Если вас триггернул заголовок, то вы, скорее всего, принадлежите к одной из двух групп:
- вас гложит сильное чувство вины и стыда за некий поступок или бездействие;
- вам неприятна мысль, что предатель может простить сам себя.
Поговорим и с точки зрения первых, и с точки зрения вторых.
Однако, прежде всего, хочу вас успокоить, клинический социопат подобной темой не заинтересуется. Если только с научной точки зрения, но подобных Декстеров (отсылка к одноименному сериалу) раз и обчелся. Социопатам и психопатам не надо прощать себя, потому что то, что мы называем предательством, для них ощущается по-другому.
Большинство же людей знает или хотя бы понимает, что такое неокупная вина.
Мы до этого много говорили о вине невротической, которая фатальна, но одновременно субъективна. Неокупная вина тоже переживается как тотальная, в смысле, что один раз – и никогда не исправить и ничем не загладить. Но в отличие от невротической вины, в ней есть объективный компонент, она целиком зависит от восприятия.
На самом деле не всегда легко и не всегда имеет смысл различать невротическую вину и неокупную. Как, например, в случае, когда родитель уходит из семьи в другую семью. Да или хотя бы один из партнеров, будучи в браке, встречает человека, к которому, он уверен, чувствует любовь. В этих поступках есть объективный компонент, но очень много субъективного. Как говорится, если ваша жена ушла к другому, не известно, кому не везет.
Понимаете вы или нет, но взрослый человек (и не только взрослый) за жизнь совершает не один поступок, который будет восприниматься кем-то как предательство. Вы можете менять работу, а ваш бывший начальник, столько вложивший в вашу квалификацию, считать, что вы его предаете. Вы зовете на свадьбу разведенную маму, а папу не зовете, потому что они в контрах, - так это предательство папы. Вы повели одного ребенка в кино, а второму отказали, потому что он провинился – это тоже предательство.
Бывают и тяжелее ситуации: когда дети сдают дементных родителей в пансионат или больных детей в детский дом – это предательство. Но, если в семье есть здоровые маленькие дети, которые страдают, предательство как будто становится спасением.
И, казалось бы, прикрываться детьми можно, т.е. если НЕ ВЫ не выдерживаете, а страдает кто-то еще, тогда предавать можно. Вроде как «не ради себя, а ради спасения других». А если вы просто не выдерживаете и некем прикрыться, тогда что?
Есть еще один способ дать себе «разрешение»: можно прощать себе предательство, если вас до этого предали самого. Так как будто вы выступаете в роли «бумеранга судьбы», взяв на себя эти почетные обязанности. Однако, если поводов сказать, что вас предали нет, то и опять же прикрываться нечем.
Я к чему? К тому, что на многих-многих лежит неокупная вина. И, если вы уверены, что на вас ее нет, значит вы еще ребенок или не принимали самостоятельных решений. Ну или вы Будда. И пусть первый бросит камень безгрешный. Хотя, конечно, еще есть люди, которые искренне держатся за иллюзию своей невиновности, потому что им до чертиков страшно признать обратное. Но об этом мы еще поговорим.
Человек, совершающий предательство, как правило, знает, что происходит. Он осознает, что делает. Может, конечно, не думать, но хотя бы чувствует. И несмотря на то, что продолжает свое дело или бездействие, он при этом может себя распекать последними словами. Да, я это утверждаю и хочу, чтобы меня послушали жены, которых оставили. Даже если вас обвинили в невозможности быть с вами, человек все равно переживает вину, пусть и не пускает себя в подобные чувства.
Человек идет на предательство, потому что думает, что для него это – лучший выбор. Иногда по малодушию, т.е. потому что ему не хватает мужества вытерпеть что-то. Иногда из-за страха остаться ни с чем. В иных обстоятельствах в предательство толкает чувство беспомощности. Так что сам выбор может быть и не особо притягателен, но в силу многих других факторов человеку необходимо сделать или поменять что-нибудь.
Причем, если бы все закончилось хорошо, никакой вины бы человек не чувствовал. Даже наоборот выигравшая самонадеянность добавляет смысла жить. А не выигравшая – убирает его. Так что неокупная вина парализует тогда, когда окрашена в стыд. Это когда человек не отдает себе отчета в том, что у него есть та часть его личности, которая может предать. И не готов принять ее.
Непримиримы к себе в итоге те, кто не пускал себя в рассуждения о возможности негативного исхода, хотя как бы полагал, что так может случиться, и все равно шел на него в надежде на чудо. Но чуда не свершилось. Т.е. как бы все к этому вело, а человек поступил самонадеянно, в результате все плохо и он теперь не находит себе места.
Но это чувство настолько тяжелое, что ЛЮБОЙ хотел бы его избежать, и, как вариант, затмить его другими переживаниями. Поэтому иногда люди переживают вину как сожаление или тоску, а иногда содержат ее в форме злости. Именно на это сетуют те, кого бесит, что человек будучи виновным еще как-то свои права отстаивает. Как будто запрещено злиться, когда виновен.
Когда-то давно по первому каналу показывали женщину, ребенка которой сбила машина ПО ЕЕ ВИНЕ. Она не увидела машину, пренебрегла ПДД и ее 5-7 летней девочки не стало. Женщина рассказывала, как все произошло, не веселилась, но и не выглядела убитой. И именно от того, что она не посыпала себе голову пеплом и не легла в гроб за дочерью, аудитория на нее накинулась. По материям, потерявших своих детей, вообще показательно разделение общества на безгрешных и адекватных.
Обвиняют те, кто не может себе простить что-то или кому-то по отношению к себе. Так, злясь на вас, они имеют легальный способ подспустить свою вину или выразить злость на обидчика. Вину свою они не могут выдержать, потому что уверены, что она их убьет. Злость на других они не могут выразить, потому что боятся конфликта или необходимости прояснять свои чувства.
Те, кто уверен в своей безгрешности, на самом деле боятся. Они находятся в подспудном ощущении, что полный трындец где-то не за горами. Это их обездвиживает, заставляет молчать и просто скрежетать зубами на тех, кто может себе позволить жить дальше.
Как в случае с той женщиной на телевидении. Те, кто пытался заставить ее чувствовать себя виноватой, на самом деле испытывают глубокую вину в своих детско-родительских отношениях. Они считают, что женщине нужно было бы лечь в гроб за дочерью, потому что считают, что их собственные родители должны всю жизнь плакать по своим родительским ошибкам. Или что им самим нельзя радоваться жизни из-за своих ошибок в воспитании. Но суициднуться они не могут, хотя, может, и хотели бы, так что желают подобного незнакомому человеку.
Вас обвиняют не те, кто старается жить дальше больше вас. Вас обвиняют те, кто ДЕЛАЕТ ради своей жизни меньше вас. Те, кто делает больше, просто знают, сколько стоит делание в ситуации, когда за вами следует неокупная вина и стыд. Они бы никому этого не пожелали, поэтому и не осуждают.
Еще возьмем тяжелый случай, из-за которого во время ковида люди часто прибегали к услугам психологов: человек поссорился с мамой незадолго до ее кончины. Это неокупная вина, да. Если бы у человека был выбор, он вернулся бы в прошлое и все переписал. Но увы.
Причем бывало и так, что человек знал, что мать в тяжелом положении, и все равно поссорился. Т.е. он бы мог предвидеть, что это их последний разговор. И все равно там, в ситуации, его чувства в моменте были важнее.
Давайте это так и рассматривать. Его чувства в то время (пока мать жива) были настолько невыносимы, что они были важнее анализа возможностей. Тем более, что итог был вероятен, но не предрешен. Человеком двигала не только злость, но и надежда на лучший исход. Иначе он бы вообще не стал прояснять свою позицию. Надежда не оправдалась, но можно ли человека винить за надежду?
После смерти родителя люди в неокупной вине и стыде не могут обращаться к его фотографии, говорить о нем или даже вообще оплакать потерю. Им страшно не выдержать еще большую степень само-обвинения. Человек как будто влезает в голову почившей матери и осуждает себя ее устами.
Вот эта динамика – судить себя мыслями пострадавшего - исходит от собственных мыслей о смерти, ожиданий и опасений. Вполне может быть, что задолго до ковида сам взрослый ребенок думал о том, что умрет никому не нужный в одиночестве. Или вообще о том, что он по каким-то причинам достоин подобного исхода. Однако эти мысли слишком тяжелы, поэтому были вытеснены. И сейчас вытесненное как бы подгребается под обстоятельства, окрашивая горе в невыносимый стыд, что он будто обрек мать на то, чего боялся сам.
Так что мог ли он заранее подумать, что стыд после смерти мамы будет сильнее, чем его злость на нее? Мог, если бы у него был запас сил. Это важно. Оценивать последствия может тот, у кого есть внутренний ресурс. Но на предательство идут, когда весь свой ресурс исчерпали или кажется, что исчерпали (хотя разница не имеет значения).
Люди часто, оглядываясь назад, переоценивают тот ресурс, который был. Они думают, что, если могли еще передвигаться и разговаривать, значит, ресурс был. Но настоящий ресурс, из которого мы движемся во что-то хорошее, - это любовь. Любовь, а не сила. И если вы передвигаетесь и разговариваете - это еще не значит, что у вас есть ресурс.
Ресурс любви к ближним начинается с того, что у нас есть время и место для любви к себе. Если не можете выразить или даже чувствовать любовь к себе - у вас неоткуда черпать возможность любить близкого еще больше.
Бесспорно, ситуация с умирающей мамой требует нахождения большего объема любви, чем все время до этого. Но человеку его неоткуда было взять, если он сам его не мог проявить (или чувствовать) к себе.
Поток любви закрывается, если он не течет в вашу сторону.
Действительно, иногда бывают ситуации, когда, смотря назад, нам кажется, что мы могли еще что-то поделать. А на самом деле не могли. У нас даже не было достаточно ресурсов, чтобы оценивать другие варианты развития событий. Тогда нас могла держать на плаву только самонадеянность как единственная доступная опора, которой мы и воспользовались.
И заметьте, что жизнь за совершенное предательство уже дала вам фидбек. Почему фидбек, а не наказание? Потому что очень могло так быть, что вы, с одной стороны, почувствовали боль, вам было тяжело, стыдно и одиноко. А, с другой стороны, вы почувствовали облегчение, познакомились с добрыми людьми или даже обрели большую уверенность в себе. Так что жизнь вас не наказывает, а только предоставляет обратную связь. И эта обратная связь может быть милосердна, даже поддерживающая по отношению к вам. Только вы поддержку не берете.
Понять, что жизнь вас не наказывает, а, может, даже и утешает, когда вы сами себя обвиняете, помогает снять с себя гордыню.
Как писала Эдит Эгер, умирая, мы зовем маму. Не папу, не государство или какой-либо другой институт, а призываем жизнь, потому что мама для нас - это синоним жизни. Только для кого-то это будет не про его реальную маму, а про некую метафизическую маму, как ощущение базового доверия происходящему. Мы зовем маму как человека бывалого, который везде был и может нас провести дальше, потому что заботится о нас. Такова и жизнь.
В час, когда мы сами от себя отворачиваемся, уместно апеллировать не к правилам общежития, а к жизни во всем ее противоречии. Это и делает нас болеем мудрыми и великодушными в итоге.
Подборки всех статей по тематикам:
Работа с чувствами (кроме боли)
