Я встретила ее случайно, где-то через месяц после переезда в другой район. Более тридцати лет прошло после нашей последней встречи. Я сразу узнала, и, одновременно, не узнала ее. Да, это однозначно была она, но этого не может быть! Ну не может она быть этой почти старушкой, выбиравшей вещи из пакета, выставленного какой-то сердобольной рукой к мусорному контейнеру!
Выбрав для себя две или три вещи и убрав их в потертую сумку, она, в отличие от бомжей, не бросила не подошедшую ей одежду, а аккуратно вернула ее в пакет и придвинула его к контейнеру. Я еще несколько мгновений сомневалась, но старушка улыбнулась, и последние сомнения пропали, это была Ника.
* * *
Я познакомилась с ней в пятом классе, когда мои родители получили долгожданную квартиру, и им пришлось перевести меня в новую школу. Переступив порог школьного класса я сиротливо жалась в сторонке, не замеченная никем, в ожидании учительницы, которая должна была представить меня классу, но задержалась в коридоре. В класс вошла светловолосая девочка, посмотрела на меня, улыбнулась, и сказала: «Привет, я Ника».
И от ее слов, этой теплой, радостной улыбки, на душе у меня стало легко и светло. Я улыбнулась в ответ и тоже сказала «привет». Меня посадили с другой девочкой, но глядя на затылок Ники, сидевшей через парту впереди меня, я чувствовала какое-то спокойствие и умиротворение.
Уже позже я узнала, что Ника была дочерью одного из руководителей нашей городской администрации. Нет, ее папа не был первым секретарем обкома, но на работу и с работы его возила черная волга. Дедушка ее был известным в городе хирургом, каким-то толи профессором, толи еще кем-то. Моя бабушка говорила, что он много людей спас и на небесах ему за это воздастся.
Когда я побывала у нее дома, великолепие их квартиры поразило мое неискушенное воображение, особенное потрясение вызвало у меня пианино. Я, родившаяся в бараке, а потом жившая в однокомнатной хрущевке вместе с бабушкой и родителями, нашу новую двухкомнатную квартиру считала роскошной. Мою детскую иллюзию активно поддерживали мама и бабушка, с гордостью сообщавшие всем и каждому, что комнаты в нашей квартире раздельные, кухня целых семь метров, и, о чудо, есть балкон.
Квартира, в которой жила Ника с родителями и бабушкой, по сегодняшним меркам, на фоне интерьеров двухуровневых квартир из глянцевых журналов, показалась бы почти скромной. Но тогда она была великолепна. Я не понимала, зачем пять комнат в квартире, где живут всего четыре человека. Это что, каждому по комнате да еще одна лишняя?
Вечером я задала этот вопрос родителям, пришедшим с работы. Бабушка только вздохнула, папа что-то пробурчал о слугах народа, и уткнулся в газету, а мама сорвала плохое настроение на чугунной сковородке, которую чистила активнее обычного. Потом папа что-то говорил о том, что скоро каждая советская семья будет жить так же, а при капитализме люди жили еще хуже. Во время его монолога бабушка тихо вздыхала.
Пятикомнатная квартира была не единственной неожиданностью, которая меня ожидала при общении с Никой. Я узнала, что она родилась не где-нибудь, а в Германии, в Дрездене, и жила там до пяти лет. Для меня это значило приблизительно тоже, что родиться на Луне или на Марсе.
Еще один сюрприз ждал меня в комнате Ники. Я с восторгом и завистью, хотя мне на тот момент было одиннадцать лет, и я уже не играла в куклы, смотрела на батарею красавиц, разместившихся в ее комнате. Там было все, от крошечных куколок, стоявших в прозрачных коробках, до куклы-младенца в натуральную величину, вызвавшего у меня желание покачать его на руках.
Такое великолепие было мне незнакомо, я даже предположить не могла, что такое может быть, даже в детском магазине выбор кукол был в разы скромнее. Перехватив мой одновременно восхищенный и недоуменный взгляд, Ника сказала:
- Если хочешь, выбери себе любую.
Я выбрала аккуратную куколку в полосатом платьице и белых носочках. Лет пять назад таких кукол «выбросили» в нашем детском мире. Но у моих родителей в тот день не было денег, до зарплаты оставалось еще дня три. А когда появились деньги – не стало кукол. Их расхватали более платежеспособные родители. Появление этой куклы в доме вызвало краску на лице моей мамы и ворчание бабушки. Но мне было все равно.
Как ни странно, несмотря на все перечисленное Нику, кажется, любили, во всяком случае, относились к ней хорошо. Может быть, кто-то боялся конфликта с ее отцом, а кто-то, особо дальновидный, надеялся на какие-то преференции в будущем. Но не последнюю роль сыграло и поведение Ники. Она никогда не выпячивала статус отца и свое благополучие, точно это было нормой жизни. Хотя, может быть, для нее это и было нормой.
Став старше, я не могла понять, почему Ника училась в общеобразовательной школе, а не в какой-нибудь с английским, французским или математическим уклоном. Ника одинаково ровно общалась со всеми одноклассниками, не делая разницы между сыном директрисы гастронома и длинной худой Тамаркой, дочерью местной алкоголички.
Ходили слухи, что Тамара подворовывает. Правда это или нет, но мои мама и бабушка категорически запретили мне приводить ее к нам. У Ники такого запрета не было, или она его просто проигнорировала. В любом случае, Тамарка у нее бывала, и как-то раз, после ее ухода, пропало золотое кольцо. Мало того, что семья Ники не вызвала милицию, так Ника еще ничего не рассказала в классе.
Эту историю спустя время поведала вечером на кухне моя бабушка, узнавшая ее на лавочке во дворе от шустрой старушки, жившей в соседней с Никиной квартире. Рассказ бабушки кипел возмущением и эмоциями. Причем, возмущал ее не столько поступок Тамарки, сколько реакция на ситуацию Леониды Макаровны, бабушки Ники. Моя бабушка охала и ахала, давно у нее не было такого потока красноречия:
- Нет, ну вы подумайте, что за дела, нельзя, говорит, обвинять ребенка. Бог, говорит, дал, Бог взял. Да по этому ребенку тюрьма плачет, вся в мать. Тоже мне нежности! А завтра этот ребенок кого-нибудь убьет, и что тогда. Жалко им, видишь ли, ребенка! Эта Леонида Макаровна вообще не от мира сего. Блаженная. В прошлом месяце сидим мы на лавочке, женщина идет, плачет. Кошелек, говорит, потеряла, вся зарплата там, жить не на что. Никто не находил? Мы говорим, что нет, не находили. Так Леонида-то Макаровна берет из своего кошелька десять рублей, и протягивает ей. Точно это десять копеек! И Ника эта такая же блаженная, тащит в дом кого попало. А ты чтоб к Тамарке близко не подходила, и в дом не смей ее водить! Поняла?!
Последние фразы бабушки относится уже ко мне. Бабушка еще долго ворчала себе под нос, но ее уже никто не слушал. Но в чем-то она была права. Ника точно была не от мира сего. После случая с кольцом она не только не перестала общаться с Тамаркой, но как-то в мороз отдала ей одну свою варежку. Они так и шли домой, в одной руке, которая в варежке, каждая из них несла портфель, а вторую засунула в карман пальто.
После школы наши пути разошлись. Я пошла в техникум, а Ника поступила в университет. Первые три-четыре года после окончания школы мы периодически встречались, а потом редкие встречи прекратились. Какие-то новости о Нике узнавала моя бабушка от Леониды Макаровны.
У Ники все было ожидаемо и предсказуемо. Она вышла замуж за перспективного молодого человека, сына коллеги ее папы. Мы иногда встречались на улице, она так же тепло и открыто улыбалась мне и всему миру, а ее муж равнодушно здоровался. У них там была своя, как сейчас говорят, тусовка. Для их круга все как обычно. Молодая семья сначала жила с родителями, потом родился ребенок, они быстро получили квартиру. Спустя какое-то время уехали по работе мужа в Чехословакию, лет шесть или семь жили там.
В последний раз я видела Нику на встрече выпускников. Со дня нашего выпуска прошло пятнадцать лет. Она почти не изменилась, чуть-чуть поправилась, совсем незаметно, но это ее только красило. Дорогие вещи, впрочем, она других никогда и не носила. Незнакомый мне парфюм, точно не «Красная Москва». И та же открытая улыбка, точно не было в ее жизни горестей и проблем.
А через пару лет Ника исчезла. Говорили, что ее муж получил направление на партийную работу в Москву. Кто-то ей завидовал, а кто-то говорил, что у нее по-другому и быть не может, у таких, как Ника, с рождения все схвачено. Их жизнь распланирована на тридцать лет вперед: успешная, респектабельная, сытая.
- Сначала Москва, ну а дальше и кремль. Кто видел Никиного мужа, смотрите внимательно по телеку майские демонстрации. Может, мелькнет на трибуне мавзолея знакомое лицо, - шутил наш одноклассник, балагур и весельчак Вовка.
Слухи, отрывочно и бессистемно доходившие до нас произвели эффект разорвавшейся бомбы. Ника ушла от мужа. Ушла из обеспеченной, сытой и устроенной жизни. Она бросила все, успешного перспективного мужа, партийную кормушку, надежную гавань, чеки и магазин «Березка», благоустроенную квартиру на Кутузовском проспекте, спецраспределители и закрытые дома отдыха, и, что самое неожиданное и непонятное, ребенка.
Поступок ее, не лучшим образом отразился на карьере мужа, вызвал жгучую обиду со стороны сына и остракизм их высокопоставленных знакомых. Ника стала парией для бывших друзей и даже для своего отца.
Она ушла, как говорится, не оглядываясь, в поисках женского счастья, защищенная, точно броней, любовью мужчины, бывшего полной противоположностью ее мужу. Чем мог привлечь ее брутальный, бородатый, в толстом свитере и штормовке мужчина, удивительно похожий на Высоцкого из фильма «Вертикаль»? То ли этой похожестью на кумира миллионов, или непохожестью на ее мужа, или романтикой профессии, а он был то ли геологом, то ли археологом, в общем, мотался неизвестно где и с кем.
Или этот неприкаянный мужчина с гитарой, затронул тайные струны ее сердца, вызвал желание обогреть и стать для него надежным тылом в этом безумном мире. Или права была моя бабка, говорившая, что Ника не от мира сего, блаженная на всю голову. В любом случае никто из нас не находил объяснения ее глупости.
Много позже, уже от ее сильно постаревшей мамы, я узнала, что спустя пять лет болтания по городам и весям этот, то ли геолог, то ли археолог бросил Нику с ребенком на руках. Сейчас они живут втроем: Ника, ее мама и дочка. С сыном Ника общается, но редко, Димочка уже студент. И надо отдать должное Никиному мужу, он не стал настраивать ребенка против матери, даже наоборот. Вообще, он очень порядочный мужчина, года три назад удачно женился. Вот если бы Никочка тогда не ушла от него, как бы все славно сейчас было…
* * *
Когда я увидела Нику в следующий раз, она забирала из коробки подпорченные фрукты. Недалеко от моего дома был маленький рыночек, и семья, кажется азербайджанцев, держала там фруктовый киоск. Люди они, судя по всему, были неплохие. Подпорченные фрукты, которые уже не подлежали продаже, выкладывали в отдельную коробку и любой мог их забрать. В тот день этим любым была моя одноклассница Ника. Увидев ее, хозяин киоска, темноглазый, бородатый мужик лет тридцати пяти, положил в коробку свежее румяное яблоко.
Я снова побоялась или постеснялась к ней подойти, мучаясь от какого-то неудобства. Ника была абсолютно естественна, не чувствуя ни малейшего смущения поблагодарила хозяина киоска кивком головы и светлой улыбкой. Точно брать вещи или фрукты, по сути, будем честны, выброшенные или почти выброшенные другими, было нормой. Или она, так легко отдававшая, так же легко и брала? Или ей была доступна какая-то другая, высшего порядка, мудрость? А может она действительно была блаженной, не от мира сего? Я размышляла об этом весь вечер.
А через неделю я попала в больницу. Гипертонический криз, ну что же, это нормально в моем возрасте, седьмой десяток. Санитарка мывшая полы в палате, тихонько, себе под нос, ругала пациентов, врачей, министерство здравоохранения и правительство. Витиеватость и оригинальность ее монолога напомнили мне кого-то. Из задумчивости я была выведена резким фальцетом молодой медсестры:
- Тамара, в коридоре надо еще протереть.
Боже, эта звякавшая ведром и щедро орошавшая грязной водой пол толстая тетка моя одноклассница Тамарка. Я подошла к ней, легкое амбре перегара подтвердило предположение моей бабушки и народную мудрость, о падающем недалеко от яблони яблочке.
В подсобке, поедая принесенную мне отварную курицу, Тамарка жаловалась на свою судьбу. Было у нее когда-то все хорошо, они с мужем даже держали свой магазинчик. Но дефолт девяносто восьмого года поставил крест на их маленьком бизнесе, счастливой жизни, и покатилось все под откос.
Тот девяносто восьмой подкосил не только ее, Тамарку, но и Нику. Да, видела она ее, Нику года два назад к ним привезли на неотложке. От Тамарки я узнала, Ника стала жертвой черных риелторов. Это и не удивительно, она всегда была не от мира сего. Помимо этого, небольшую сумму, полученную после обмена ее шикарной квартиры на крохотную комнатушку непонятно где, съел бешенный скачок доллара, и последовавшая за этим бешенная инфляция.
Тамарка поведала мне, что сын Ники живет в США, уехал туда по работе, да там и остался. С матерью он почти не общается, о том как она живет толком ничего не знает. Впрочем, Ника не хочет что бы знал. Короче, блаженная она, эта Ника.
- Ты представляешь, - говорит мне Тамарка, - к ней никто не ходил. Дочка ее болтается, незнамо где. Жила где-то в Европе, потом вдруг, за здорово живешь, в Индию подалась, в какую-то общину.
- В ашрам что ли? - удивленно спросила я.
- Да, наверное, шут ее знает. Непутевая, как и ее отец. Бродят такие по миру, ни кола, ни двора. Беспутные, одно слово.
Тамарка задумалась, и продолжила свой рассказ:
- Я Нике из дома каши гречневой принесла, котлеты сделала. Она одну съела, а другую какой-то бомжихе отдала, что в коридоре у нас лежала. Ей говорит помочь некому, а у самой Ники, можно подумать, прям толпы помощников стоят. Блаженная она эта Ника, истинный крест, и всегда такой была.
Тамарка опять задумалась, помолчала, и сказала, опустив голову:
- А может в этом и счастье ее, что плохого в людях не видит. Я ведь тогда кольцо-то украла у них, у нас дома есть было нечего. А она меня и потом к себе приводила. И бабушка ее, Леонида Макаровна, Царство ей небесное, обедом меня после этого еще кормила. Обе они блаженные.
Выписываясь из больницы, я пообещала себе, что если встречу Нику еще раз, то обязательно к ней подойду. Когда я увидела ее, она подкармливала бродячую кошку. Но я не сдержала свое обещание, я шла вместе с дочерью и трехлетним внуком. Кстати, в детстве моя дочка с удовольствием играла с куклой, подаренной когда-то Никой.
В тот день дочь жаловалась мне на мужа, у нее появились подозрения, что он ей изменяет. Увы, они были небеспочвенные, зять мой редкая св@лочь.
В тот момент я ни о ком не думала, кроме дочери и внуков. Ника увидела нас и улыбнулась. Я не ответила, прошла мимо. Больше я ее не встречала. Я пыталась что-то узнать о ней у бородатого темноглазого азербайджанца, он помнил Нику, но тоже ничего о ней не знал. Она больше не приходила к нему в киоск за фруктами.
- Все в руках Аллаха, - сказал он мне.
- Да, на все воля Божия, - согласилась с ним я.
Изредка, со своей небольшой пенсии, я покупаю пару яблок и кладу в коробку с подпорченными фруктами. Вдруг Ника снова придет сюда. Азербайджанец смотрит на меня с пониманием. Как-то это увидела моя дочь.
- Мама, да ты у меня какая-то блаженная. Не от мира сего. – сказала она.
Я не стала с ней спорить.
