Это продолжение рассказа! Первая часть здесь:
Рассказ | Право на нежность | Часть 3 |
Глава 6: Вкус свободы
На первое свидание Андрей позвал её в книжное кафе. Ждал её у входа, прижимая к груди сборник Веры Полозковой и нервно переминаясь с ноги на ногу. Аля невольно улыбнулась – в своём сером свитере крупной вязки и с этой взъерошенной шевелюрой он был похож на большого встревоженного воробья. На улице моросил мелкий дождь, превращая город в размытую акварель, но здесь, в тёплом свете старинных фонарей, время будто остановилось.
— Я подумал, — начал он, запинаясь и протягивая ей слегка помятый томик, – раз уж ты любишь современную поэзию... В общем, сегодня тут поэтический вечер, и я записался...
— Ты будешь читать стихи? — она даже остановилась от удивления, разглядывая книгу. – Свои?
— Нет, что ты, — он покраснел, и это было так трогательно, что у неё защемило сердце. — Полозкову. "Когда-нибудь ты станешь старше". Знаешь, там есть строки про то, как важно рисковать, доверяться, открывать сердце новому... Я вот думаю – может, иногда стоит рискнуть? Ради кого-то особенного?
Он говорил это открыто, внимательно глядя ей в глаза. На секунду Аля забыла, как дышать. Никто никогда не смотрел на неё так – будто она единственная девушка в мире, будто каждое её слово бесценно. Даже Свят... Она оборвала эту мысль, не давая ей оформиться до конца.
В кафе пахло корицей, свежей выпечкой и кофе. Они сидели в уголке, под старой картой мира, на потёртом кожаном диванчике, который поскрипывал при каждом движении. Андрей заказал им горячий шоколад с маршмеллоу и черничный пирог – "самый вкусный в городе, честное слово!" Он рассказывал о местах, где мечтает побывать, и его глаза загорались особенным светом.
— Представляешь, Прага – это же город, где каждое здание живое! — он размахивал руками, чуть не опрокинув чашку. — Готические шпили, барочные фасады, модерн начала века... А узкие улочки Монмартра! Я видел фотографии – там такие маленькие кафе, художники рисуют прямо на улицах... — он вдруг осёкся. — Знаешь, я бы хотел показать тебе всё это. Вместе.
— Ты уже планируешь будущее? — спросила она, пытаясь скрыть волнение за шуткой, но сердце предательски забилось чаще.
— А почему бы и нет? — он накрыл её руку своей, тёплой и чуть шершавой. — Знаешь, я никогда не верил во всю эту чушь про любовь с первого взгляда. Но когда увидел тебя тогда, в коридоре университета... Ты шла, погружённая в свои мысли, такая красивая в своём синем свитере, и что-то в тебе было такое... Какая-то тайна, которую хочется разгадывать всю жизнь.
Вечером он читал Полозкову, и его глубокий голос, чуть подрагивающий от волнения, заставлял трепетать что-то в душе.
А потом они гуляли по ночному городу, несмотря на дождь. Он учил её кататься на скейте прямо под фонарями набережной, и она падала, смеясь, в его объятия. Дни полетели калейдоскопом счастливых мгновений. Андрей оказался воплощённой мечтой девушек – внимательный, заботливый, с прекрасным чувством юмора. Уютно устроившись у её ног, он мог увлечённо рассуждать об архитектуре, перемежая серьёзные рассуждения о конструктивизме со смешными историями из студенческой жизни. Умел слушать – действительно слушать, а не просто делать вид. И главное – с ним можно было просто молчать, глядя на закат с крыши общежития.
Он приносил ей кофе на ранние пары – всегда разный, экспериментировал с добавками, пока не нашёл идеальный рецепт: карамельный латте с корицей и капелькой кленового сиропа. Писал смешные записки и оставлял их в библиотечных книгах, которые она брала:
"Ты знала, что архитектура модерна похожа на тебя? Такая же изящная и загадочная.
P.S. Я идиот, влюблённый в самую красивую девушку факультета".
Однажды он развесил по всему общежитию бумажные самолётики с признаниями в любви – по одному на каждый день их знакомства. Вахтёрша Петровна чуть в обморок не упала, когда увидела это "безобразие", но потом растрогалась и даже помогала развешивать последние.
— Ты невозможный романтик, — смеялась она, собирая эти самолётики под восхищённые вздохи соседок по этажу.
— Я просто долбанный мечтатель, — отвечал он, целуя её в нос. — И знаешь что? Мне это чертовски нравится!
Вера Сергеевна, заметив изменения в своей любимой студентке, только понимающе улыбалась. После очередного семинара она задержала Алю:
— Вот видите, Алина, жизнь не заканчивается на первой любви. Иногда нужно просто позволить себе быть счастливой. Кстати, давно хотела спросить: вы не думали записать ваши впечатления? Из вас получился бы неплохой писатель.
Аля кивала, но по ночам всё равно просыпалась от снов, в которых звучал другой голос, более глубокий, с бархатными нотками. В которых другие руки – сильные, с едва заметными мозолями на пальцах от карандаша – обнимали её... И тогда она доставала телефон и перечитывала сообщения от Андрея: "Не спишь? Я тоже. Придумываю новую песню для тебя. Кстати, ты знаешь, что твоё имя рифмуется с кучей красивых слов?"
Андрей чувствовал эту недосказанность. Иногда он заставал её задумчивой, и в такие моменты становился особенно нежным, будто пытался защитить от каких-то невидимых демонов прошлого. Не спрашивал – просто был рядом, обнимал, рассказывал смешные истории, пока она снова не начинала улыбаться.
— Знаешь, — сказал он однажды, когда они сидели на крыше общежития, глядя на закат, разливающий по небу акварельные разводы розового и золотого, – я не спрашиваю о том, что было до меня. Но я хочу, чтобы ты знала – я подожду, пока ты будешь готова рассказать. И что бы там ни было, это не изменит моего отношения к тебе.
Она прижалась к его плечу, вдыхая знакомый запах – лавандовый кондиционер для белья, который она уже начала ассоциировать с уютом и спокойствием. Такой непохожий на тот, другой – древесный с нотками бергамота...
— Просто будь со мной, — прошептала она. — Просто будь рядом.
И он был – надёжный, тёплый, настоящий. Водил её на концерты инди-групп, готовил по ночам невероятно вкусные сэндвичи с авокадо и вялеными томатами, когда они зависали над проектами, смешил дурацкими анекдотами про архитекторов, когда видел, что она грустит.
А однажды притащил гитару и спел песню, которую написал для неё. Простую, немного наивную, но такую искреннюю, что у неё защипало глаза:
"Ты – моя недописанная книга,
Недосказанный с вечера стих.
Я не знаю, что было до меня,
Знаю только – я рядом, я жив..."
И в такие моменты ей казалось, что она действительно начинает оживать. Учится дышать заново. Учится любить – по-другому, без надрыва и боли, просто и чисто, как умеют любить только в юности. Но где-то глубоко внутри всё равно жила память о других глазах, других руках, другом голосе... И она не знала, хочет ли на самом деле от неё избавиться.
Глава 7: Возвращение
Поезд мерно постукивал на стыках рельсов, отсчитывая километры до родного города. Аля смотрела в окно на проплывающие мимо пейзажи и нервно теребила подаренный Андреем браслет – простое серебряное колечко с гравировкой "Верь в любовь". За последние месяцы она почти убедила себя, что прошлое осталось позади, что её новая жизнь – настоящая, правильная. Но чем ближе становился родной город, тем сильнее колотилось сердце.
— Эй, — Андрей мягко сжал её руку, — всё будет хорошо. Твои родители не могут не полюбить такого очаровательного парня, как я!
Она благодарно улыбнулась, пытаясь скрыть тревогу. Дело было не в родителях. Точнее, не только в них. Где-то там, в городе её юности, жил человек, одна мысль, о встрече с которым заставляла её дыхание сбиваться. Святослав. Интересно, какой он сейчас? Счастлив ли с Викторией?
— О чём задумалась? — Андрей поцеловал её в висок, и от его прикосновения стало теплее.
— О том, как познакомить тебя со всеми своими скелетами в шкафу, — пошутила она, но шутка вышла нервной.
— Главное, чтобы твои скелеты не испугались меня, — подмигнул он. — Кстати, я приготовил сюрприз для твоих родителей!
Из рюкзака появился альбом – настоящий, в кожаном переплёте. На первой странице – акварельный портрет Али, который Андрей рисовал целую неделю. Дальше – фотографии их совместных прогулок, билеты с концертов, засушенные цветы, записки... История их любви, бережно собранная и оформленная его руками.
— Ты же говорил, что не умеешь рисовать! — ахнула она, разглядывая портрет.
— Брал уроки, – смущённо признался он. — Хотел, чтобы твои родители увидели, как сильно я люблю их дочь.
От этих слов в груди разлилось тепло, но где-то глубоко кольнуло виной. Потому что как бы сильно она ни любила Андрея – а она действительно любила его, его искренность, его заботу, его способность превращать каждый день в маленькое чудо – где-то в самом потаённом уголке души всё ещё жил образ другого мужчины.
Город встретил их весенним дождём. Капли барабанили по крыше такси, размывая знакомые улицы, делая их почти нереальными. Вот здесь, в этом парке... Воспоминание накрыло её с головой, яркое, живое, будто это было вчера. ...Тёплый майский вечер. Старая парковка у парка пуста, только его серебристый "Вольво" поблёскивает в лучах закатного солнца.
— Алечка, не бойся, — его голос спокойный, уверенный. — Я рядом. Просто положи руки на руль и почувствуй машину.
Она сидит за рулём, и коленки предательски дрожат. Святослав устроился на пассажирском сиденье – такой большой, что салон кажется меньше. От него пахнет любимым парфюмом, и этот запах кружит голову сильнее, чем страх перед первым уроком вождения.
— Я не смогу, — шепчет она, вцепившись в руль побелевшими пальцами.
— Сможешь, — он накрывает её руку своей, и от этого прикосновения по коже бегут мурашки. — Ты же умница. Сейчас плавно отпускаешь сцепление и...
Машина дёргается и глохнет. Аля готова провалиться сквозь землю от стыда, но Святослав только смеётся – тепло, по-доброму:
— У меня первый раз тоже не получилось. Давай ещё раз.
Его ладонь снова ложится на её руку – шершавая, горячая. Показывает, как правильно переключать передачи. И вдруг получается! Машина плавно трогается с места.
— У меня получилось! — восторженный крик, счастливый смех. — Свят, смотри, я еду!
— Я же говорил! — его глаза сияют гордостью. — Ты всё можешь, девочка моя.
"Девочка моя" – от этих слов в груди всё трепещет. Она украдкой смотрит на его профиль – чёткая линия подбородка, едва заметная щетина, прядь тёмных волос, падающая на лоб... Святослав перехватывает её взгляд, и что-то мелькает в его глазах – что-то такое, отчего внутри всё замирает.
Но момент проходит. Он откашливается, возвращаясь к роли учителя:
— Так, а теперь будем учиться парковаться...
Каждый вечер они проводили здесь по часу-два. Она становилась увереннее за рулём, а он всё чаще забывал о дистанции – смеялся, рассказывал истории из своей юности, подтрунивал над её ошибками. Однажды привёз её любимое клубничное мороженое, и они сидели на капоте, глядя на закат. Капля мороженого упала ей на блузку, и он бережно промокнул пятно своим платком. Его пальцы случайно коснулись её ключицы, и время остановилось...
Аля тряхнула головой, прогоняя воспоминание. Но оно не уходило, растекалось по венам сладкой болью, воскрешая то, что она так старательно пыталась похоронить все эти месяцы. Тепло его рук, запах парфюма, взгляды, в которых читалось больше, чем он позволял себе сказать... Господи, как же сильно она любила его. И, кажется, любит до сих пор – ещё сильнее, ещё больнее, ещё безнадёжнее.
— Доченька! — мама выбежала встречать их под дождь, не обращая внимания на зонтик. — Как же я соскучилась!
Объятия, поцелуи, суета с чемоданами. Отец, степенно вышедший на крыльцо, внимательно разглядывал Андрея:
— Значит, архитектор?
— Без пяти минут, — улыбнулся тот, протягивая руку. — Андрей Соколов.
— Проходите в дом, — скомандовала мама. — Я такой ужин приготовила! И Святослав с Викторией придут – они же практически семья...
Аля почувствовала, как начинает кружиться голова. Андрей, не замечая её состояния, увлечённо рассказывал отцу о своём дипломном проекте:
– ...современная интерпретация русского модерна, но с экологическим подходом...
В прихожей всё было по-прежнему: мамины любимые фиалки на окне, старое зеркало в резной раме, запах корицы из кухни. Только она сама – другая. Или нет?
— Аля, помоги мне с салатами! — позвала мама, и это было спасением. Можно спрятаться на кухне, перевести дыхание, собраться с мыслями.
Но мысли путались. Она механически нарезала помидоры для греческого салата, а перед глазами стоял тот вечер в парке, прикосновение её губ к его щеке, хриплое "Алечка, девочка..."
— Милая, — мама коснулась её плеча, — ты в порядке? Может, не стоило приглашать...
— Всё хорошо, мам, — она заставила себя улыбнуться. — Правда. Я же сама хотела познакомить Андрея со всеми.
В дверь позвонили. Сердце замерло, потом заполошно пустилось вскачь. Из прихожей донёсся знакомый голос – тот самый, бархатный, с лёгкой хрипотцой...
— Аля! — позвал Андрей. — Иди к нам, я хочу всем показать наш альбом!
Она глубоко вздохнула, расправила плечи и вышла в гостиную. Святослав стоял у камина – всё такой же красивый, только у глаз появились новые морщинки. А рядом – Виктория, эффектная в своём красном платье, с идеальной укладкой и превосходным маникюром.
Их взгляды встретились, и время остановилось. В его глазах промелькнуло что-то болезненное, но он тут же отвернулся, делая вид, что рассматривает фотографии на каминной полке.
— Аля, солнышко, — Виктория шагнула к ней с деланной улыбкой, — как ты повзрослела! И такой красивый молодой человек...
А потом был ужин – бесконечный, наполненный неловкими паузами и фальшивыми улыбками. Андрей, не чувствуя напряжения, показывал альбом, рассказывал об их студенческой жизни, о том, как впервые увидел Алю в коридоре университета...
— Прекрасная история, — процедила Виктория, но в её голосе звенел лёд. — Правда, Свят?
Святослав что-то невнятно пробормотал, не поднимая глаз от тарелки. А Аля вдруг поняла: он несчастлив, так же как и она сама. Глупо было питаться иллюзиями, что можно начать жизнь с чистого листа, забыв всё, что было прежде.
Конец третьей части
Первую любовь не всегда можно оставить позади. Посмотрим, получится ли у Али, помешает ли Виктория. Подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропускать новые рассказы! И, конечно, ставьте лайки и делитесь этой повестью о настоящей любви.
