— Божечки, — прошептала Катерина Анатольевна, глядя на Ксанку и закрыла лицо руками.
Ксанка подошла к зеркалу и сама ахнула.
Её волосы, брови и ресницы стали белыми.
Ксанка дрожала, её стало тошнить. И вдруг какая-то неведомая сила оттолкнула её от зеркала.
Она упала, расшибла губу.
Катерина помогла ей подняться. Отвела на кровать. Сама пошла закрывать окно.
«Повесть об окаянной» 35 / 34 / 1
На одежде, которая осталась от гостя, пристроилась соседская собака.
— А ну брысь отсюда! — прикрикнула на неё Катерина.
Собака нехотя поднялась, схватила в зубы вещи и медленно побежала в сторону дома. За ней черной полосой тянулись штанины.
Катерина Анатольевна перекрестилась.
Ночью не сомкнула глаз. Ксанка кричала временами. Катерина вздрагивала.
Несколько дней не разговаривали. Занимались каждая своими делами. И всё молча.
Стали общаться, когда пришёл Михей. Потребовал отдать ему сына.
Катерина заупрямилась. Да и сам мальчик не горел желанием подходить к отцу.
В первый раз удалось выпроводить незваного гостя. Во второй раз он пришёл с милицией. И Катерина Анатольевна вынуждена была отдать Васечку. Мальчик плакал, но забрать его оказалось невозможным.
Каким было удивление Ксанки, когда вскоре в доме Марьи поселилась нелюдимая.
А увидела её Ксанка случайно, когда относила газеты. Та вышла из дома, улыбнулась Ксанке, помахала рукой.
Ксанка замерла с газетой в руках.
Нелюдимая вырвала газету, ни слова не сказала, зашла в дом.
Ксанка пошла за ней. Вошла смело, даже не постучалась.
Теперь в доме Марьи всё было иначе. Другие занавески украшали окна, другой стол стоял, стулья.
Нелюдимая молча указала Ксанке на стул и сама присела рядом.
— Виновата я, — начала нелюдимая, — перед Марьей. Приглянулся мне её мужичок. Рукастый, сильный. Но в голове у него пусто. Пока рукой указываешь, он делает что-то. Я немного его направляю, он держится. Чуть что не так, возвращается в своё тело. Мальчонка у Марьи хороший, но без матери ему тяжело. Связан он был с ней сильно. Тянет она его за собой. Не удержать мне его.
Ксанка молчала. Вспоминала, как Марья радовалась сыну, как защищала его от всех. Не понимала Ксанка, как могла заботливая мать вот так уйти.
— Меня Раей зовут, — продолжила нелюдимая. — Ты приходи, если трудно будет. Я смотрю, ты устроилась неплохо. Жива. Но отпустят тебя злые силы нескоро. Любовь тебе нужна чистая, искренняя. А пробиться ей сложно. Я всё что могла, для тебя сделала. А теперь сама не знаю, что сделать со своей жизнью.
Ксанка вскочила со стула, сверкнула глазами.
Нелюдимая выставила ладонь вперёд и прошептала:
— Иди с богом!
И Ксанка пошла.
С того дня стала чувствовать себя намного лучше.
Память к ней по-прежнему не вернулась. Но ощущения туманности в голове исчезли. Стали спокойнее сны. Не мучали всякие думы.
Вскоре за Ксанкой стал ухаживать молодой вдовец Семён.
Он вернулся к родителям из города после смерти жены.
Ксанка теперь всегда носила платок. Стыдно ей было с молодым лицом и седой головой на людях показываться.
А тут она присела у правления. Сняла платок, чтобы завязать потуже. Когда рядом с ней оказался Семён — покраснела, засуетилась. Накинула платок на голову, отвернулась.
— Да брось ты прятаться, — добродушно произнес мужчина. — Как будто я не знаю, что ты седая. Разве ж такое утаишь? Мне мать всё рассказала от сотворения мира. Все сплетни. Красивая ты. Заприметил сразу. Моя Эля тоже была красивой, да вот болезнь её съела. Я и сам с сединой. Но платок не ношу.
— Вам можно и не носить, — произнесла Ксанка. — А я не могу иначе.
— Ну и зря! Не может она. Ты хоть в платке, хоть без него — о тебе и так говорят. А снимешь, осмелеешь — заткнутся все. Вот испробуй. Устанут они судачить, а пока прячешься, подыгрываешь им. Пошли завтра в клуб на танцы.
Ксанка помотала головой.
— Не могу я. Простите.
— Можешь! — Семён говорил так уверенно, словно мог указывать Ксанке, что ей делать.
Она аж оторопела. Но промолчала.
— Не понравится — уйдём. Делов-то. А то помрём молодыми.
— Не пойду, — запротестовала Ксанка. — Не для меня это место.
Семён схватил её за руку и произнёс:
— В обиду тебя не дам. Зайдём и выйдем.
Ксанка вырвала руку и пошла домой.
— До завтра! — крикнул вслед Семён.
На следующий день он пришёл в дом Катерины Анатольевны.
Та обрадовалась.
— Сёмка! Я ж тебя помню дитём, а ты вон какой уже стал. Слышала я про Элечку. Терпи, Сёмка! Жизнь продолжается!
— Тёть Кать! Чего терпеть? Эля перед смертью просила, чтобы я себя не губил. Я вот её волю исполняю. Намучился я с её болезнью. Похоронил и отлегло от сердца. Она простит и поймёт. Я вот Ксанку в клуб зову, а она упёрлась.
Ксанка вмешалась в разговор:
— Ничего я не упёрлась. Пойду…
И они пошли.
Ксанка не стала надевать платок. Не обращала внимания на косые взгляды. Натанцевалась вдоволь. Домой возвращались поздно.
Семён рассказывал что-то смешное. Ксанка хохотала.
Катерина Анатольевна перестала узнавать Ксанку.
Радовалась за неё. Та расцвела. В выходные ездила с Семёном в город. Купила себе новое платье и шаль в подарок Катерине.
Родители Семёна к Ксанке относились хорошо. Стали вскоре говорить, что нечего им прятаться по углам, а пора бы уже и семью создавать.
Ксанке казалось, что она в каком-то долгом сне. Боялась за свалившееся на неё счастье. Иногда перед сном прислушивалась к звукам, ей казалось, что постучится опять кто-то в дверь и разрушит счастье.
Но никто не стучался.
Три счастливых года пронеслись быстро.
Родители Семёна приняли дочь Ксанки очень радушно. Называли своей внучкой. А когда Ксанка родила сына Макара, различия между детьми не делали. Любили всех одинаково.
Когда Макару исполнилось полгода, Ксанка узнала, что опять беременна.
Встретила как-то нелюдимую. Та порадовалась за Ксанку и тихо шепнула ей на ухо:
— Берегись гостей! Придут толпой. Ввалятся в дом. Детей хватай тут же и беги. Муж тебе кричать будет, чтобы остановилась, а ты не слушай.
Ксанка испуганно смотрела на женщину.
Как ей не хотелось возвращаться в прошлое, в страшные воспоминания. Но нелюдимая говорила так правдиво, что Ксанка верила и насторожилась.
— А куда мне бежать? — поинтересовалась она.
— А куда глаза глядят! Главное убежать… Мужу ничего не говори! А то спастись не сможешь.
Ксанка мысленно готовила себя к этому. Глядя на растущий живот с трудом представляла себя убегающей из дома с детьми. И если Даша уже сама могла бы бежать, то Макара пришлось бы нести на руках. А беременной это сложно.
Ксанка стала задумчивой, пугливой. Несколько раз порывалась рассказать мужу, но останавливалась. Семён за жену беспокоился. А его мать говорила:
— А чего ты хочешь от неё? Только родила и опять. Отдыха бедной не даёшь. Вот она и поникла.
Семён соглашался с матерью и ещё больше оберегал и любил свою Ксанку.
Продолжение тут
