Выходит, Демид и правда ждал, – когда вырастет Дашка до венца, когда шестнадцать ей исполнится?..
Кузнецовы, Аксинья со Степаном, и старшие Дашкины братья Демидову сватовству удивились ещё больше, чем родители Демида и вся его родня. Сватом согласился пойти лишь крёстный Демида, Иван Чайка. С тех пор никто из Корнеевых не только не здороваются и не разговаривают с Иваном, с его женой Груней и сыновьями, – даже в сторону их не смотрят…
Степан с Аксиньей растерялись, когда сваты – на порог… Окромя того, что ещё годами девка не вышла, не ожидали Кузнецовы вообще, что кто-то посватается к Дашке, а тем более, – Демид Корнеев. Собою Дашка хороша: лицом и станом в бабушку Ефросинию, жену Макара Парамоновича, вышла, – один к одному… Да только ж кому охота жениться на девке, что унаследовала от деда-колдуна его тёмное ремесло…
Братья Дашкины, Матвей с Гришкой, брови свели, заступили дорогу в избу Демиду и крёстному его, Ивану Чайке:
- Чего надо?
Когда про сватовство услышали, переглянулись. Гришка – он помладше, погорячее, – густо побагровел, кулаки сжал:
- Пшли вон… сваты, пока я вам… пока я вас… – тёмно-серые Гришкины глаза что-то поискали во дворе и остановились на крепкой дубовой жерди.
Дашка слетела с крыльца. Перекинула за спину чуть разметавшуюся тёмно-русую косу. Голосок Дашкин хоть и вздрогнул, но зазвенел неожиданно смело и вызывающе:
- Я пойду за него!
Демид вспыхнул, – будто бы виновато… Шагнул к ней, взял её руку в свою. В Дашкиных глазах метнулся испуг, но руку она не выхватила.
Вышли Аксинья со Степаном. Степан поклонился сватам в пояс:
- Спасибо, люди добрые, за честь. Только не отдаём мы девку: мала ещё, да и… не пара она тебе, Демид Фёдорович. Я же знаю, что сватаешься ты к Дашке нашей супротив родительской воле. И что ж за счастье вам будет, ежели так?
Дашка перевела глаза с Демида на отца и вдруг горько заплакала. Демид незаметно, всего на неуловимое мгновение, прижал её к себе:
- Поговорить бы, Степан Макарович.
…Ждал Демид, пока Дарья до венца подрастёт, да не дождался… Сам себе стыдился признаться, что полюбил девчонку, которой едва четырнадцать исполнилось. Да так полюбил, что думать ни о чём не мог, – Дашка, тоненькая, что прутик вербовый, перед глазами стояла, неосознанно манила к себе робкой нежностью…
Зима в Хомутовской степи в тот год выдалась тёплой и малоснежной (Хомутовская степь – это большой участок девственной степи на Донецкой земле, нетронутый остров Дикого Поля. Здесь до сих пор пасутся табуны диких лошадей и растут растения – ровесники динозавров, – примечание автора). А в ночь перед самой Масленицей – к радости новоникольских парней и девушек – закружились снежинки, невесомым кружевом укрыли степь, а к рассвету за густыми хлопьями снега уже нельзя было рассмотреть соседний дом. Держался румяный и весёлый морозец, лишь к полудню звонкой капелью падала с зарозовевших вишнёвых веток игольчатая бахрома.
С утра парни – во главе с Демидом Корнеевым – запрягали в сани лошадей. Девки украшали дуги яркими лентами, развешивали звонкие бубенцы. Катались по берегу неглубокой речушки, уезжали далеко за курган, и заснеженная степь молчаливо обещала сохранить тайну, когда на лету вдруг соприкасались губы…
Дашка Кузнецова остановилась поодаль. Парни и девки привычно не замечали её: не прогоняли, как случалось в детстве, но и не приглашали в шумные и весёлые игры, что всегда бывают на Масленицу. Дашка не подходила, просто издалека радовалась чужому веселью, хотя временами ресницы её обиженно трепетали, когда замечала, что девки насмешливо кивают в её сторону.
Демид высадил у реки ватагу парней и девок. Разгорячённый Митька Ковригин нахально обнял сразу двоих – Лукерью и Марфушу, что прильнули к нему с обеих сторон. Нетерпеливо махнул рукой Корнееву:
- Чего встал! Давай, – по новому кругу!
Демид не взглянул на Митьку. Тронул лошадей…
Дашка растерянно и испуганно отшатнулась, когда Демидова тройка подъехала к ней. А Демид негромко сказал:
-Чего испугалась? Садись, прокачу. А то и Масленица пройдёт, а ты и не покатаешься.
Дашка, может, и не села бы в сани к Демиду, но не успела опомниться, как её подхватили сильные руки…
От кургана Демид повернул к берегу моря. Тёмно-серая ледяная равнина простиралась от берега вглубь, – Азов будто был продолжением заснеженной степи. К влажной свежести чуть подтаявшего льда примешивалась полынная горечь (Из-за низкой солёности и малой глубины Азовское море зимой покрывается льдом. В суровые зимы море замерзает полностью, – с декабря по март. Толщина льда – восемьдесят-девяносто сантиметров, – примечание автора).
Даша, казалось, не верила неожиданному счастью. А Демиду хотелось, чтоб азовский берег был бесконечным…
Но пора было возвращаться. Дарья вздохнула, как-то печально слетелись тёмные стрелочки её бровей:
- Я здесь сойду.
Демид оглянулся. Даша заторопилась, объяснила:
- Мне отсюда лучше… домой.
Ясно: не хочет слышать удивлённых присвистов парней и девчоночьих хихиканий…
Даша легко спрыгнула с саней, на минуту задержалась. Вдруг важно, по-взрослому, поклонилась Демиду:
- Спаси Христос, Демид Фёдорович.
Демид спрятал улыбку, а она уже быстро пошла, а потом побежала к пристани…
Демид смотрел ей вслед. Будто кто-то сдавил сердце, и он еле сдержался, чтоб не окликнуть её.
Возвращаться на гулянье, к парням и девкам, Демиду совсем не хотелось.
Мать всё чаще заговаривала о женитьбе: помощница в дом давно нужна... Демид словно бы отшучивался:
- Невеста моя ещё не выросла, маманя. Вот как подрастёт, – сразу и женюсь.
И не догадывались Фёдор с Анной, что про не выросшую невесту Демид правду говорит… Анна головою качала:
- Либо девок мало, – ждать, пока вырастет?.. Пусть себе растёт. А за тебя – любая! Вот минует пост, – ты присмотрись, Демидушка, – хоть к нашим, хоть к троицким… либо – к павловским. Неужто ни одна по сердцу не придётся?
Демид отвечал неохотно, уклончиво:
- Видно будет, мамань.
Ждал, и – не дождался… Как-то, уже после Троицы, выдалась жаркая ночь. Весь день, до позднего вечера, Демид с батей и работниками на заводе перекладывали наново печь для обжига кирпича. Дома от усталости даже ужинать не стал, – думал, сон сморит, лишь коснётся головою подушки… Но – не спалось. Метался по жаркой подушке, потом во двор вышел: собрался остаток ночи за огородом, на сеновале, подремать. Только – сам не знал, почему, – на берег пошёл. Может, оттого, что в каком-то неясном предчувствии, в сладкой тревоге вдруг забилось сердце…
Азов серебрился в лунном сиянии, где-то далеко, у самого горизонта, сливался с бархатистой предрассветной чернотой. Демид замедлил шаги: там, где берег полого поднимался в степь, мелькнула белая девичья рубаха… Не дышал даже, – смотрел, как Дашка расплела косу, как волосы укрыли её до пояса… Потом она медленно вошла в воду, а Демида будто захлестнула жаркая волна. Он знал, что надо уйти, знал, как испугается Дарья, если увидит его на берегу. Но уйти не смог: ноги ровно сами принесли его к камню, где лежала Дарьина юбчонка с прошивками. В каком-то головокружительном чаду сбросил косоворотку и штаны, подошёл к самой волне. Дарья словно почувствовала его взгляд – оглянулась. В лунном сиянии сквозь мокрую рубаху просвечивалась её грудь, и Демид чувствовал, как уходит берег из-под ног. Под его взглядом Даша испуганно и быстро прикрыла грудь ладошками, а он усмехнулся:
- Что ж ты одна… Одна на море, – об такую пору… когда и не светлеет ещё. Не боишься?
-Ты… уйди, – умоляюще-жалко попросила Дарья. – Мне выйти надо… и одеться.
Демид шагнул в воду, не чувствовал её освежающей ночной прохлады, – его так и заливало жаром:
- А ты мне такой нравишься, Дашка… Уж которую ночь не сплю, – о тебе думаю…
Дарья отступила назад:
- Уйди, Демид…
А он шёл к ней. Поднял её на руки, целовал её губы, мокрые волосы и шею… Под рубашкой сжимал её маленькую грудь и… такой сокровенный девичий трепет в самом низу… Она плакала и о чём-то молила его, но он не слышал, чувствовал только, как изгибается она от боли, – сила его уже билась в этой невыразимо нежной её трепетности, билась всё глубже и глубже…
И не мог остановиться, взлетал в немыслимой сладости, и – снова…
И на берегу… Она молча вздрагивала, и плечики её тряслись, как от холода. А он снова не мог сдержаться…
Чернота над морем медленно разбавлялась предрассветной синью. Демид обнял Дашу:
- Замёрзла?
Она отвела его руки, быстро набросила юбчонку. И ушла. На ходу заплела косу, перекинула её за спину. На мокром песке оставались её следы, и Демиду хотелось упасть в них лицом…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»