Увертюра на отвлечённую тему
Судьба любит упоротых
Слишком уж часто в последнее время (украдкой вытирая кружевным носовым платком слёзы стыда и судорожно сморкаясь) я откровенничаю с вами о своих опозданиях на спектакли. Таковые пренебрежение культурой театральных звонков и понятием времени ужасны, потому что, в общем-то, я человек безукоризненных манер: воспитан, педантичен и в высшей степени пунктуален. Я хотел бы выглядеть для своих читателей образцом добродетели, а для юношества – примером для подражания. Но, увы…
Беда пришла, откуда не ждали. Я распланировал свою поездку таким образом, чтобы до начала спектакля у меня в запасе было более часа. Собирался посетить кафе, поэтому из дома вышел вальяжно, с достоинством и натощак. И уже подходя к станции, с ужасом вспомнил, что спектакль, обычно начинающийся в 19.00, именно сегодня 25 ноября 2023 года будут давать на час раньше в 18.00. Я сам выбирал это время, чтобы гарантированно вернуться домой на последней электричке.
Электричка прибывает в Москву на платформу Выхино в 17.30. И у меня оставалось всего полчаса, чтобы с Выхино на метро с двумя пересадками и перебежками доехать до станции Арбатской. А ведь от Арбатской до театра ещё добежать надо. Напомню, что я лихорадочно размышлял обо всём этом ещё будучи в своей деревне на пути к станции. И 95% добропорядочных обывателей, оказавшихся на моём месте, благоразумно развернусь бы и пошли домой смотреть футбол по телеку. Потому что успеть было нереально. Но я тёртая театральная крыса и знаю, что никогда представление не начинается точно в указанный час. Обязательно будет задержка на 10-15 минут. Потому что зрителям, разморенным после буфета ещё и рассесться нужно по своим местам. И я решил, что этих 10-15 минут мне как раз хватит, чтобы добежать от метро до театра. Однако…
Я ещё до Таганской не доехал, а часы уж тоскливо пробили 17.55. И тут из оставшихся 5% целеустремлённых театралов отсеялось бы ещё 4%. Успеть невозможно. Но я упрямо продолжал двигаться к цели. С Кузнецкого Моста бежал до Лубянки, взлетал по эскалаторам мимо дремлющих пассажиров, оцепенело наслаждающихся выходным днём. Как я себя ругал, какие омерзительные эпитеты подбирал! Но бежал! Кашлял, задыхался, всхлипывал, но бежал! И дело не в том, что мне было жалко билет (самый дорогой, кстати, в этом сезоне, поэтому и жалко тоже). А дело в том, что я живу в 150-и километрах от Москвы, и любой поход в театр для меня – это редкое фееричное событие, к которому я готовлюсь за много недель, а иногда и месяцев, которое я с наслаждением предвкушаю. И которое (так уж получилось) является чуть ли не единственной отрадою в моей жизни. Я не мог взять и сдаться. От Лубянки я (медленно, очень медленно!) ехал до Библиотеки им. Ленина, затем снова быстро бежал по лабиринтам метро. Вылетел на Арбатскую и – прямиком вприпрыжку в другую сторону: к Кремлю, а надо бы к Арбату…
И вот, я стою на Арбатской у неверного для меня выхода №2 и понимаю, что это тупик. И тут оставшийся 1% особо упоротых пошёл бы просто гулять по Красной Площади, раз уж дорога привела к ней. Именно так мне и нужно было поступить. Устроить себе утешительную прогулку и униженно вернуться домой. Стою… мимо меня движутся люди, многие из них смеются, обнимаются, радуются, а у меня – безутешного неудачника – текут слёзы. Мне не хочется жить. Время начинает останавливаться, как будто кто-то поставил не только мою, но и окружающую жизнь на паузу. Слышится только всё замедляющийся стук сердца: тук-тук, тук… ту-к…
И тут я выхожу из минутного оцепенения и говорю себе: «Я не сдамся! Пусть я буду невоспитанным, непунктуальным нарушителем норм приличия! Но я не буду неудачником!»
Разворачиваюсь и – по эскалаторам, по перрону бегу через всю станцию Арбатскую обратно к нужному выходу. Понимаю, что безнадёжно опоздал, но мотивирую себя тем, что «хотя бы проверю, на сколько именно опоздал». Воздвиженку и Малый Кисловский переулок штурмовал уже из последних сил. И проверил-таки экспериментальным путём насколько именно опоздал – на … минут (нужное вставить, потому что сам я никогда не признаюсь; сообщу только что это мой личный самый постыдный в жизни антирекорд). Капельдинер вежливо уведомил меня, что как прогульщик я до антракта буду сидеть не на своём месте, а неподалёку от входа в зал (чтобы не потревожить нормальных и по-настоящему культурных зрителей). Я поблагодарил его и сказал, что согласен даже стоять возле входа.
И знаете, что самое интересное? Когда я уже сдавал куртку в гардероб, услышал за спиной на входе в театр смущённый женский голос. Оказывается, кто-то способен прийти позже, чем я! Женщина, если читаешь эти строки – привет тебе от собрата по рассеянности!
Я робко сел на первое же пустое место возле входа. Но тут ко мне подошёл другой капельдинер, на это раз в лице очаровательной девушки, и в глубокой темноте тихо-тихо сопроводил меня – ещё подслеповатого после улицы – до моего места (балкон, правая сторона, 1 ряд, 1 место).
Каким же счастливым я был! И не только от того, что попал всё-таки на спектакль, но и от того, что не сдался! Гордился собой, любовался со стороны. В тот самый миг, когда я сел на своё кресло, словно в награду за непотопляемость мне на телефон беззвучно пришло сразу два сообщения: первое извещало о денежном переводе за одну мою творческую работу, второе было от очень хорошего человека, приглашающего меня в театр.
Я поведал всё это для того, чтобы сказать: никогда не сдавайтесь, судьба любит упоротых. Судьба вас наградит за несгибаемость и стойкость. Но всё же, постарайтесь внимательнее относиться к расписанию спектаклей и никогда не опаздывайте в театр (это я уже обращаюсь в первую очередь к себе).
I.
«Лолита» для бедных, или Была ли девочка?
Театр имени Маяковского я почтил своим визитом впервые. И обычно я стараюсь описать впечатления от зрительского дебюта. Но, поскольку на спектакль я опоздал, то видел театр уже в полумраке (в фойе и коридорах приглушили свет). В антракте же я рассматривать его не пошёл, потому что так устал от беготни, что не в силах был подняться с кресла. В финале же лишь немного похлопал артистам на поклоне и, не дожидаясь конца церемонии, побежал домой. Мне предстояло проделать тот же самый путь и в том же самом ритме, чтобы успеть на последнюю электричку. Поэтому, о театре я расскажу как-нибудь в другой раз. А сейчас перейдём к спектаклю.
«Любовь по Маркесу» – это инсценировка повести Габриэля Гарсиа Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх». Хотя, на официальном сайте театра спектакль почему-то отнесли к жанру сценической фантазии. И с этим я бы поспорил. Ибо сценическая фантазия – это история, пересказанная языком балета, оперы, мюзикла и т.д. Или, перенесённая в наши дни, да ещё и в наши реалии: челябинская пятиэтажка, престарелый слесарь Иван Выхрестюк безнадежно влюблён в немую от рождения 8-классницу Клаву – приёмную дочь дородной буфетчицы Маньки Желтоног. Или нет, не в дочь буфетчицы, а в прекрасную наяду Кокитиду, дочь речного божества, наложницу Аида. Но спектакль «Любовь по Маркесу» очень близок (иногда даже навязчиво близок) к первоисточнику. Это не фантазия, не интерпретация. Это классическая и (хочу польстить) весьма добротная инсценировка.
Сама же повесть «Вспоминая моих грустных шлюх», на мой взгляд, посредственная. Маркес писал её уже в преклонном возрасте после череды тяжёлых болезней и двадцатилетнего творческого молчания. Интересна она нам только потому, что это последнее крупное произведение мастера «магического реализма». В повести нет ничего, что могло бы перевернуть мир, глобально повлиять на читателей или её автора. Нет ярких образов, необычных метафор (кроме одной, о которой позже). Нет ни одного виртуозного художественного приёма. Маркес во многом повторяет и себя раннего, и других писателей, рассказавших подобные истории до него. Первая аналогия, которая навязчиво бросается в глаза, это схожесть с «Лолитой» Владимира Набокова. Но, Маркес опоздал на пятьдесят лет. После самого скандального романа русско-американского писателя любовью взрослого мужчины к несовершеннолетней девочке никого уже не удивишь и не шокируешь. После «Лолиты» подобные истории немножко банальны и пошловаты. И можно сказать, что повесть «Вспоминая моих грустных шлюх» - это «Лолита» для бедных. Почему? Потому что у Набокова кроме методично растлеваемой девочки на каждой странице образ, метафора, игра слов, зашифрованная аллюзия, одним словом высокая литература. А у Маркеса хорошая, добротная, легкочитаемая, но какая-то выхолощенная до уровня массовых любовных романов несуразная история о 90-летнем старике, беспомощно волочащимся за 14-летней дебютирующей проституткой. Абсурда добавляет тот факт, что проститутка эта с завидным постоянством пребывает в стране грёз и сновидений. Недвижима, безмолвна, статична, инертна. Возможно, нас обманывают и это просто надувная кукла? Или манекен? Или галлюцинация?..
Давайте садиться и разбираться: была ли девочка?
И тут я хочу вернуться к жанру сценической фантазии. Мне кажется, сама повесть «Вспоминая моих грустных шлюх» ничто иное как «сценическая фантазия», рождённая в отдельно взятом «черепе головы» (причем неважно, самого ли Маркеса, или его персонажа). Не кажется ли вам данная история слишком уж вымышленной, нарочито неправдоподобной? Не замечали ли вы странности, которые бывают скорее во сне, чем наяву? А ведь в этих странностях, в этом переплетении сна с реальностью и заключается тот самый пресловутый стиль «магического реализма» Маркеса. Начнём с того, что главный герой неправдоподобно бодр и здоров для своих 90 лет. У него родные зубы (нет никакого намёка на вставную челюсть), он всего два раза в жизни обращался к врачу и оба раза его признавали здоровым. Иногда болят кости, изредка трудно дышать, в последний год покалывает сердце и бывают незначительные провалы в памяти. И это, увы, весь анамнез пациента. Наш бодрый пластмассовый герой по-прежнему работает в газете штатным репортёром. И до сих пор пользуется услугами женщин с пониженной социальной ответственностью. Вот и на свой 90-летний юбилей он заказал по телефону не костяшки для игры в домино для последующих ристалищ с такими же стариками во дворе, а ни много ни мало… 14-летнюю девственницу. И его давняя подруга сутенёрша Роса Кабаркас эту причудливую просьбу выполнила. И как-то неправдоподобно быстро для разорившегося борделя. И далее наш не в меру похотливый юбиляр пытается обладать подарком, но всё происходит как во сне, когда мерещится какое-нибудь желанное кондитерское изделие, ты тянешься к нему, пытаешься надкусить, почувствовать сладость, растёкшуюся в полости рта, но мираж ускользает, растворяется. И ты просыпаешься голодным и разочарованным. Любитель четырнадцатилетних девственниц всё кружит вокруг да около, всё пытается надкусить запретное, но ничего не выходит. Девочка всё время спит. И возникает отчаянный вопрос: почему!? Все мы – читатели – сладострастно прильнули лоснящимися глазами к прорези замочной скважины. Но, тщетно. Старик всё промакивает и промакивает полотенцем пот, бесконечно проступающий на боках латиноамериканской нимфетки… и поёт песенку по Дельгадину Худышку, младшую дочь короля, которой не хватало отцовской любви.
Твою дивизию! Уже сами проститутки не выдерживают. «Разбуди её и всади в неё по самые уши свою оглоблю, которой тебя наградил дьявол за твою трусость и низость»: напутствует его бывшая проститутка Касильда. «Она может тебе не нравиться, ты в своём праве, но хотя бы веди себя с ней как взрослый»: более деликатно отчитывает его сводница Роса Кабаркас после очередной ночи, когда Дельгадина ко всеобщему (и своему личному) разочарованию снова проснулась девственницей.
Ничего не хочет знать наш престарелый похотливый газетчик: ни её настоящего имени, ни её голоса (однажды услышав её голос, он счёл его слишком плебейским). Он даже не хочет видеть её бодрствующую и в одежде. Зато в фантазиях своих он (далее цитата) «менял цвет её глаз в зависимости от своего настроения. Они были цвета морской воды, когда она просыпалась, медовые, когда смеялась, и огненные, когда злилась. И так же, по настроению, одевал её в соответствии с возрастом и обстоятельствами…» и т.д. и т.п. И далее чуть позже «теперь я точно знаю: то было не помрачение рассудка, а чудо первой в моей жизни любви, пришедшей в девяносто лет». А я вот думаю, что помрачение рассудка. Химера, выдуманная затухающим мозгом полоумного старца – вот, что такое «любовь по Маркесу».
В какой-то момент старик взвинчивает себя эротическими фантазиями до такого предела, что перевоплощается в Кэрри Брэдшоу и начинает вести в газете колонку «Секс в большом городе». Зачёркнуто и исправлено на «Любовь в большом городе». В этой колонке он публикует полные нежности письма, адресованные своей вечно спящей несовершеннолетней проститутке, причём настаивает на том, чтобы их печатали всенепременно на передовице. И ни в коем случае не оскверняли типографским шрифтом, а публиковали как есть в виде фото, чтобы читатель мог не только растроганно всплакнуть, но и полюбоваться каллиграфическим подчерком автора.
Но и это обман, вымысел автора. Как бывший газетчик уверяю: какими бы пронзительными ни были любовные письма пенсионеров, ни одна общественно-политическая газета не опубликует их на передовице. Там всегда найдётся место для более актуальных новостей и событий, происходящих в мире, стране, городе.
Тем не менее, письма влюблённого старика публикуют на самом видном месте. Они производят фурор. И жители города дают автору лестное прозвище Печальный Мудрец. И хоть бы одно из этих писем Маркес привел нам для ознакомления. Мне как читателю интересно: что мог написать в них великовозрастный Ромео, придумывающий своей Джульетте цвет глаз, имя, одежду и голос?
Апофеозом несуразности можно считать сцену с котом, с помощью которого главный герой искал запропастившуюся было возлюбленную. Он взял многострадальное животное, которое никакого отношения к искомой девочке не имело, ни разу её даже не видело, принёс его к дому Росы Кабаркас, выпустил на улицу… и кот, не понимая, что от него требуется, сразу удрал. Это что? «Литература по Маркесу»? Кстати, вся эта унылая возня с котом напомнила мне главного героя из повести «Полковнику никто не пишет» и его петуха. Вот вам ещё один образчик самоповтора Маркеса.
На основе этого неоднозначного и немножечко несуразного произведения режиссёр и художественный руководитель театра имени Маяковского Егор Перегудов поставил спектакль «Любовь по Маркесу». И что же из этого получилось?..
II.
Хотелось бы чего-то иного…
В антракте я случайно подслушал разговор двух достопочтенных дам, сидящих по соседству со мной, одетых в цветастые шерстяные платья и обильно увешанных крупными бусами и серьгами. «Ну как вам всё это?» – томно спросила одна из них. Её соседка долго думала, смущённо пожимала плечами, а потом произнесла, членораздельно растягивая слова: «Не нравится мне увлечение старика молоденькими девицами. Хотелось бы чего-то иного».
Иного – это чего? Чтобы вместо 14-летней благоухающей, гладкокожей Дельгадины старик обихаживал сморщенную (или неестественно вздутую как жабу), усыпанную пигментными пятнами 74-летнюю Джозефину. Замените несовершеннолетнюю гетеру любой другой женщиной, хоть на 20, хоть на 30 лет моложе главного героя, которая якобы будет под стать ему, и эта история из фантазийного абсурда превратится в безвкусный гиперреалистичный хоррор. Дельгадина – вот центр произведения Маркеса. Вокруг неё, а не вокруг безумного старика крутится Вселенная. Она – метафоричное олицетворение жизни. В книге это не так явственно ощущается, но там – на сцене, когда Дельгадина вдруг встала с кровати и начала танцевать в белом полупрозрачном развевающемся пеньюаре, я поймал себя на мысли, что она похожа сейчас на тот самый сверхплотный сгусток жизни, который положил начало всему ныне существующему, который породил Вселенную. Дельгадина – не столько символ любви по Маркесу, сколько символ жизни. В жизнь влюблён старик, а не в сонную нимфетку с плебейским говором.
Надо сказать, что повесть «Вспоминая моих грустных шлюх» весьма неудобна для инсценировки. В ней нет динамики, мало диалогов; действие хаотично и происходит в разных местах и в разное время (бордель, редакция, больница, улица, дом старика и т.д.). Много второстепенных персонажей. И в целом вся повесть – это унылые и однообразные воспоминания уходящего в вечность газетчика, которые крутятся в основном вокруг борделя (читай название повести).
Тут нужно или обилие сложных, громоздких декораций, которые будут постоянно меняться, переставляться, трансформироваться, или вообще ничего. Егор Перегудов и сценограф Владимир Арефьев пошли по пути наименьшего сопротивления: они выбрали второе – отказались от каких-либо декораций вообще. Линолеум на полу (из «Леруа Мерлен»?) и гигантские двухэтажные жалюзи по периметру трёх стен (из того же магазина?). И это всё, чем вы сможете удивиться или восхититься. Есть свисающие с потолка вентиляторы, символизирующие борьбу с тропической жарой далёкой Колумбии. Кровать на колёсиках. Кресло и пара стопок книг (которые исчезли после антракта). Но это уже детали.
В виду того, что действие разбросано во времени и пространстве, некоторые сцены пришлось переводить в формат пресловутых газетных писем главного героя, которые актёры просто зачитывали, связывая тем самым разрозненный сюжет.
С высоты балкона мне показалось, что в спектакле при обилии танцев полностью отсутствует хореография. Каждая танцовщица по отдельности великолепна и движения её гармоничны, но вместе они с друг другом не сочетаются. И даже создают хаос. Особенно это заметно в танце секретарш в первой части спектакля на праздновании юбилея главного героя. Сотрудницы редакции попросту прыгали, бегали, катались по полу и ещё разными способами двигались под музыку, никак между собой не взаимодействуя. Но, когда я узнал, что хореографом спектакля является чемпион мира и Европы по латиноамериканским танцам Денис Тагинцев, мне стало стыдно за свои придирки. Скорее всего, с хореографией в спектакле всё в порядке, либо я не разбираюсь в латиноамериканских танцах, либо с балкона создаётся такой эффект хаоса.
Роль Печального Мудреца и сластолюбца Габито играет Игорь Костолевский, а престарелую плутоватую сводню Росу Кабаркас Ольга Прокофьева. Тут надо отметить одну интересную деталь: оба они в первом акте играли в масках чудовищно старящих их, но после антракта Габито от любви к Дельгадине помолодел. А вместе с ним помолодела и Роса Кабаркас. И маски были сняты. Другие актёры мне малознакомы, поэтому оставлю их в этот раз в скромной колумбийской тени.
Проститутки и секретарши – истинное украшение сцены. Благодаря обилию красивых женщин Егору Перегудову удалось невозможное – постановка получилась в разы интереснее печатной первоосновы. Но вишенкой на торте для эстетов и одновременно предметом истерии для фарисеев явилась Алина Вакаева в роли несостоявшейся супруги Габито Химены Ортис, которая вышла на сцену (вздохните, пожалуйста, воздуху поглубже!) совершенно нагая.
Как есть: в чём мать родила.
Я передать не могу, каких только отзывов я не прочитал в ленте своего ВК (а я подписан на все театры Москвы и группы по театральным интересам). Публика плевалась, публику рвало кровью. «Доколе будем терпеть разврат на сцене?!» - истерически вопрошали одни. «Какая гадость!» - гневно возмущались другие. «Гнать Перегудова из искусства!» - рассерженно требовали третьи. И ещё много чего я прочитал, прежде чем сам увидел всё своими глазами. Очевидцы уверяли, что люди в бешенстве выкрикивали из зала: «Хватит гнать халтуру!». Уходили со спектакля в одиночку и большими группами так, что к концу постановки зал пустел. И лишь сквозняк беспристрастно шевелил скомканные в припадке гнева, валяющиеся под сиденьями билеты.
И вот, что скажу вам я – дамский угодник с огромным опытом, число женщин которого приближается к заветным 514-ти из памятного списка Габито: во-первых, нет в спектакле никакой пошлости, даже намёка на неё и тем более нет ничего постыдного; во-вторых, (специально обратил на это внимание) зал был полон и никто ни во время спектакля, ни в антракте домой не ушёл, тем более не выкрикивал гадостей с кресла.
Даже обнажённая Химена Ортис не могла шокировать или оскорбить своим видом зрителей. Не только потому, что в зале были исключительно взрослые люди (ибо возрастной рейтинг спектакля 18+), но и потому, что молодое женское тело – это само по себе искусство, объект поклонения и восхищения. И именно об этом последняя повесть Габриэля Гарсиа Маркеса. О женщине, о красоте её тела, о молодости, которая оставила главного героя, но продолжается в других людях. О жизни. Поэтому избежать обнажённых женщин в постановке, основанной на книге про обнажённых женщин, невозможно. Более того – недопустимо, иначе не стоило бы за эту работу браться.
В итоге мой вердикт таков: постановка хорошая, добротная, сделанная с душой и усердием; минимализм в оформлении компенсируется изобилием красивых женщин, латиноамериканской музыкой и танцами. Перед просмотром рекомендую прочитать первоисточник. Это поспособствует лучшему пониманию и усваиванию происходящего на сцене действия.
P.S. Фото взято с официального сайта театра им. Маяковского.
