О том, что не беременна, Дарья жалела: выйти замуж за Демида она согласилась лишь из-за этой боязни беременности. И своим согласием, выходит, обманула его надежду на счастье и любовь…
И Демид понимал, что не сбылось… Проходили дни, месяцы… Дарья уже не пугалась его ласк, но теперь ещё большей тяжестью легла на сердце Дарьина равнодушная покорность. Оставалась радость: когда приходилось бывать в городе или на ярмарке в Троицком, первым делом Демид выбирал для Дарьи подарки. Подолгу не отходил от прилавков с самыми красивыми расписными шалями с бахромою, шёлковыми и пуховыми платками, придирчиво рассматривал дорогие серьги и перстни… Заходил в кондитерскую лавку, – покупал конфеты и пряники. Дома в каком-то мальчишеском отчаянии говорил, – казалось, не Дарью убеждал, а сам себя:
- Всё у нас будет хорошо, Даш. Всё хорошо будет.
Поселковые бабы рассмотрели горькую тоску в Демидовых глазах. И снова безудержной волною покатилось по Новоникольскому, – от пристани до крайнего дома, за которым дорога уходила в степь. Судачили бабы: кто – из любопытства, кто – от неуёмной зависти к Дашкиному счастью… Не одна мать в Новоникольском надеялась отдать за Демида свою дочку. Были такие, что теперь злорадствовали: особо-то не видно, чтоб у Дашки с Демидом счастья – через край… Сказано: от всех этих приворотов не ждать ничего хорошего:
- Поделом ей, ведьме!
-А она как думала! Что на всю жизнь привязала к себе Демида?
- Видно, дедово ремесло… наука Макара Парамоновича не так уж легко даётся Дашке, – коли приворот её не силён оказался!
-Жалеет Демид, – что связался с Дашкой, оттого и пасмурный такой ходит.
- А что теперь сделаешь: венчаная жена!.. Девок ему не было! – больше других ярилась Матрёна Агеева. Она была твёрдо уверена, что в жёны Демид непременно выберет Стешку, её дочку. И Степанида ждала осени и сватов от Демида. Оттого обе долго не могли опомниться, когда Демид с Дашкой обвенчались, и он увёл её в Катеринину избушку…
Фёдор Тихонович своё слово сдержал: считал, что старшего сына у них с Анной нет. Сам ни разу не зашёл в избу за околицей, где жили Демид и Дарья, и Анне наказал, чтоб – ни шагу… На заводе Фёдору Тихоновичу – большая неуправка без Демида: так не хватало его рук, его сноровки и сметливости! Но – что сказано, то и сделано. Анна – тайком от мужа – к Акулине, в Павловку, ходила… А Акулина ткнула Анне в лоб согнутым пальцем:
- Какой отворот!.. И чего ты теперя хочешь от меня, – раз венчаны они!
К своим Дарья тоже редко заходила: радости, чтоб поделиться с отцом-матерью и братьями, не было, да и Никон хмурился, отворачивался от сестры: не мог забыть позора, из-за которого Дашка вышла за Демида…
Так и жили Демид с Дарьей: он – со своей отчаянной надеждой, она… Как-то надела в церковь дарёный Демидом шёлковый платок… До сих пор Дарья безразлично складывала в сундук все его подарки, даже не останавливала взгляд, – чтоб просто рассмотреть с обычным женским любопытством… А сейчас … Демид не дышал: совсем по-девчоночьи Дарья вертелась перед зеркальцем, – это маленькое зеркальце Демид привёз для неё из города, и вот теперь она примеряла перед зеркальцем дорогой шёлковый платок, – не у многих баб в Новоникольском был такой…
Может, и в её сердце вспыхнула ещё неясная надежда… Вспоминала Дарья, как на Масленицу катал её Демид по берегу моря, как радовалась она, что он позвал её покататься. Даже запах азовского льда и сухой полыни, что накатывал на берег со степи, до сих пор помнила…
А за ту ночь… Она уже простила Демида. Жалела его. Но – полюбить не успела…
Поздней осенью, в один из последних выходов в море, попали новоникольские рыбаки в шторм. На Азове случается такое: в ожидании первого мороза и снега вдруг притихнет волна, недвижимой гладью стоит несколько дней… А потом – невесть откуда – опустится туман, – такой, что огромный водяной вал не виден за ним. Приближение его различали рыбаки лишь по нарастающему гулу.
И в тот вечер надеялись мужики уйти от возникшей водяной горы: вал ударил в пустынный северо-западный берег. И вдруг яростно развернулся, настиг рыбацкие лодки… Демид удерживал одну из лодок, самую тяжёлую, гружёную уловом под завязку. По-видимому, как раз эта тяжесть и оставляла лодку на плаву: две других волна уже перевернула, – как пустую и невесомую желудевую скорлупу… Родион Евсеев ухватился за протянутую крепкую Демидову руку, не помнил, как оказался в лодке. Потом, уже вдвоём, сумели вытащить из воды остальных: в море оставалось трое рыбаков…
И никто не заметил, когда из лодки исчез Демид. Уже на берегу догадывались: скорее всего, хотел Демид удержать лодку, что ещё кружилась рядом, – часть улова всё же надо было перегрузить в неё…
Не каждый день такое случалось, когда рыбак не возвращался на берег. Но – и не впервые было… Кто-то из мужиков припомнил, что ещё перед выходом в море Демид как-то устало хмурил брови. Разговаривал нехотя, отвечал будто бы невпопад. Бабам – того и надо: переглянулись, зашушукались… Потом – всё громче, увереннее:
- Так её рук дело!..
- Дашка это! Ведьма эта! Кто, кроме неё!
- Грех дозволила, – чтоб женился на ней Демид.
- Он и женился, да только в тягость ему жизнь с Дашкой была: разве ж не видно было, какой тоской глаза его туманились…
- А назад ничего не вернёшь: венчаны…
- Чувствовала Дашка, что не люба Демиду…
- А то!.. Конечно, знала, что в сердце у него другая! – неистово убеждала баб Матрёна Агеева. – Вот и… Ведьма! Чтоб – раз не ей… раз приворот бессильным оказался, чтоб – никому тогда.
Лишь дальняя родственница Фёдора Тихоновича, Аграфена Селиверстова, головой покачала:
- Не в Дашке, может, дело… Сам, может, Демид.
- С чего бы, – сам-то?
- Кто ж про то знает… Может, полюбил крепко. А Дашкиной любви не дождался.
Матрёна обрадовалась:
- А и – правда!.. Это ж ведьма! Они завсегда так делают: чтоб извёлся от любви, чтоб свет немилым стал!
Осталась Дарья рыбацкой вдовою… И ни одна душа не знала, как корила она себя, – за то, что не успела полюбить Демида… Как жалела, что так и не было у них с Демидом ребёночка…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11