Романтизировал или критиковал отечественный кинематограф "эпохи перемен" воров в законе выясняет @Дмитрий Караваев
Определенную эволюцию в советском кино претерпевает образ «крестного отца» преступной группировки, «авторитета», утвердившегося на самой вершине криминального сообщества. Если говорить о подобных персонажах в фильмах «Холодное лето пятьдесят третьего» или «Беспредел», то они однозначно ни симпатии, ни уважения не вызвали — в силу просто того, что нарушали не только уголовный кодекс, но и все писаные и неписаные законы человечности.
Можно, однако, вспомнить, что при схожей этической доминанте несколько иным — в нюансах — был один из самых харизматичных «паханов» советского экрана — Карп-«Горбатый» (А. Джигарханян) из телесериала «Место встречи изменить нельзя»: переполненный звериной жестокостью и коварством, он, похоже, все-таки понимал значимость доброго и нравственного в этом мире.
Неудивительно, что десятилетием спустя именно Джигарханян появляется в эпизодической роли криминального авторитета по кличке Король в фильме «По прозвищу Зверь», где произносит запоминающуюся реплику в адрес главного героя: «в тебе что-то от человека есть, давно таких не встречал» («от человека» — в смысле, от существа, живущего не только животными инстинктами и мотивациями, проявляемыми как в ипостаси хищника, так и жертвы).
Уже в постперестроечном кино появляются различные модификации этого образа— от семейного деспота (криминальный авторитет «Папа» в «Линии жизни» П. Лунгина, 1995) до опереточного мафиози Филиппа («Возвращение броненосца» Г. Полоки, 1996) и откровенно эксцентричного пахана-болвана Козюльского («Ширли-мырли»).
Их «фирменным знаком» становится низкий и густой «бархатный» голос со зловеще-ироническими интонациями—без сомнения, один из самых характерных кинематографических маркеров отрицательного персонажа.
Не столь резонансным, как герои Джигарханяна, но определенно заслуживающим внимания в нашем контексте стал один из главных персонажей криминальной драмы «Винт» (реж. А. Казаков, 1993). Глава мощной мафиозной группировки Олег Михайлович (М. Гладышев) представлял собой откровенно одиозного негодяя (у него — и наркотраффик, и притоны, и заказные расправы, и элементарное презрение к людям, и даже соответствующая «порочная» внешность), но по ходу сюжета выясняется, что его, бывшего офицера-«афганца», таким сделала наша неприглядная действительность, а потому он заслуживает прощения и — спасения своим бывшим однополчанином.
▶️ подобный ход используют создатели Слова пацана
В финале положительный герой, борец с мафией Ким (Ким Ин-хо) после кровавой «разборки» выносит на плечах своего антагониста и бывшего командира (видимо, «к новой жизни»?) точно так же, как выносил его с поля боя в Афганистане.
Безусловно, реальные факты и фигуранты криминальных хроник влияли на социальное сознание больше, чем их экранные образы. Но, как бы то ни было, кинематографические ипостаси «князей» российского преступного мира также внесли немалый вклад в то, что в нашем общественном сознании первой половины 1990-х стал укореняться фрейм, что криминальный авторитет, главарь преступной группировки — это не просто «неизбежное зло», но некая неизбывная, специфическая константа российской действительности, бороться с которой не только бессмысленно, но и нецелесообразно.
Ставшая народной поговоркой максима следователя Жеглова — «вор должен сидеть в тюрьме!» из все того же говорухинского сериала с начала 1990-х хоть и не вышла из обихода, но утратила свойство социального императива: общество смирилось с тем, что крестные отцы мафии, матерые уголовники, криминальные авторитеты не только не скрываются от органов правопорядка, но активно участвуют в жизни общества и даже получают «пиар» в средствах массовой информации. И однозначное моральное оправдание получает самочинный мститель, чье право на убийство не предусмотрено уголовным кодексом, но благословляется «высшим судом».
В самой буквальной форме это было доказано «Ворошиловский стрелком» (1995) того же Говорухина, где во всех отношениях порядочный пожилой человек расстреливает (пусть и не со смертельным исходом) целую компанию молодых мерзавцев.
Во второй половине 1990-х и начале 2000-х новую, еще более мощную подпитку этому фрейму дадут многие другие фильмы и телесериалы. Прежде всего, это «Брат» (1997) А. Балабанова, выдвинувший в пантеон любимых народных персонажей флегматичного и простодушного «санитара криминальных джунглей» Данилу Багрова (С. Бодров) .
Близких по социальной функции героев ввели в культурный обиход фильмы «Барханов и его телохранитель» В. Лонского, «Шизофрения» В. Сергеева, «Бумер» П. Буслова, «Олигарх» П. Лунгина, балабановские «Жмурки». Киллер, мафиози, боевик и даже главарь преступного сообщества, которые в первые постперестрочные годы могли претендовать лишь на статус антагонистов главного положительного героя, начинают замещать его в этом амплуа.
