"Он выглядел как житель гор с его необыкновенным ростом, широкими плечами, худым лицом, черными волосами, с его манерой размашисто шагать. В городе он казался столь массивным, столь несоответствующим. Его лучше было видеть среди гор, лугов и лесов. Там он был "дома". Всегда его сопровождала большая белая собака по имени Русси, которая походила на хозяина беспорядком внешнего вида, силой и некоторой треугольностью облика… Они чудесно дополняли и понимали друг друга. Черный говорил что-нибудь Белому ласковым голосом, и Белый кивал головою в ответ" (Василий Кандинский).
Франц Мориц Вильгельм Марк. Тот, у кого с животными всегда складывалось много проще, чем с людьми.
"Очень рано в жизни я нашел человека уродливым; животное казалось мне красивее и чище..." (Франц Марк)
Потому что мир погряз во грехе, а технические новации порабощали человека. Противоядием для Марка стал мир природы.
Экспрессионизм - это вообще очень проромантическое движение: унаследовав идеи эпохи романтизма (от Новалиса с его "голубым цветком", братьев Шлегелей, Вакенродера... до Каспара Давида Фридриха и Филиппа Отто Рунге), экспрессионисты стремились преобразовать человека и мир посредством своего искусства.
Да, они отразили стадии разложения и распада, как формы, так и духа. Но, по сути, остались утопическим миропониманием, нацеленным на идеальное преображение действительности - среди хаоса и остатка разрушенных форм и духовных ценностей экспрессионисты призывали к моральному обновлению человека.
Не случайно их обзывали "Дикими Германии", памятуя о французских фовистах... Действительно, они были близки к фовистам колористическим напряжением, резкостью и энергией форм, пляшущим аки заводной апельсин мазком... Такая же яркая, выразительная реальность, преобразованная в дорожный знак, ибо дорожный знак не нуждается в натуроподобии - его лапидарный язык и так всем понятен.
За одним принципиально важным исключением - будучи плодами именно германского искусства немецкие экспрессионисты внесли трагизм, содержательность и психологическую глубину в новое искусство начала ХХ столетия, которое, казалось, только и занимается тем, что ищет формальные новации.
Так, у экспрессионистов резкая угловатость форм, нервность мазка, маниакальная (временами доходящая до экстаза) деформация материи есть синоним душевного спазма, крик без звука. И неизменно всегда этот крик связан с глубоко личным переживанием конкретного художника.
Немецкая национальная школа вообще всегда имела устойчивое стремление к социальной содержательности (даже в импрессионизме Макса Либермана или Фрица фон Уде).
Да и сама эстетизация, доходящая порой до болезненности, всего некрасивого, уродливого или того, что кажется таковым, существовала очень и очень давно (тот же любимый экспрессионистами Грюневальд своего распятого Христа писал с чумными бубонами - это был сказ именно про смерть, а не про чудо воскресения).
Марк всегда пытался смотреть на мир глазами животного. Именно поэтому, сколько бы лошадей, лисичек, собак... ни написал художник, ни один толковый искусствовед не называл его "анималистом" - это всегда аллегория, та самая, от романтизма.
За одним единственным исключением: искусство экспрессионизма - это не инобытие романтической мечты, а преображенная эмоциями и страстями реальность, полная сложных драматических коллизий. Мир экспрессионизма представлен не привычными и понятными образами, а отчужденными и противоречивыми, увиденными как бы впервые.
"Есть ли какая-либо более загадочная идея для художника, чем представление о том, как природа может отражаться в глазах животного? Как лошадь видит мир, или орел, олень, или собака? Насколько бедна и бездушна наша традиция размещать животных в пейзаже, который принадлежит нашим глазам, вместо того, чтобы проникнуть в душу животного, чтобы представить его восприятие" (Франц Марк)
В семье Марка все было очень серьезно: отец - юрист, мать - кальвинистка, старший брат Пауль - ученый, который исследовал Византию. Вот и юный будущий художник избрал себе путь теолога и философа. Избрал, но после срочной службы в армии, неожиданно и твердо решил стать художником (причины столь резкого поворота Марка в сторону творческой деятельности до сих пор не ясны).
Такое дело: "Если вы хотите разочаровать родителей, а к гомосексуализму душа не лежит - идите в искусство" (народная шутка).
А для изучения натуры и упражнений в рисунке - в зоопарк. Ну это если следовать путем Марка, настольной книгой которого стала "Жизнь животных" Альфреда Брема.
И, следуя корням (имеется ввиду чисто немецкий маркер, идущий еще от Лукаса Кранаха и Грюневальда, - до болезненности эстетизировать все некрасивое и уродливое, а также совершенно четко стремиться к образной содержательности), Марк страстно желал выражать СУТЬ ЯВЛЕНИЙ, а не изображать их внешнее подобие (впрочем, все, что сказано выше, абсолютно справедливо по отношению ко всему экспрессионизму).
Так, в его искусстве принципиально важен цвет. Марк не только понимал потенциал цвета влиять на настроение, но и разработал свою собственную теорию цветовой символики. Синий он, например, ассоциировал с мужским началом, а желтый - с женским, красный - с физическим, жестоким миром.
Что я хочу сказать? Работы Марка есть колористические метафоры страстей и страданий. Художник сливает формы пейзажа и животных в единое, органическое, нераздельное целое - только у животного мира осталась связь с природой.
Дело в том, что начало ХХ столетия - это время переживания духовной катастрофы. Нравственность падает, официальные моральные установки порабощают личность, в миру властвуют машины и техника. Художники тоскуют по утраченной гармонии и ищут глубинного контакта с природой, стремятся обрести вновь разрушенные связи (поэтому и так много пейзажа в багаже экспрессионизма).
Марк бежал от этого несовершенного человеческого мира в мир животных, идеализируя его. Животным неведомы людские пороки, да и убивают они друг друга исключительно пропитания ради.
Но мир этот оказался до щемящий боли в груди хрупок и нестабилен - разрушенные формы; ломаные, острые как рапира, линии; автономная сила цвета.
Его "Башня синих лошадей" - это отсылка к четырем всадникам Апокалипсиса. Потому что экспрессионизм видел в Апокалипсисе ВОЗМОЖНОСТЬ очистить природу (и человека).
А потом случился 1914 год - тот самый Апокалипсис. Марк пошел добровольцем на фронт, потому что искренне верил в эту возможность глобального обновления и очищения мира.
Друзья не разделяли его мечтаний - Пауль Клее презирал даже его военный мундир, а Кандинский вынужден был уехать в Россию. Более того, на фронте уже погиб Август Макке и обессмыслил своей смертью любые доводы в пользу войны.
Вскоре прозрение пришло к Марку, на фронте, когда трупный запах стал просто невыносим.
Незадолго до его военных опытов художник отошел от предмета и обратился к абстракции. Потому что в воздухе витали чумные ароматы грядущей катастрофы (экспрессионисты в этом плане все пророки). Его "Борьба форм" (1914) - это борьба света и тьмы, символический иероглиф событий, что совсем скоро произойдут. А в "Тироле" (1914) уже все случилось - зловещие черные ветки деревьев, словно косы смерти, разрушают мир до основания.
Немецкое правительство в 1916 году подготовило список важных для страны художников, которых следовало освободить от военной службы. Франц Марк был в списке, но так и не узнал об этом. Его смертельно ранили в сражении под Верденом - одном из самых кровавых за всю историю Первой мировой войны. Тогда обе стороны потеряли около миллиона человек.
Ему было 36 лет.
Еще в 1911 году Кандинский и Марк создали арт-объединение Der Blaue Reiter или "Синий всадник", потому что оба любили синий, религиозную мистику и философию (связь с Георгием Победоносцем).
"Синий всадник проецирует себя в таинственные царства природы и, без жестокости или резкого эффекта, растворяется в изумлении ребенка, замешательстве неуравновешенного человека, наивности крестьянина, ужасах и радостях животных" (Франц Марк)
""Синий всадник" - это мы оба, я и Марк" - сказал позже Кандинский и после войны не стал возрождать группу. Без Марка.