- Санька, утром я зайду за тобой?
- Зачем?
- Да помощь твоя нужна. Пока тебя на аттестацию не вызвали, время же есть у тебя?
Я смотрел на Лешку, глаза его возбужденно поблескивали. Он даже перестал есть, что было удивительно. Он всегда доедал свою порцию, мне как отслужившему, был положен хороший паек, даже мясо иногда попадалось, а не эрзац. Я честно делил пайку с Лешкой, мы из всего варили суп, чтобы было побольше, и ели. Лешка был еще малой, и до службы ему оставалось года полтора, от работы его временно отстранили, пока шла переналадка на заводе. И пока из ворот его цеха не пойдут вместо снарядных гильз ложки и сковородки, часть персонала, в том числе и Лешка, остались без работы. Впрочем, Лешка не унывал, ему был положен скудный половинчатый паек, сам он был один, родителей он потерял еще в первые бомбардировки, когда бомбили города, а его еще малого сначала сберегли в бомбоубежище, а потом вывезли вместе со всем детским садом к нам. Я его подкармливал, с тех пор, как меня подселили к нему в общежитие. Лешка целыми днями где-то пропадал, я же отсиживался в Агентстве занятости, ожидая своей очереди на распределение. Впрочем, я действительно был свободен, а Лешка так был возбужден, что мне самому стало интересно. Я кивнул головой, и Лешка обрадовано застучал ложкой.
Утром Лешка долго меня водил по окраине и наконец, мы дошли до забора, за которой виднелась покосившаеся хибарка. Из ее печной трубы на крыше курился дымок. Лешка застучал по калитке на заборе, крича
– дядя Вася! Это я, Лешка!
Дверь открылась, и из хибары выглянул седой мужик с неожиданно живым и умным лицом. Лешка возбужденно, зачастил
– вот дядя Вова! Я привел его, он сосед мой! Зовут Санькой, он свой человек, живет со мной. Танкист!
Дядя Вася заулыбался и протянул мне руку
– Я, Василий Петрович, приятно познакомится. Вы не беспокойтесь, пожалуйста, у нас ничего такого таинственного или незаконного. Просто нужны ваши профессиональные, скажем так знания. Мы с Лешкой, - он потрепал голову Лешке, стоящему рядом – не справляемся. Что удивительно Лешка даже не увернулся.
- Впрочем пойдемте я вам покажу, - и он повел нас дальше, в глубь своего двора.
Когда распахнулись створки ворот, я даже зажмурился. Ослепительный серебристый блеск был не то, чтобы ослепителен. Просто я забыл, что есть такие цвета и так много. Автомобили, которые ездили по городу были или серые, или зеленые, немногие оставшиеся гражданские автомобили были тусклые, помятые и покрытые пятнами ржавчины. А он стоял практически новый и сиял в свете утреннего солнца. Василий Петрович подошел к машине и любовно погладил по гладкому серебристому боку
– Вы знаете, я совершенно неожиданно ее нашел, видимо при эвакуации кто-то спрятал ее, и очень грамотно законсервировал. Мне удалось распаковать ее, смыть консервационную смазку, почистить ее. Но увы, на поворот ключа она не реагирует. Лешка, меня тут поймал, но он настоящий друг, и начал помогать мне, он даже принес аккумулятор, но она все равно не заводится.
Я обошел вокруг машины. Сверкающие бока, блеск хрома, плавные линии кузова, как вся она отличается от всего вокруг. Машина была как инопланетный аппарат. Все вокруг было военное, практичное, маскировочное. Углы все были прямые, шины были зубастые, а внутри все было дешевое и простое. Тут же прихотливые линии образовывали законченный рисунок, а в салон внутри было страшно садиться, хотя он уже нес отпечатки грязной спецовки Василия Петровича. Я обернулся на стоящих рядком Василия Петровича и Лешку, которые с безмятежными и счастливыми лицами смотрели на машину.
– Вы, что ее завести хотите?
Василий Иванович закивал головой и возбужденно взмахивая руками начал говорить - я понимаю Александр, что это немного не та техника, в который вы разбираетесь. Это не танк конечно, но принципы должны быть одинаковыми, да и сама машина как новая, я думаю вы сможете нам помочь. Так хочется посмотреть какая она, - тут Василий Петрович смутился, и краснея сказал, - ну какая она живая! Ну то есть в движении.
Я еще раз посмотрел на машину, широкий капот, изящные прозрачные фары, хромированная звезда на капоте.
- А вы понимаете, что ездить на ней тут особо негде, да и незачем.
Трудно было представить, чтобы по нашему городу, утыканному противотанковыми ежами, натянутой над заборами колючей проволокой, с целыми районами развалин, вокруг которых желтеют треугольники радиационной опасности поедет вот это. Она будет как призрак. Василий Петрович насупился было, но потом просветлел.
– Но ведь все закончилось уже. Мирный договор подписан, мы победили. Все восстанавливается вокруг, вон уже с Екатеринбургом вчера наладили авиационные гражданские полеты. Теперь в новую столицу можно легко слетать. Понимаете, мир вокруг стал, не нужно уже воевать, жить впроголодь, бояться воя сирен, а эта машина как будто из той жизни. Вы тогда маленький были, но я еще помню, что тогда было и как страшно было вначале, а теперь ведь все. Все закончилось. Не то чтобы Василий Петрович меня убедил своим спичем, но мне действительно захотелось увидеть ее на ходу, да и невозможно она красива была. Наверное, все-таки убедил. И я включился в работу.
Сложнее всего было с жидкостями, но мы, решив, что выбирать нам не из чего, решили не обращать внимания и залить пока, из чего есть. В итоге поменяв масло в двигателе и коробке передач, жидкость в системе охлаждения, решили не трогать смазку в заднем мосту. Только тщательно промазали все соединения. Разнообразные резиновые втулки и прочие изделия очень хорошо сохранились, видимо помогло, какое-то нанесенное на них покрытие, похожее на густой гель. Лешка два дня накачивал отдельно лежавшие шины ручным насосом. Наконец настал торжественный день. Василий Петрович волнуясь, дрожащими руками повернул ключ. По машине прошла дрожь, что-то внутри задрожало, по машине пошел пугающий звук, но потом, чихнув, взревел мотор. Сначала он ревел, Василий Петрович испуганно смотрел на меня, но я мог только пожать плечами. Тут обороты упали, и мотор загудел ровно и почти бесшумно. Я сел на пассажирское сидение рядом с Василием Петровичем, пропустив счастливого Лешку, который пролез назад и теперь любопытно тянул голову к приборам, вытягивая тощую грязную шею. Василий Петрович, посмотрев на меня сияющими глазами, сказал – давайте откинем крышу! Я смог только удивленно сказать – а что тут крышу можно убрать? Василий Петрович счастливо засмеялся – да, дорогой вы мой Александр! Эта машина называется кабриолет, тут в хорошую погоду можно убрать крышу и наслаждаться свежим воздухом. Я с сомнением покосился на дымящиеся трубы заводов, видимые через открытые ворота гаража, и сказал – давайте все-таки погодим. Василий Петрович кивнул - ну, как хотите. Только знаете, кондиционер не работает, видимо хладагент испарился. Мне было все равно, погода стояла нежаркая. Я только показал на улицу и сказал – вы знаете, темнеет скоро и фары тоже не работают, там газоразрядные лампы, их починить невозможно, только менять. Василий Иванович грустно кивнул – это назывался ксенон раньше, теперь все это, и ксенон и кондиционер в машине, да и вообще все такие машины там, за границей, у врагов. Вы знаете, что это за машина? Я конечно знал, шильдик был знакомый, с таким шильдиком мне встречались машины, правда уже разбитые. На таких угловатых машинах ездили всякие средние командиры из бундесвера и иногда встречались грузовики с такой же звездой. Я ответил – это мерседес же, да? Василий Петрович кивнул – верно, это Мерседес эсэль пятьсот. На таких до нашего противостояния ездили всякие богачи. Потом они все куда-то делись и богачи, и машины. И вместе с ними и те же газоразрядные ксеноновые лампочки, это все теперь, где-то там. Но – Василий Петрович встряхнулся – тем более нам не стоит ждать ночи. Он перевел ручку селектора на букву «Д» написанную на английском языке и сказал - Поехали!
