Марина стояла у окна, машинально помешивая остывший чай. Осеннее солнце лениво освещало кухню, и блики на чайной ложке напоминали ей их первые годы с Виктором – такие же яркие и тёплые. Сейчас от того тепла не осталось и следа.
– Мам, ну сколько можно это терпеть? – голос Алины, звонкий и решительный, вывел Марину из задумчивости. – Уже второй месяц домой заполночь приходит, и ты молчишь!
Дочь сидела за столом, сжимая в руках чашку с кофе, и смотрела на мать с той же настойчивостью, что и в детстве, когда добивалась своего. Теперь, в свои двадцать семь, она стала увереннее, жёстче. Марина часто ловила себя на мысли, что завидует этой её решительности.
– Алиночка, ты же знаешь папу... – Марина поставила чашку на подоконник. – У него работа, встречи...
– Какая работа в десять вечера? – перебила Алина. – А деньги? Ты видела последние выписки? Половина зарплаты уходит непонятно куда!
Марина вздохнула. Конечно, она видела. Странные списания, снятия наличных в незнакомых местах. Виктор на все вопросы отвечал раздражённо: "Что ты контролируешь каждую копейку? Я что, не имею права потратить заработанное?"
Последний семейный ужин был месяц назад. Виктор тогда опоздал на час, ел молча, уткнувшись в телефон, а на просьбу Марины поговорить огрызнулся: "Да что опять не так? Вечно твои придирки!"
– Мам, – Алина встала и подошла к матери, обняла за плечи. – Ты же сама видишь – он совсем отдалился. Когда вы последний раз вместе куда-то ходили? В кино, в парк?
Марина не могла вспомнить. Кажется, это было прошлой весной? Или позапрошлой? Все выходные Виктор теперь проводил "с друзьями". Кто эти друзья, Марина не знала – муж перестал приглашать их домой, предпочитая встречаться где-то в городе.
– Знаешь, – Алина присела на подоконник рядом с материнской чашкой, – когда мы с Димой разошлись, ты мне сказала: "Доченька, нельзя позволять другому человеку отнимать твоё достоинство". Помнишь? А сейчас что происходит?
Марина помнила. Тогда, три года назад, она была такой уверенной, такой правильной в своих советах дочери. А сейчас... Сейчас она просто устала. Устала от холодных ужинов в одиночестве, от отговорок, от чувства, что её жизнь превратилась в ожидание человека, который, кажется, давно живёт в каком-то другом мире.
В прихожей хлопнула дверь – Виктор вернулся с работы раньше обычного. Его шаги по коридору были тяжёлыми, немного неровными.
– Алина, не начинай при нём, – быстро прошептала Марина. – Я сама... потом...
Дочь покачала головой, но промолчала. Она знала – этого "потом" не будет. Как не было его вчера, неделю назад, месяц...
Телефонный звонок раздался в половине двенадцатого. Марина уже задремала под бормотание телевизора, когда резкая трель вырвала её из полусна. На экране высветился незнакомый номер.
– Алло? – её голос звучал хрипло от усталости.
– Добрый вечер, – мужской голос был неприятно вкрадчивым. – Вы супруга Виктора Сергеевича Крылова?
Сердце пропустило удар. Звонки в такое время редко приносят хорошие новости.
– Да, это я. Что случилось?
– Видите ли, у вашего мужа образовался долг... Приличная сумма, я бы сказал. Полтора миллиона рублей. Срок возврата был неделю назад, но денег мы не получили.
Марина почувствовала, как немеют пальцы. Полтора миллиона? Откуда? Когда?
– Простите, тут какая-то ошибка... – её голос дрожал. – Виктор не мог...
– Уверяю вас, никакой ошибки. У нас есть расписка, подписанная лично Виктором Сергеевичем. Проценты растут каждый день. "Я надеюсь на ваше понимание и скорейшее погашение задолженности. Доброй ночи." – в голосе прозвучала едва уловимая угроза.
Марина ещё долго сидела в темноте, механически поглаживая экран телефона. В ушах звенели обрывки фраз: "долг", "расписка", "проценты"... Каждое слово било, как пощёчина.
Она пыталась вспомнить, были ли какие-то признаки, намёки на то, что муж влез в долги. Может, его раздражительность последние месяцы была не просто дурным характером? Может, его постоянные отлучки были связаны не только с "друзьями"?
Сколько она себя помнила, они никогда не брали в долг – Виктор всегда говорил, что это ниже его достоинства.
Входная дверь открылась около часа ночи. Марина не включала свет – сидела в кресле, глядя, как по стене движутся тени от проезжающих машин. Виктор, пошатываясь, прошёл в комнату.
– О, не спишь? – его голос был излишне бодрым. От него пахло алкоголем и чужими сигаретами.
– Звонили твои... кредиторы.
Виктор замер на полпути к спальне. В темноте было видно, как напряглась его спина.
– Вот как... – он медленно повернулся. – И что сказали?
– Полтора миллиона, Витя? – её голос звенел от сдерживаемых слёз. – Ты взял в долг полтора миллиона и молчал?
– А что ты хотела? – вдруг взорвался он. – Чтобы я признался, что проиграл? Что не смог остановиться? Думаешь, мне легко?
– Проиграл? – эхом отозвалась Марина. – Ты... играешь?
– Да какая разница! – он махнул рукой. – Я решу этот вопрос. Продам машину, займу у друзей...
– У каких друзей, Витя? Тех самых, с которыми ты играешь?
Виктор подошёл к бару, достал бутылку коньяка. Руки его заметно дрожали.
– Только давай без нотаций, ладно? Я не мальчик, сам разберусь.
Марина смотрела на мужа, и ей казалось, что перед ней совершенно чужой человек. Где тот Витя, который когда-то говорил, что семья – это самое главное? Который мечтал о путешествиях вместе, о даче, о внуках?
– Знаешь, – тихо сказала она, – я всё думала, почему ты изменился. Искала причины в себе. Может, постарела? Может, неинтересная стала? А ты просто... предал. Нас. Меня. Нашу жизнь.
– Да брось ты эти мелодрамы! – он залпом выпил коньяк. – Подумаешь, проиграл немного. С кем не бывает?
– Немного? – Марина встала. – Полтора миллиона – это немного? А мой труд? Я тридцать лет копила, откладывала каждую копейку, чтобы было на старость. И всё это...
– Хватит! – стакан полетел в стену. – Я сказал – сам разберусь!
Она смотрела на осколки стакана, разбросанные по полу, и вдруг поняла – это осколки их жизни. Той самой, которую они строили вместе тридцать лет. И собрать их уже невозможно.
Дрожащими руками Марина достала телефон и набрала номер дочери.
– Алиночка? Прости, что так поздно... Можно я приеду?
Квартира дочери встретила Марину запахом свежесваренного кофе и корицы. Алина пекла по выходным булочки – привычка, перенятая от матери.
– Мам, ну как ты? – дочь выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем.
Три недели. Всего три недели прошло с того ночного звонка, а казалось – целая жизнь. Марина опустилась на диван, машинально поправляя плед.
– Виктор приходил на работу.
Алина замерла в дверном проёме: – И что хотел?
– Говорил, что одумался. Что больше никогда... – Марина горько усмехнулась. – Знаешь, я смотрела на него и думала: сколько раз я слышала эти слова? После каждой его выходки – "прости", "больше никогда", "я всё осознал"...
Телефон в сумке завибрировал – очередное сообщение от мужа. Марина даже не стала доставать его – знала наизусть весь этот набор: "я скучаю", "давай поговорим", "ты нужна мне".
– Он продал машину, – продолжила она, глядя в окно. – Отдал часть долга. Говорит, остальное скоро найдёт. Просил вернуться домой.
– И что ты решила? – Алина присела рядом, взяла мать за руку.
– Знаешь, что самое страшное? – Марина повернулась к дочери, и та увидела в её глазах слёзы. – Я смотрела на него и... ничего не чувствовала. Совсем ничего. Как будто передо мной чужой человек.
Из кухни потянуло горелым – булочки! Алина метнулась спасать выпечку, а Марина достала телефон. Пятнадцать сообщений. Три пропущенных звонка.
"Мариночка, я всё исправлю! Клянусь, я больше никогда не возьму карты в руки!" "Я так люблю тебя! Вернись, без тебя всё бессмысленно..." "Я изменился! Правда изменился!"
– Бумага всё стерпит, – пробормотала она, удаляя сообщения одно за другим.
– Что ты сказала? – Алина вернулась с подносом, на котором дымились спасённые булочки и две чашки кофе.
– Это бабушка твоя говорила – "бумага всё стерпит". Сколько ни пиши красивых слов, важны только поступки.
Марина взяла чашку, вдохнула знакомый с детства аромат корицы. Тридцать лет она пекла эти булочки для Виктора. Тридцать лет прощала, верила, ждала. А он... он даже не помнил, какие булочки она печёт.
– Я подаю на развод, – слова дались неожиданно легко, будто давно ждали своего часа. – Завтра иду к юристу.
Алина крепко обняла мать: – Знаешь, я горжусь тобой.
За окном накрапывал дождь. Осень вступала в свои права, срывая с деревьев последние листья. "Как символично, – подумала Марина, – моя осень тоже начинается с чистого листа".
Телефон снова завибрировал. На этот раз она просто выключила его.
– Дочка, можно я возьму рецепт твоих булочек? – неожиданно спросила она. – Кажется, у тебя они получаются вкуснее моих.
Алина рассмеялась: – Мам, это же твой рецепт!
– Нет, – Марина улыбнулась, и это была первая искренняя улыбка за последние недели. – Это уже твой. А мне пора учиться печь по-новому.
– С днём рождения, дорогая!
Марина улыбнулась, принимая букет от коллег. Пионы – её любимые цветы. Раньше только Алина помнила об этом, а теперь и в турфирме, где она работала последние восемь месяцев, уже знали её маленькие слабости.
– Спасибо, девочки! – она поставила цветы в вазу. – У меня для вас пирожные.
Коробка из новой французской кондитерской вызвала всеобщий восторг. Год назад Марина не могла себе позволить такие траты – все деньги уходили на погашение долгов Виктора.
Сейчас, после продажи их общей квартиры и раздела имущества, она купила небольшую "двушку" в спальном районе. Денег хватило даже на ремонт и новую мебель.
– Марина Александровна, – Света, самая молодая сотрудница, протянула ей конверт, – это от всего отдела. Мы знаем, вы давно мечтали...
В конверте лежал сертификат на курсы английского языка. Марина почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
– Ой, только не плачьте! – засуетилась Света. – Мы хотели как лучше...
– Это от счастья, глупенькая, – Марина обняла девушку. – Спасибо вам всем!
Вечером, когда она собирала сумку, на телефон пришло сообщение. Виктор. Он писал каждый год в её день рождения, и каждый раз она оставляла эти сообщения без ответа.
"Марина, поздравляю тебя! Я часто вспоминаю... Может, встретимся? Поговорим?"
Она посмотрела на сообщение без привычной горечи. Что удивительно – не осталось даже обиды. Только спокойное понимание: это прошлое, и оно больше не имеет власти над ней.
Возле офиса её ждала Алина.
– Мам, такси уже заказала! – дочь помахала рукой. – В ресторане столик на семь часов.
– Может, дома посидим? Я пирожных купила...
– Не-а! – Алина решительно подтолкнула мать к подъехавшей машине. – Сегодня гуляем! Между прочим, я забронировала твой любимый столик у окна. И Павел Сергеевич уже там...
Марина покраснела. Павел Сергеевич, преподаватель истории из соседней школы, последние три месяца приглашал её в театр. Она всё отказывалась, ссылаясь на занятость. А неделю назад вдруг согласилась – и провела удивительный вечер, слушая его рассказы о путешествиях по древним городам.
– Алина! Ты же не предупредила его...
– Конечно, предупредила! – дочь лукаво улыбнулась. – Он сам спросил, когда у тебя день рождения. И знаешь, что купил? Билеты на выставку импрессионистов! Помнишь, ты говорила, что всегда мечтала увидеть оригиналы Моне?
Марина откинулась на сиденье такси. В сумочке завибрировал телефон – наверное, очередное сообщение от Виктора. Но впервые за долгое время ей было абсолютно всё равно. Её жизнь больше не вращалась вокруг чужих проблем и пустых обещаний.
Вечерний город сиял огнями. Где-то там, в уютном ресторане, её ждал столик у окна, любимая дочь и, возможно, новое начало. А сообщения из прошлого... что ж, пусть остаются в прошлом.
– Знаешь, Алиночка, – Марина взяла дочь за руку, – я, кажется, впервые за много лет по-настоящему счастлива.
– С днём рождения, мама, – Алина крепко сжала её ладонь. – С днём нового начала.
Другие читают прямо сейчас:
