Начало здесь
– Нелька, Нелька, ты что, спишь? – услышала она громкий голос Ольги Федоровны и уловила запах свежего морозного воздуха. – Радость какая! Мы домой возвращаемся, на следующей неделе эшелон пустят. Побежал враг прочь из нашего города, только пятки засверкали. Уже и приказ есть, что наш институт подлежит реэвакуации.
Нинель молчала.
– Да что с тобой, ты не рада? – спросила женщина.
– Рада я, очень рада, – ответила Нинель. – Просто мне нездоровится что-то.
Ольга Федоровна встревоженно подошла к ней и приложила ладонь ко лбу.
– Температуры вроде бы нет. Сейчас я печь протоплю, чай заварю. А мать еще не приходила?
– Не приходила, – ответила девушка, и в эту минуту в дверях появилась Елизавета Семеновна. Глаза ее радостно сияли, она хотела сообщить дочери новость, но поняла, что подруга уже опередила ее.
– Ты не переживай, – обратилась она к Нинель, – мы оставим хозяйке наш домашний адрес, она и перешлет письма от Ивана.
– А я и не переживаю. Конечно, перешлет.
Девушка еле вымучила на лице улыбку. О том, что она уже получила письмо, и о его содержании она решила никому не говорить.
В конце декабря 1943 года семьи всего преподавательского состава, бывшие в эвакуации, вернулись домой. Город они застали в руинах. В центре почти не пострадали только театр, бывшее здание НКВД и открывшаяся перед самой войной гостиница. Остались целыми и несколько домов на бульваре. К подъездам вели протоптанные тропинки – значит, там жили. С тревогой в душе Елизавета Семеновна и Нинель поднимались по лестнице: что делать, если их квартира кем-то занята? Опасения оказались не напрасными. Открыть дверь своим ключом они не смогли, а на стук на площадку вышла пожилая женщина, из-за спины которой выглядывала маленькая девочка, обутая в валеночки и укутанная платком. По чемоданам и узлам женщина сразу же поняла, что перед ней хозяева квартиры. Она принялась извиняться и оправдываться, говорила, что не самовольно вселилась, после освобождения города всех лишившихся без жилья расселяли по квартирам.
– Но мы ничего не трогали, в одной комнате с внучкой жили, в другие я ее не пускала, только порядок там навела.
Елизавета Семеновна поспешила успокоить назвавшуюся Валентиной Ивановной женщину и сказала, что никаких претензий к ней не имеет. За годы войны она научилась понимать и чужую боль, и чужое горе, и теперь перспектива жить с абсолютно незнакомыми людьми в одной квартире больше не пугала ее. Женщина была рада оказаться в родных стенах. Она ходила по комнатам, и ей казалась, что война и эвакуация – это дурной сон, и никуда она не уезжала. А Нинель сразу же прошла в свою комната. Было даже странно, что здесь все было так, как она оставила. Даже детские игрушки, с которыми она, повзрослев, не хотела расставаться, сидели на шкафу.
– Неужели прошло всего два года, а не целая жизнь? – подумала она.
От размышлений Нинель оторвал громкий стук в дверь, и почти сразу же она услышала голос Ольги Федоровны.
– Принимайте на постой!
Объяснять Рубининым, почему Игнатова решила поселиться в их квартире, не было нужды. Елизавета Семеновна переселилась в кабинет, а подруге уступила свою спальню.
Искать пристанище пришлось не только преподавателям, но и самому институту. Бывшее здание представляло жалкое зрелище, но обком требовал, чтобы с января начались занятия. Для исторического факультета Елизавета Семеновна, сразу же после приезда назначенная деканом, присмотрела здание уцелевшей школы. Теперь в первую смену там учились дети, а во вторую – будущие учителя, в том числе и Нинель. Она напрочь отказалась идти в медицинский, который уже тоже приступил к работе – слишком много боли пережила она вместе с ранеными в госпитале. Жизнь входила в свою колею. Фронт откатывался на запад, и сомнений в близкой победе не было ни у кого.
Осенью сорок четвертого в бабьем батальоне, как называли себя оказавшиеся волею судьбы под одной крышей женщины, произошли изменения. Во-первых, Валентине Ивановне пришло долгожданное письмо от сына, о котором не было известий почти полгода. Оказалось, что он лежал в госпитале и скоро приедет на побывку.
– Вот видишь, и от Ивана скоро весточка придет, – успокаивала дочку Елизавета Семеновна, все еще находящаяся в неведении и считавшая, что грусть и апатия девушки объясняется отсутствием известия об Иване.
– Не придет, – сухо ответила Нинель. – И больше не будем говорить об этом.
Эти слова обеспокоили мать: что же такое могло произойти в жизни дочери, что она не только не рассказала ей, но даже и сейчас говорить не хочет. Но вечная загруженность на работе тут же вытеснила из ее головы эту тревогу.
Во-вторых, институту на время выделили здание бывшей гостиницы. И, наконец, самое главное – Ольга Федоровна вышла замуж. Вот так скоропалительно и неожиданно она сделала столь ответственный в своей жизни шаг. Ее супругом стал комиссованный после ранения преподаватель филологического факультета Васильев Николай Николаевич. Когда Елизавета Семеновна намекнула подруге, что спешка в этом деле плохой советчик, женщина, смеясь, ответила:
– А чего ждать, не юная барышня. Не решилась бы сейчас, наверное, никогда бы не решилась.
Ольга Федоровна переехала к супругу, и в квартире стало как-то пусто без ее громкого голоса и веселых прибауток.
***
Несмотря на продолжающуюся войну, город возрождался стремительными темпами. Трудовой десант прибывший из разных уголков страны, был отправлен, прежде всего, на восстановление промышленных предприятий. Но и гражданские объекты не остались без внимания. В один из апрельских дней, накануне Ленинского субботника, среди студентов был брошен клич: «Восстановим корпус института к новому учебному году». Елизавета Семеновна лично прошлась по аудиториям и представила радужную перспективу учиться в отремонтированных аудиториях, заниматься в библиотеке, ставить спектакли в актовом зале. Уговаривать студентов долго не пришлось. В тот же день в группах были проведены комсомольские собрания, на которых было решено ежедневно после занятий безвозмездно отрабатывать по три часа на стройке. Если бы Елизавета Семеновна тогда знала, к каким событиям в семье приведет ее инициатива.
Корпус института смотрел на проспект пустыми глазницами окон. Некогда зеленые фасады были закопчены, от лепнины над входом остались лишь небольшие фрагменты. Вместо мраморных ступенек к уцелевшей каким-то чудом дубовой двери вел деревянный настил. Кучи битых кирпичей и мусора возле входа говорили о том, что реконструкция уже началась. Встретивший студентов прораб, как водится, сказал воодушевленную речь и предупредил, что на объекте работают пленные, поэтому обязанность каждого личным примером показать все преимущества социалистического строя.
К лету между военнопленными, которых практически не охраняли, и студентами сложились почти дружеские отношения, особенно среди молодежи. Теперь венгры, румыны, итальянцы вслед за студентами старательно повторяли: Ленин, Сталин, партия, комсомол, Победа, а студенты в шутку приветствовали друг друга на разных языках. Вчерашние Адольфо, Пьетро, Серджео переименовывались в Эдиков, Петь и Сереж. Призванные в армию чуть ли не со школьной скамьи, юноши откликались на зов природы и влюблялись в местных девушек, которые из-за недостатка мужского внимания отвечали им взаимностью. Никто из молодых людей не думал об обреченности, а иногда и опасности этих отношений.
Анджело Конти долго присматривался к Нинель. Молодому человеку нравились ее доброжелательность и спокойствие. Она всегда слегка улыбалась, когда отвечала на вопросы или что-то рассказывала, однако строго пресекала любые попытки взять ее за руку или как бы случайно приобнять. Но Анджело, которого теперь все называли Андреем, несмотря на взрывной характер, набрался терпения и настойчиво старался обратить на себя внимание красавицы. Он как бы ненароком оказывался рядом с девушкой, когда ей нужна была мужская помощь. А однажды он, хотя уже довольно сносно говорил по-русски, попросил девушку расширить его словарный запас.
– Хорошо, – привычно улыбаясь, ответила Нинель. – Только ты в обмен будешь учить меня говорить по-итальянски.
Зима последнего военного года была холодной и снежной, и работы на стройке пришлось временно прекратить. Пленные были отправлены на другие объекты, а студенты продолжили основательно штудировать учебники. Нинель и Анджело перестали видеться. Сначала большой потери в этом девушка не замечала, но чем больше проходило времени, тем чаще она вспоминала красивого итальянца с его наивной детской улыбкой и мелодичным голосом. Она пыталась обмануть себя и уверяла, что думает о нем лишь как о друге, но сны, которые она стала часто видеть, говорили другое.
– Неужели снова влюбилась? – сердилась она на себя. – Ведь давала же себе слово, никаких «любовей» больше быть не должно. Только наука.
Однако заглушить растущее в сердце чувство Нинель не могла.
– И что же теперь делать? – подумала девушка, когда наконец поняла, что нестерпимо хочет увидеть Анджело. – Не идти же разыскивать его среди военнопленных.
Автор: Ирина Тимофеева
