Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
А история-то наша подошла к финалу. Сегодня мы узнаем всю изнанку этой леденящей кровь истории, а уже в декабре - расстанемся с её персонажами насовсем. Как и с Павлославской губернией. И заодно - с тем самым вымышленным "литератором средней руки", что эту историю нам поведал. Жаль ли мне - нет, нисколько. Ведь у меня, как у опытного престидижитатора, есть в волшебном цилиндре кое-что ещё... правда, совсем иного свойства, и вовсе не острого сюжетом, скорее - наоборот. Но - дело повара - готовить, дело гостя - есть или вежливо отказаться. Вашему же Резонеру, привыкшему за три с половиною года существования канала ко всякому, "хвалу и клевету приемля равнодушно", останется лишь воспринять реакцию аудитории как должное.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда через несколько дней Муравеев – невыспавшийся, с безумными от дикой скачки глазами на такой же взмыленной лошади – доставил судебному следователю Козлову почту из Павлослава, его уже очень ждали. Обычно спокойный – по крайней мере внешне – Илларион Павлович прямо с утра начал проявлять признаки волнения. Он много курил, выходил прогуляться, выглядывая – не видать ли где спешащего всадника, и был крайне неразговорчив. Его настроение передалось и Аристову: давеча, принимая пристава второго стана, он наорал на беднягу ни за что, досталось и канцеляристу за скверный почерк и помарки в бумагах. Дела у обоих как-то не клеились. И, наконец-то, когда пыльно-мокрый всклокоченный Муравеев вошел в кабинет, ему обрадовались так, что, кажется, готовы были расцеловать.
- На словах ничего не велено передать? - приняв депешу, с напускной строгостью, явно чувствуя себя неловко за проявление слабости, спросил Козлов. – Ладно, ступай, отдыхай, голубчик.
- Ну что там, а? – выждав пару минут, выдохнул Аристов. – Что, говорю, пишут-то?
Козлов, не отвечая, внимательно читал, шевеля губами и водя лицом слева направо.
- Молчит…, - адресуясь в пустоту, проворчал исправник. – Мне, может, уже под арест собираться нужно, а он молчит… Что там, Илларион Палыч? Ты уж совесть-то поимей, не один, чай, в этой каше варишься!..
Козлов, закончив чтение, снял очки и в задумчивости пожевал губами. С минуту он молчал, обдумывая прочитанное, Аристов всё это время глядел на него с плохо скрываемой ненавистью, томясь в тревожном ожидании своей участи.
- Ну… так, значит, Гаврила Васильевич. Давай-ка лучше я тебе отдельно всё прочту, а заодно и сам еще раз вникну…
Илларион Павлович вернул очки на прежнее место и лицо его собралось каким-то непостижимым физиогномическим образом в одну точку – ту, что ближе к кончику носа, так что поднесенная к глазам депеша сделалась некоторым логическим завершением образа судебного следователя.
- Милостивый государь господин коллежский асессор Илларион Павлович! По твоей просьбе в Санкт-Петербург было телеграфировано всё слово в слово. Ответ пришел нынче с утра. Не стану тебе его цитировать, т.к. адресован он мне и его превосходительству г-ну губернатору, но именно по этой причине сперва позволь выговорить тебе всё, что давно пора было и назрело…
- Та-ак…, - мрачно произнес Аристов. – Начинается.
- Прежде всего, изволь принять от меня строжайший выговор за возмутительно несвоевременное освещение своему непосредственному начальству хода следствия в течение всего времени, что ты изволишь пребывать в Верхнерадонежске. Те крупицы фактов, редкие рапорты и обещания скорейшего завершения дела, которыми ты позволял себе меня потчевать, простительны кому угодно, только не следователю с твоим послужным списком. Тем более непростителен и оскорбителен – для меня и его превосходительства г-на губернатора - тот факт, что нам из столицы вменяют то, о чем ни я, ни его превосходительство не имеем ни малейшего понятия. По возвращении твоем в Павлослав будет у нас с тобой, Илларион Павлович, крайне серьезный разговор, предупреждаю заранее. О том же можешь уведомить и г-на титулярного советника Аристова, его начальство г-н полицмейстер им также недовольно, о чем, полагаю, он еще получит извещение своим порядком.
- Славно! – причмокнул, качая головой, Гаврила Васильевич. – Дождался. Мерси!
- ... Теперь, Илларион Павлович, о деле. Так как оно приняло характер весьма деликатный, то прошу принять мои слова не как руководство к действию или прямое приказание, а именно как рекомендацию, потому как отвечать за всё придется именно тебе. А посему, господин коллежский асессор, прими ряд моих советов.
Первое. Поручика Тучкова Ивана Ивановича из-под стражи освободить и перевести под домашний арест, содержать не строго, чего пожелает – всем обеспечить, самоуправства над ним не чинить.
Второе. Г-ну уездному исправнику Аристову силами полицейского состава первого, второго и третьего станов, возможно так же и с привлечением надежных к тому делу охотников, не мешкая, собрать карательный отряд и выдвинуться к известному вам обоим месту для решительного пресечения преступных действий уголовного преступника Можара и его людей. Любые последствия этой операции на месте неважны…
На этом месте Козлов остановился читать и торжествующе поглядел на замершего с открытым ртом Аристова – мол, а я что говорил?
- …Третье. В отношении арестованных по делу бывшего пристава первого стана Мусина, а также его сообщника мещанина Агеева, оставить ранее примененные к ним меры, то есть арест, без изменения. Содержать в строгости до особых распоряжений.
Четвертое. Вплоть до прибытия в Верхнерадонежск чрезвычайного уполномоченного лица из Санкт-Петербурга более никаких действий по этому делу не применять. Полагаю, что по получении тобою моего письма персона эта уже находится в пути, так что по всему ждать осталось недолго.
Илларион Павлович, надеюсь, ты всё из прочитанного понял, и мне не нужно каким-либо образом выделять тебе особым шрифтом, как именно надлежит тебе поступить с этим письмом по прочтении.
На прощание прими последний совет – не наворотить чего лишнего.
- Прокурор Яков Матвеевич? – дождавшись, пока Козлов умолк и снял очки, уважительно поинтересовался Аристов. – Сурьезный мущщина – по всему видать. И, главное, чего делать-то?
- Мне-то что делать - как раз понятно, - тоскливо вздохнул Козлов. – Ничего не делать. Всё уже сделали. А вот тебе, Гаврила Васильевич, что делать – это тот еще вопрос. Ты, что ли, не обратил внимания на фразу его высокоблагородия?
- Это про то, что на Можара охоту собирать? Нет, это я как раз понял, всё правильно ты давеча говорил. Особенно мне понравилось «известное нам обоим место». Это какое, позвольте поинтересоваться? Тайга?
- Другая фраза, Гаврила Васильевич, - Козлов поискал в письме нужные слова и ткнул в него пальцем. – Вот. Любые последствия этой операции на месте неважны.
- И что оно, это самое, означает?
- А ты подумай.
- Да нет, ты мне скажи, я полицмейстеру подчиняюсь, мне твой прокурор не указ.
- А не было никакого письма, забудь. А всё же – что ты понял?
- А коли не было письма, так я ничего и не понял, - уперся Аристов.
- Да всё ты, Гаврила Васильевич, понял, - Козлов помрачнел и, понизив голос до келейного, произнес. – Буквально это означает: Можара, как всем угодно называть Гамзу, и варнаков его всех до последнего убить, а, если при этом случится случайно пристрелить кого из участников обеих экспедиций, то худо от этого никому не будет, всё на Можара же и спишется. Ясно теперь?
Аристов некоторое время сидел молча, выражением напряженного лица и даже всею фигурой как бы показывая следователю работу мысли. Когда же работа его мысли завершилась, Гаврила Васильевич судорожно сглотнул в поисках приличествующих озарившей его догадке слов, но слова тоже упорно отказывались к нему приходить, когда же пришли – абсолютно багровый исправник громогласно забасил во весь свой profondo:
- Та-ак, значит… Из Аристова злодея решили сделать на старости лет. Иди, говорят, Гаврила Васильевич, незнамо куда и всех убей: хочешь - ножиком зарежь, а хочешь – палкой забей… Но чтобы непременно до смерти!
- Тише, не ровен час, услышит кто, бог знает что подумает, - обеспокоенно завертел головой Козлов.
- Ах, какие мы чувствительные! – Исправник распалялся всё больше. – Стало быть, если кто услышит – черт его знает, что подумать может! А то, что я по бумажке твоей прелестной должен обуваться и людей гнать в тайгу на смертоубийство, это как бы никого не беспокоит. Да вы что там – совсем спятили в Павлославе своем?!
- Да тише ты, архангел Гавриил! – отбрасывая прочь проклятое письмо, зашипел Илларион Павлович. – Дело сугубо секретное, а ты на весь город трубишь! Я Якова Матвеевича, почитай, лет двадцать знаю. Разве б стал он мне такое писать, кабы не крайность? Я тебе точно говорю – ни за что бы не стал. Значит, обстоятельства таковы, что – если не сделаем, как прокурор пишет – будет и ему, и губернатору, и нам с тобой – вообще без разговоров – такое, что без пенсиона в отставку подать за счастье сочтем. Послушай, Гаврила Васильевич: ни я, ни ты этого дела не искали, оно само нас нашло. А коли так – выйти из него надо достойно. Хочешь честь свою и имя замарать – давай, бери деньги Мусина, оно хоть и прибыльно, а совесть тебя нет-нет, да и кольнет на старости лет, на смертном одре спросит – что, Гаврила Васильевич, не стыдно тебе, что польстился? Скверные это деньги, кровавые. И история эта скверная – от начала и до конца, которого мы с тобою еще не ведаем. Делай как сказано, титулярный советник Аристов, но – когда в тайгу пойдешь – буквально всё не исполняй, после скажешь - не понял, дескать. Не бери греха на душу, и – если живые кто там еще остался – всех сюда выводи, а после мы уже им растолкуем – что говорить можно, а что лучше и забыть. Уразумел, Гаврила Васильевич, горячая твоя голова?
- А то! – и Аристов неожиданно расплылся в широчайшей улыбке. – Вот теперь – уразумел. Теперь мне всё ясно – будто туман какой-то в голове рассеялся. Умеешь ты, Илларион Палыч, все эти штучки начальственные на родной язык перетолмачить, тертый ты человек. Сделаю как сказал – в тайгу отряд соберу, чертей там всех перебью, а экспедицию назад верну. Вот только – где ж мне искать-то их?
- Забыл? Ты у Мусина спроси. Помнишь – он же показал, что был там один раз, - посоветовал Козлов. – Ему есть что терять, и есть – куда возвращаться, он за собою, поди, не один схрон оставил. Ему самому Гамзу сдать выгодно, чтобы и следа от того не осталось. Попытай его как следует, убеди… А я попробую нашего поручика разговорить. Теперь, когда ему послабление вышло, может, и скажет что?..
… К вечеру того же дня поручик Тучков, размещенный в лучшем номере «Империала», с нескрываемым удовольствием поглощал заказанные Козловым из ресторации блюда одно за другим, запивал их, морщась, каким-то неизвестным следователю красным вином с долгим испанским названием и, одобрительно поглядывая на Иллариона Павловича, говорил:
- … Нет, ну что это за «Кастель»? Это черт его знает что такое, но точно не «Кастель». Может, здешних обывателей с претензией на выслуженный аристократизм двадцатилетней выдержки на это винишко и можно купить, но не меня! А вы, господин коллежский асессор, оказались много умнее, чем я предполагал. Я всегда говорил – голос разума сулит гораздо больше голоса сердца, жить сердцем – накладно и опасно. Ну и – извольте не тревожиться, я дам вам самые лестные рекомендации, с вас только остается не прыгать выше головы, усмирить гордыню и не казаться умнее всех. Отныне вы – простой исполнитель, маленький винтик в огромной машине, которая – вывались вы из своего паза – даже и не заметит этого. Надо уметь проигрывать достойно, но – поверьте – в накладе вы не останетесь… Как я понимаю…
- Вы заблуждаетесь на наш с господином исправником счет, - сухо отрезал Козлов, стараясь не глядеть на исчезающие в Тучкове яства. – Я понимаю, куда вы клоните, и, возможно вас это удивит, но не всех манит шелест купюр до такой степени, чтобы забыть о чести и о долге.
- В самом деле? – Тучков даже на секунду перестал жевать и замер с бокалом вина в руке, изучающе глядя на Иллариона Павловича. – Вы меня пугаете. Я уже начинаю сомневаться – не задумали ли вы какой-то изящный кунштюк? В любом случае – не советую. Итак, поговорим о деле. Судя по моему новому статусу и недурному ужину, вы получили какие-то указания. Какие именно?
«Ну и наглец!» - с плохо скрываемым отвращением подумал Козлов. – «Кто же стоит за ним, если, даже совершив убийство, он уверен в собственной безнаказанности до такой степени, что позволяет себе допрашивать меня?»
- Мне кажется, господин поручик, вы немного запутались и ошибочно решили, что теперь вы – следователь, а я – соучастник преступления. Облегчение вашего положения вовсе этого не означает, хотя – вы правы – мне рекомендовали пока именно так поступить с вами.
- Слова… слова, дорогой Илларион Павлович. Это – всего лишь слова, казуистика, - Тучков пожал плечами. – Вы прекрасно понимаете, кто нынче хозяин и по чьим правилам всем тут придется сосуществовать, остальное же – сотрясание воздуха, громыхание горошин пустых амбиций о надутый бычий пузырь. И всё же – о насущном. Где моя вещичка? Надеюсь, она в надежном месте?
- Более чем, - Козлов скучно закурил, намеренно тряханув пеплом в одну из тарелок поручика, что далось ему – поборнику порядка – с некоторым усилием.
- Уже неплохо, - Тучков, заметив маленькую месть следователя, усмехнулся и отер салфеткою усы. - Далее. Инструкции по зачистке вы получили?
- Позвольте…, - Илларион Павлович, еще раз поразившись наглости поручика, затушил папиросу о белорыбицу.
- Бросьте, господин следователь, - пренебрежительно махнул рукой Тучков. – Всё вы понимаете. Прииск должен быть совершенно очищен от таежной братии Гамзы. Свидетели – исчезнуть. Если возникнут затруднения с местоположением прииска – пришлите кого-нибудь местного с картой, хотя бы вашего дуболома исправника, я более или менее точно укажу – где искать. Можете взять с собой Мусина. Кстати, если и его вдруг не станет – с вас, понятно, никто не спросит.
- Мило, - не удивляясь цинизму услышанного, отозвался Козлов. – Раз уж у нас выдался вечер откровений, позвольте несколько вопросов, господин поручик?
- Неудовлетворенная профессиональная любознательность не дает покоя? Понимаю. Ну, попробуйте, я весь – внимание, - Тучков бесцеремонно залез в портсигар Иллариона Павловича и закурил, закинув ногу на ногу.
- Вы в самом деле предполагали, что на экспедицию будет совершено нападение, или это произошло по какой-то договоренности?
- Это предполагалось, - Тучков поискал пепельницу, поморщился и тряхнул папиросой над уже потухшим в недоеденной белорыбице окурком Козлова. – Предвидеть действия дикого варнака невозможно, но предположить, что он не захочет пускать в свои владения людей, пришедших за его золотом, я был обязан. Так и вышло.
- Что на самом деле произошло с экспедицией Армфельдта?
- Не думаю, что вам так уж необходимо это знать, - жестко отрезал поручик. – Скажу только, что штабс-капитан Шульц повел себя... неправильно, у него был выбор, как был он у остальных, исключая, пожалуй, упрямца Воложанина. Просто одни повели себя благоразумно, а некоторые решили поиграть в героев романов Майн Рида. Благоразумие побеждает, я вам уже говорил.
- Какова роль Ларионова во всей этой истории?
- Да никакая, - ухмыльнулся поручик. - Дежурного статиста и бездарного актеришки, оказавшегося впутанным не в свой спектакль. В Петербурге решили, что темная лошадка, уже побывавшая под судом за оставление при трагических обстоятельствах первой экспедиции, не будет лишней и во второй. В случае чего всё можно будет спихнуть на него. Вас, я вижу, тоже заинтересовал этот неудачник, дважды добровольно полезший под нож гильотины. Довольно, господин коллежский асессор, я удовлетворил ваше любопытство?
- Вполне, - Козлов взял со стола свой портсигар и упрятал его в карман кителя. – Искренне желаю вам и вашим покровителям сгореть в аду вместе с вашей чуркой. Поверьте, я всякое повидал за свою службу, но даже самый отъявленный детоубийца по сравнению с вами – невинная букашка.
- Судить с убогой обывательской колокольни – это ваш удел, господин коллежский асессор, - Тучков охладел глазами и аккуратные губы его под усами сжались в тонкую жёсткую линию. – Вы не имеете ни малейшего понятия о наших истинных целях. Всеобщее благо или благо для государства для вас – зыбкая материя вроде эфира, можно порассуждать о ней за рюмкой анисовой, но потрогать и пошить новый сертук – нельзя.
- Вы просто комичны, господин ревнитель всеобщего блага, - возразил Козлов, отметив про себя, как ненужной шелухой слетели с ироничного поручика вечные его усмешечка и развязность, - И вы всерьез вообразили себе, что при помощи беззакония и нелепого полена можете устроить так, чтобы на Руси крестьянин перестал быть рабом? Чтобы государство, наконец, обрело конституционные основы? Чтобы разом успокоить всех – и либералов, и студенчество, и сторонников прежнего порядка? Чтобы посконная беспортошная Русь стала вровень с Европой? Даже если допустить такого рода наивность – вашу и ваших высоких подельников, – ни за что не поверю, что именно такие цели вы преследовали, заваривая всю эту мерзкую кашу. Цель любой власти – еще больше власти, не так ли? И какими высокими штилями вы не драпируйте эту простейшую истину, рано или поздно наружу высунется надменное сытое мурло какой-нибудь очередной титулованной персоны, возжелавшей изменить мир по своему сугубому видению. На что вы употребили свои таланты, господин поручик? Убийца на службе кучки безразличных к человеческим судьбам таких же убийц-идеалистов, готовых по трупам пройти, но получить желаемое? Жалкая роль!
- Жалкая роль у вас, человеческого стада, тысячами пудов унавоживающего почву своими бренными телами, - неискренне хохотнул Тучков, вполне видимо всё же задетый словами Иллариона Павловича. – Самой историей вам суждено плодиться, гибнуть целыми армиями на войнах, ангажированных не вами, служить на службах в угоду иным, плодить детей, будущее которых ни чем не будет отличаться от вашего прошлого, и с со смутным сожалением от чего-то несостоявшегося помереть в кругу неблагодарного потомства, нетерпеливо потирающего лапки в предвкушении нищенского наследства. Что вы – убогий философ провинциального розлива – можете знать о государственном устройстве? Вы – видевший несколько раз склеротического дурака губернатора и полагающего, что это – и есть государство? Хорошо, давайте я дам вам и вашему интеллекту фору, вознесем ваши представления о государстве до персоны Его Императорского Величества. И что – вы уверены, что этот коронованный боров, даже женившийся на невесте собственного покойного брата, есть наивысшая инкарнация государственного благоустройства? А теперь представьте, господин уездный Демокрит, что существует группа единомышленников, которой подвластно практически всё, – проведение нужных законов, армия, флот, средства, у неё есть определенное влияние на Двор, наконец… Определенное, но не решающее, да. Вы когда-нибудь слыхали об иллюминатах?
- Так, в общих чертах.
- Позвольте усомниться, откуда бы? Так вот, общество баварских иллюминатов во второй половине восемнадцатого века поставило себе задачу истинно великую – облагораживание человечества посредством собственных возможностей, а их у тогдашних иллюминатов было достаточно. Закончилась та попытка, однако, неудачей, но семена, посеянные теми идеалистами, не пропали – они, господин следователь, дали свои благодатные всходы, и вот уже в России возникло движение Новейших Иллюминатов. Это – не пустая говорильня, сударь. Чтобы доказать вам наши высочайшие задачи и цели, приведу всего лишь один результат нашей работы – отмена крепостного права. Долгие годы – еще в царствование покойного Николая Павловича – над воспитанием наследника трудились наши люди, внушая ему нужные нам истины, и рабство таки было упразднено.
- Взорвали Государя Александра Николаевича, упразднившего рабство, очевидно, тоже ваши люди? – Козлов не удержался, чтобы не съязвить. – Мавр сделал своё дело?..
- Вы хотите знать чуть больше дозволенного таким, как вы, - не обидевшись, ответил Тучков. – Впрочем, если угодно… Государь Александр Николаевич зашел чересчур далеко в своем представлении о современном мироустройстве. Мы шагаем в ногу со временем, но дарование России конституции – шаг крайне скороспелый и необдуманный. В открытую форточку хлынуло ненужное изобилие слишком свежего воздуха, у многих закружились головы, а другие захворали инфлюэнцей, появилась надобность взять паузу в прививании демократической лозы в нашем северном садочке. У нас есть собственный план поступательного движения страны и к демократии, и к прогрессу, и к процветанию. Средства нужны, да, но этот злосчастный прииск – мелочь, копейки по сравнению с величием замысла. А вот тот предмет, который вы со свойственным вам невежеством изволите именовать «поленом» - это как раз и есть тот рычаг, при помощи которого у нас полностью будут развязаны руки. Вы сколько угодно можете называть нас оккультистами, сектантами, да хоть приверженцами Сатаны! Если есть возможность использовать для достижения величайшей и благороднейшей цели самого дьявола – мы сделаем это, черт возьми!
- Французы, низвергая монархию, тоже кричали «либерте, фратерните и эгалите». Великие замыслы, а чем оно всё кончилось-то? – Илларион Павлович брезгливо прищурился на распалившегося поручика как на некую мерзкую тварь вроде таракана. – Сперва роялистов, после сами себя переказнили, продолжили Наполеоном, а закончили и вовсе ярмарочной каруселью – то реставрацией, то второй республикой, то снова монархией, то третьей республикой. Это, что ли, высшая цель - по-вашему? Туда-сюда то королями, то президентами манипулировать? Занятно, что и говорить. Вы поленом-то своим, позвольте поинтересоваться, кого огреть собираетесь? Никак самого Государя? Чем не угодил? Неужто не слушается? Вот упрямец!..
- Боже, какой же вы остолоп! – Тучков сморщился как от кислой клюквы. – Ваши примитивные рассуждения о ходе Истории извинительны только потому, что ваш потолок – чин надворного советника, скупердяйский пенсион, домашний колпак и утренний кофе с дрянным вареньем.
- Ну, вот и поговорили, - удовлетворенно выдохнул Козлов. – А знаете что, поручик? Я, пожалуй, вот как поступлю: чурочки своей вы не получите – ни от меня, ни от Гаврилы Васильевича, ни от кого. Я от неё просто избавлюсь.
Поручик, сперва замерев, вдруг заразительно и искренне расхохотался.
- Я же и говорю – уездный остолоп. Хочу вас огорчить, господин философ: от этой вещи нельзя просто так избавиться. Уже пробовали – ничего не вышло. Жгли её, топили, рубили топором – а вот она, цела-целёхонька, лежит у вас под замочком, меня дожидается! Эта чурочка, сударь, уже полтора столетия спит в ожидании своего хозяина, через множество рук она прошла, но не сгинула. Такие вещи не пропадают. Если хотите знать – это священный идол навхов, маленького народа, который в начале прошлого века извел государь Петр Алексеевич. Извести-то извел, да только навхи наложили на идола своё заклятие, и кто владеет его тайной, может… Впрочем, неважно, что он может, - Тучков внезапно замолчал и злобно посмотрел на следователя.
- Ну и славно, - кивнул головою Козлов. – Вот я этого идола и запрячу от вас, а то и правда – не дай бог что натворите с ним. Довольно с вас и прииска. Если я ваше полено где в тайге закопаю аршина на три – оно же само к вам не придет? Вот и я так думаю.
- Послушайте, как вас там… Илларион Павлович, - надменное лицо поручика вдруг переменилось, в чертах его обозначилось беспокойство. – Бросьте шутить. Я серьезно.
- Так и я – серьезно, - в тон ему, поднявшись со стула, ответил Козлов, радуясь тревоге поручика. – Пойду, пожалуй, засиделся. Казенные надобности, ничего не попишешь!
- Вы не сделаете этого, - голос Тучкова прозвучал как из преисподней. – Это не по-джентльменски – в конце концов. Я вам открылся и был предельно откровенен.
- Ну, так у нас и не Англия какая, слава богу, - отозвался от дверей Илларион Павлович. – Откуда нам, уездным болванам и остолопам, как вы это называете, по-джентльменски себя вести? Прощайте, голубчик. Да без глупостей – вы хоть и под домашним арестом, а караул у дверей не просто так размещен.
Уже выходя в коридор, Козлов не отказал себе в удовольствии оглянуться: поручик Тучков сидел за столом мертвенно-бледный с безвольно опущенными как плети руками. Глаза его незряче уставились на литографию с картины, изображающей венецианский карнавал, ту самую, где синьор в черной полумаске игриво обнимал домино, самонадеянно полагая, что истинный хозяин положения и главный персонаж – именно он.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации "Литературныхъ прибавленiй" к циклу "Однажды 200 лет назад", а также много ещё чего - в иллюстрированном каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE или в нарочно для того сделанном КАТАЛОГЕ АВТОРСКОЙ ПРОЗЫ "РУССКАГО РЕЗОНЕРА"
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании
