг лежали оголённые кости и отбеленные до блеска черепа моих друзей. Буря убила их, а ветер с песком начисто ободрали с них плоть. И посреди этого побоища возвышался высокий и строгий мужчина в чёрном убранстве.
Ах, глупцы мы, глупцы! Если бы мы только знали, чей покой посмели потревожить, в чьё убежище мы посмели войти без спросу и чьи богатства мы коварно похитили! Дом, который мы ограбили, принадлежал чёрному колдуну, могущественному магу и приятелю самой смерти. И теперь он стоял надо мной, возвышаясь над останками моих друзей-бандитов. Отовсюду веяло удушающим запахом палёной человеческой плоти, выжигающим глаза и дурманящим разум. Я упал на колени…».
В памяти Парисы стали всплывать обрывки воспоминаний. Большой мужчина в тёмной комнате с решёткой на окне, черные одеяния и этот удушающий запах палёной плоти. Она не могла вспомнить, где и когда это было, но почему-то очень явственно видела эти картинки. А Рафаэль тем временем продолжал свой рассказ.
«Колдун, стоявший надо мною, знаком руки повелел мне встать. «Ты ли – Патрик, ловкий обманщик, искусный вор и хладнокровный убийца?» – спросил он у меня. Я кивнул, не имея сил произнести слово. «Ты остался в живых лишь благодаря моему желанию! – говорил он мне грозным голосом. – Но твоя никчёмная, проклятая людьми и забытая Богом жизнь дана тебе не для грабежа и убийства! Ты сослужишь мне службу!».
Колдун поднял руку к небу, и в его руке появился черный посох, украшенный золотом и самоцветами. «Я дарую тебе сто лет жизни, которую ты проведёшь в праведных делах, врачуя людей по всему миру. Ты не будешь брать платы за свою благодетель, но нужда не коснётся тебя. Врачуя людей по всему миру, ты отыщешь семерых мудрецов этой эпохи. Ты станешь учиться у них мудрости, изо дня в день перенимая их великие знания. И проводишь их в мир тишины и покоя, когда настанет час. Ты заслужишь право получить от них печать знаний, от каждого по одной. По истечении ста лет и ни секундой позже я приду к тебе за этими печатями, и ты отдашь мне их. Если ты исполнишь мой наказ, я щедро награжу тебя. Я дам тебе ещё сто лет жизни в богатстве, славе и величии!».
Вид колдуна сделался устрашающим. Став ещё больше и ужаснее, колдун продолжил говорить: «Если же ты осмелишься не исполнить мой наказ, я отниму у тебя самое дорогое, что у тебя есть! Ты не сможешь воспротивиться мне! Я отберу то, что будет тебе дороже всего на свете, дороже твоей никчёмной жизни! А потом отберу у тебя жизнь, отправив в бездонный омут забытья!». Колдун повёл рукой, вздымая пески пустыни к небу. Солнце вновь скрылось за песчаными тучами. Когда тучи рассеялись, останков моих друзей уже не было. «О тебе забудут люди, словно тебя никогда не было на этой земле. И ты исчезнешь из памяти людей, как исчезли останки твоих друзей-бандитов!».
Я покорно склонил голову перед могущественным магом.
«Помни, Патрик, коварный бандит и хладнокровный убийца! Ровно через сто лет я приду к тебе, и ты мне отдашь восемь печатей великих мудрецов!». «Почему восемь? – воскликнул я. – Ведь речь шла о семерых!». Колдун ухмыльнулся и сказал: «А ты – смышлёный малый! Ты прав. И первая печать, выжженная огнём на твоём смертном теле, будет моей!». С этими словами он ударил меня в плечо своим черным посохом. Моё тело пронзила невыносимая боль. По моим жилам вместо крови потекло раскалённое олово! Не в силах сдержать эту боль, я упал. Колдун усмехнулся и сказал на прощание: «Восемь печатей через сто лет!». И исчез без следа.
С невероятным трудом я дошёл до ближайшего поселения. Изнемогая от жажды и боли в плече, я подошёл к ближайшей хибаре и попросился немного передохнуть. «Мы не можем тебя пустить, путник, – ответила мне иссушенная солнцем женщина на пороге жилища, – мой сын болен проклятой болезнью. Ни один из людей, благословенных Господом, не может пересечь порога этого дома. Ступай к другому дому, путник». «Позвольте, я взгляну на него», – попросил я.
Памятуя о словах колдуна, я вошёл в дом. Ужасный запах гнилой плоти сразу ударил мне в нос. «Позвольте мне взглянуть на ребёнка», – сказал я женщине. Она отвела меня в комнату, где на кровати лежал еле живой мальчик лет десяти. «Что с тобой, дитя?» – спросил я его. «Я проклят Господом нашим, – отвечал мне мальчик, – уже год я лежу на кровати и прошу у Бога смерти! Моё тело истлевает, принося мне невыносимую боль!». Я положил на голову мальчика руку и закрыл глаза. Яркий свет блеснул пред моими закрытыми очами. Потом я открыл глаза и взглянул на больное дитя. На нём больше не было страшных ран и плоть его была чиста, как кожа младенца. Он встал и пошёл. А я получил пищу, воду и кров. С тех пор я стал называться Рафаэлем, а прежний Патрик был предан забвению.
Я путешествовал по миру и врачевал людей силой Господа, как повелевал мне колдун. И я искал семерых мудрецов, желая учиться у них мудрости. Я отыскал шестерых из них и учился у них, неустанно перенимая их знания. А после с миром провёл их туда, откуда возврата нет. Уходя в мир тишины и покоя, мудрецы даровали мне свои печати знаний. Всякий раз, когда мудрец покидал этот мир, моё тело пронзала невыносимая боль, испепеляя меня изнутри. И всякий раз на моем теле появлялась новая печать, загадочным рисунком отображаясь на спине. Я собрал семь печатей и неистово искал последнего мудреца, путешествуя по всему миру. Годы шли, отбирая у меня всякую надежду выполнить наказ колдуна. Сколько бы я ни ездил по миру, я никак не мог встретить последнего из величайших этой эпохи! Я уже почти отчаялся. Но одна ночь, один дивный сон изменил всё в моей жизни.
В этом доме, где ты провела свои младенческие годы, я тихо уснул ровно шестнадцать лет назад. И мне приснился сон. Мне снилось дивное дитя, чистое, как свет, прекрасное, как солнце, и хрупкое, как жизнь. Оно лежало под большим кустом в городском парке. Это был удивительный сон! Проснувшись ранним утром, я немедля отправился в парк. Заглянув под куст, под этот самый куст, что до сих пор растёт за этой лавочкой, я увидел тебя. Прекрасное дитя в розовом одеянии с ленточкой, повязанной на шее. Тот, кто оставил тебя здесь, нарёк тебя Парисой. О том гласила невзрачная бумажка, закреплённая на ленте.
Я взял тебя, дочь моя, и принёс в дом. Все эти годы, пока ты была со мной, я дарил тебе всю свою любовь, приняв тебя как родное дитя. Ты и есть то самое дорогое, что мне дороже жизни!».
Обессиленный Рафаэль протянул старческие руки к Парисе. «Прошу тебя, дочь моя! Прошу тебя, как отец может просить горячо любимую дочь! Оставь меня! Сей же час оставь меня и иди прочь! Будь счастлива в этом мире!». «Я не оставлю тебя! – со слезами произнесла Париса. – Я не могу оставить того, кто даровал мне свою жизнь! Я останусь с тобой до самой последней минуты!». «Оставь меня, дочь моя! – просил Рафаэль. – Оставь. Я желаю в одиночестве принять свою участь».
На парковой аллее повеяло холодом. В воздухе повис отвратительный запах палёной плоти. Рядом с лавочкой, словно бы из ничего, появился дряхлый старик с черным посохом в руке…
________
* Прошу Вас, мсье Карандаш!
** Нахал!
Продолжение следует...
Автор: Руслан Ковальчук
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47036-glava-16-vosmaja-pechat.html
Содержание:
- Глава 4. Первое знакомство
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: