Когда мне было 13, я любил Ленина, Гагарина, твист и комсомол.
До этого я любил бабушку, калорийную булочку за 10 коп,, пистолет от НКВД, спрятанный на шкафу и песню "По долинам и по взгорьям".
Ещё я любил Терехову, вернее портрет на обложке журнала Юность, который мой папаня убрал с глаз долой, чтобы я не испортил свои руки.
Когда мне стукнуло 18, я перестал любить Ленина, забыл о Гагарине и комсомол стал для меня морем комсомолок, оказавшихся ничуть не хуже Тереховой! Ещё я полюбил портвейн, Битлз, хиппи и американские джинсы.
Это школа, Соломона Пляра..
Когда исполнилось 25, я полюбил маленькое существо на своих руках и понял, что остальное - вряд ли заслуживает внимания.
К 30 годам я понял, что любить книги - почти также приятно, как дышать и играть на гитаре, а заграница - это место, где тоже живут. Что женщина понимает жизнь ничуть не хуже тебя, а если быть точным - лучше!
В 40? Ох уж эти 40! Лучше бы их не было вовсе! Я стал любить буквально всё: женщин, деньги, бухло, автомобили и дорогие шмотки! В какой-то момент я так залюбил самого себя, что чуть его не потерял вместе со всем, что любил до тех пор.!
В 50 любовь приобрела новые краски: я стал любить своё положение в социуме, в смысле думал, что таковое имеется! Я полюбил костюмы, итальянские ботинки и номера в тех гостиницах, где тебя так любят за твои деньги!
Любовь превратилось в приятное ощущение, близкое к эйфории.
Ещё я стал любить думать, что - умный! Это было здорово, но не слишком продуктивно, что выяснилось, когда мне исполнилось 60.
К этому моменту те, из моего поколения, что любили себя слишком сильно, исчезли по понятным причинам, а во мне поселилась любовь к лекарствам и сидячему образу жизни.
- Моя любовь сменила цвет, - написал Костя Никольский.
Покер, крипта и прочие сидячие онлайны только делали вид, что любят меня как я - их, на самом деле было всё также как с актрисой Тереховой!
Улыбка с обложки и мокрые штаны!
Настоящее понимание любви пришло только в 70, когда я обрадовался инвалидной палке, подаренной другом и своей физиономией на майке, нарисованной детьми. Майка от стирки потеряла весомость изображения, а палку я боюсь трогать, потому что внутри неё стилет, как намёк, что настоящая любовь впереди!
- Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Хрен, таких снов не бывает, не обольщайся!
- Люби меня, как я тебя, - эти слова я наколол одному воину в госпитале Ярославля в 1973 году, он очень просил, не знаю, пригодились ли они ему.
Теперь я люблю всё! Абсолютно всё, что не взрывается и не убивает! В какой-то момент я полюбил складывать слова в предложения, чтобы утром увидеть тех, кто их прочитал.
И я точно знаю, что все эти сумбурные годы любил тех, кто дал мне жизнь, тащил меня, тащился вместе со мной, а главное - продолжит тащиться после меня.
Столько любви довольно трудно нести с собой. Но мы же сильные? Нет, правда, мы - сильные?