Дерзновенность — это отвага ума,
проникающего за пределы нашего мировоззрения.
Должна признаться: когда я училась в музыкальном лицее при Белорусской Академии музыки, меня будто преследовал какой-то злой рок, — меня и моего папу, который очень переживал за меня, замучила чехарда со сменой моих педагогов по музыке. Пятый педагог, у которого я продолжила учиться, Олег Моисеевич Кример, меня считал совершенно чужой, случайной в своём классе и так же соответственно ко мне относился.
Я понимала, что во время весеннего переводного экзамена по фортепиано я могу быть исключённой из числа учеников музыкального лицея.
Нам с папой срочно нужно было что-то придумать.
Папе каким-то образом удалось добыть информацию о предстоящем в марте 1997 года Международном конкурсе юных пианистов, который должен был состояться в Словакии, в городе Кошице.
Мы с папой твёрдо решили, что я непременно должна участвовать в этом конкурсе.
Мы тщательно продумали, с учетом требований Регламента конкурса, мою конкурсную программу и явились с целью её обсудить и получить разрешение на моё участие в конкурсе к Олегу Моисеевичу. Нас переполнял энтузиазм.
Однако педагог охладил наш пыл: он отнёсся к нашему творческому предложению крайне пессимистично. Он мрачно произнёс, что на этот конкурс ехать бесполезно, потому что там пристрастное, необъективное жюри; там не любят детей-пианистов из Белоруссии. Сколько раз туда ни приезжали самые одарённые, самые талантливые юные пианисты из нашего музыкального лицея, ни одному из них они не присудили ни одного лауреатского места; всегда наши юные музыканты возвращались из Словакии ни с чем.
Потом он добавил безапелляционным тоном: «Я туда не поеду!».
После этого мы с папой ещё несколько раз возобновляли наши попытки упросить Олега Моисеевича изменить принятое им решение не ехать на этот конкурс. Мы его умоляли, убеждали, объясняли ему, что от этого конкурса зависит вся моя дальнейшая творческая судьба.
И каждый раз Олег Моисеевич отвечал нам категорическим отказом. И в подтверждение своей непреклонной позиции последний раз даже похвастал:
— Я очень упрямый!
Папа не выдержал и в ответ произнёс:
— Упрямство — антипод здравомыслия.
Олег Моисеевич посмотрел внимательно на него, подумал, но ничего не сказал.
С тягостным чувством мы вышли из класса Олега Моисеевича. Мы не знали, как нам выбраться из очередного тупика, в котором оказались.
Дни проходили за днями, недели за неделями, наступил декабрь. Осталось всего несколько дней, в течение которых, согласно регламента конкурса, мы могли бы ещё успеть отправить наши документы с заявкой на моё участие в конкурсе.
Тогда мы с папой решили пойти ва-банк: предварительно обо всём между собой договорившись, в очередной наш приход к педагогу на занятия по фортепиано мы заявили ему следующее (говорил папа):
— Уважаемый Олег Моисеевич, мы с Любой посоветовались и всё-таки твёрдо решили поехать в Словакию на Международный конкурс юных пианистов. И должны поставить Вас в известность, что если мы поедем туда без Вас, то Люба займёт на этом конкурсе третье лауреатское место(!),
но если мы туда поедем с Вами, Люба займет на этом конкурсе Первое место!!!
Олег Моисеевич на какой-то миг даже остолбенел от такого нашего дерзкого и наглого заявления, которое он слышал, по всей вероятности, первый раз в своей жизни.
Он немного помолчал несколько обескураженный, потом, под воздействием какого-то внутреннего порыва, сказал:
— Ладно, давайте попробуем!
В Словакию, в город Кошице, мы приехали втроем: я, папа и Олег Моисеевич.
Наступил день конкурсных испытаний. Как только они начались, Олег Моисеевич поспешил в зал, чтобы послушать всех участников первого тура конкурса.
Я дождалась своей очереди и по приглашению секретаря конкурса пошла на сцену играть произведения первого тура, программу которого составляли следующие произведения: «Французская сюита № 5» И. С. Баха и «Шествие гномов» Э. Грига. А папа быстренько направился в зал, — ему хотелось самому оценить моё выступление.
После того, как я сыграла свои произведения, я поклонилась членам жюри и публике в зале и ушла со сцены.
В холле меня уже ждал папа. Он скупо похвалил меня, произнеся лишь одно слово: «нормально», и мы сели на стулья, находившиеся в дальнем углу холла, и стали тревожно ждать: когда же выйдет мой педагог и что он мне и моему папе скажет?!
Когда все участники первого тура конкурса закончили своё выступление, к нам в холл наконец вышел мой педагог. Он молча приблизился к нам и неожиданно сурово, как мне показалось, потребовал:
— Люба, дай мне свою руку!
Я испуганно протянула свою правую руку Олегу Моисеевичу и с тревогой ждала, что же будет.
Он крепко пожал мою руку и сказал:
— Люба, ты — настоящий боец!
После второго тура, в котором я исполнила «Сонату Фа мажор»
Й. Гайдна и «Токкату» Пауля Бен-Хаима, произошло то же самое:
Олег Моисеевич, подойдя ко мне и, пожав мою руку, произнес всё те же слова:
— Люба, ты — настоящий боец! — потом добавил: —Конечно, я не знаю, как тебя оценит жюри конкурса, но ты — молодец!
Работники Словацкого телевидения, присутствовавшие на конкурсе, не дожидаясь объявления решения жюри, пригласили меня срочно пройти вместе с ними в отдельную комнату, где стояло фортепиано, и попросили сыграть на нём перед включённой видеокамерой последнее произведение, которое я только что исполняла в конце моей конкурсной программы.
Я поняла, что это касалось «Токкаты», виртуозного произведения, сочинённого современным израильским композитором Паулем Бен-Хаимом.
Ксерокопию нот этого произведения нам по нашей письменной просьбе прислал из Израиля маэстро Тадеуш Кернер, прекрасный пианист, профессор музыкальных факультетов университетов в Израиле и США, президент музыкального общества в Тель-Авиве имени Фридерика Шопена.
Года полтора-два назад, в своем сольном концерте фортепианной музыки, проходившем в Камерном зале Белорусской государственной филармонии (на этом концерте мы с папой присутствовали), он наряду с другими произведениями исполнял также и эту «Токкату», музыка которой нам с папой уже тогда очень понравилась.
И вот примерно за два месяца до нашей поездки на конкурс в Словакию, мы у работников филармонии узнали адрес маэстро Тадеуша Кернера и послали ему письмо с просьбой прислать, если это возможно, ксерокопию нот этой «Токкаты», которую я очень хотела бы включить в мою конкурсную программу.
Через три недели у нас уже были ноты этого прекрасного произведения.
Вечером того же дня, когда проходил второй тур конкурса, жюри объявило результаты: Первая Премия присуждается Любе Стариченко.
Мне вручили внушительную денежную премию, Диплом и, что было для меня особенно почетно и приятно, отпечатанное в виде Грамоты ПРИГЛАШЕНИЕ выступить в моем сольном концерте в зале Филармонии словацкого города Кошице в сентябре того же, 1997-го, года. На этот концерт я должна была приехать вместе с педагогом…
КОНЕЦ
