Сын олигарха Серёжа Тишкин обнаруживает в своей ванной мёртвое тело любимой девушки. Что с ней произошло, он не знает, но проблема налицо, ибо Верочкин папа человек "непростой". Друг Серёжи, наркодилер Альберт предлагает свою помощь в сложной ситуации. Начало тут.
Воспоминания Серёжи были прерваны агрессивным бульканьем домофона. На экране замаячило лицо Альберта. Не разуваясь, он отправлся вслед за хозяином в ванну осматривать место происшествия.
– Жмур, – констатировал Альберт, пощупав холодный труп Верочки. – Да, Серж, дело дрянь… Но... с твоим папашей… я думаю, отмажешься...
– Отмажешься? – затрясся Серёжа, – да ты знаешь, чья эта дочь? Ты хотя бы понимаешь, кто она такая… была?
– Старик, я всё понимаю, но неужели твой…
– Это же дочка самого… – тут Серёжа назвал имя одного весьма влиятельного человека, от чего Альберт сразу осознал всю невыносимую сложность ситуации. В том числе до него окончательно дошёл и намёк Серёжи про таблетки. Он понял, что легко может стать в этой истории крайним. Но – не растерялся.
– Всё ясно. Слушай, такое дело: у меня есть один вариант. Я знаю одного очень крутого оккультного кекса, он в этих делах рубит фишку, рулит реально. Есть предложение – давай щас рвём к нему, может он нам что-то посоветует. Если уж и он ничего не придумает, то я тогда и не знаю, кто ещё тебе в этом деле сможет помочь…
– Может, хотя бы увезём её отсюда? – высказался Серёжа. Он не отрываясь смотрел на труп Верочки. Всё тело его тряслось, на лбу выступили холодные капли пота.
– Да куда? Как? И дальше что? Всё равно найдут, ты же понимаешь…
– Ну, да, понимаю, – Тишкин засуетился. – Блин! Надо валить, срочно надо валить отсюда. Не знаю куда, но надо куда-то валить. Иначе хана. Он мне яйца отрежет, он очень крутой, он такой крутой, что даже папа…
– Так, слушай, – резко осадил его Альберт, – на-ка вот, съешь. Тебе сейчас немного трезвяка не помешает. А это – отличное средство. Придёшь в себя, и всё обмозгуем. И я тоже…
Они проглотили по капсуле и отправились наверх. Сели на диван и молчали. Минут через десять Серёжа откинулся назад и сделал мощный долгий выдох.
– Да, – признался он, – отпустило маленько… Так что, говоришь, у тебя там за кекс?
– Короче, крутейший чел. Он может узнать всё, что хочешь. И он реально такие ходы может намутить, что… В общем, если он не поможет, то тогда уже звони куда хочешь, поступай как знаешь…
– Альберт, – Серёжа сглотнул, – но ведь таблетки-то твои были…
– Ну, допустим, – Альберт выдержал паузу открыто глядя прямо в глаза Тишкину. – И допустим даже, они меня прибьют. Тебе от этого легче будет?
– Не знаю…
– Слушай, Серёга, ты мне друг и я за тебя – горой. Ты же знаешь. Ты же видишь – вот я сам к тебе приехал, а не свалил как последний поц, и телефон не выключил… Потому что твои проблемы – мои проблемы. Реально, бро… А про колёса… Знаешь, откуда у меня эти колёса? Раз уж такое дело, то я тебе скажу. Вся эта химия, так получается, я так теперь это всё понимаю – всё это под Веркиным папаней, короче. У них там есть завод в Харькове. где всю эту байду и лепят, и фасуют. Я сам там был, на заводе на этом; знаю, что говорю. Он этим барахлом всю Европу кормит, «Сандоз» просто нервно курит в сторонке.
– Врёшь! – вяло возразил Серёжа.
– Отвечу! Веркин отец, если хочешь знать, он… – Альберт ткнул пальцем в небо. – Ты ведь понимаешь, что вся эта химия – это только для отвода глаз. А на самом деле это – мощная астральная фигня. И там, в астрале, есть свои службы и свои крыши. Если там не договориться, то тут ничего не будет. Помнишь, как мы с тобой трипанули на той неделе…
Тишкин отчётливо вспомнил свой последний опыт употребления сильнодействующей психоделики. Они с Альбертом уехали на дачу в компании двух девушек, одна из которых как раз и была Верочка, с которой Серёжа только-только познакомился. Они и поехали-то туда в основном для того, чтобы «познакомиться поближе».
Его тогда почему-то совсем не удивило, что его новая пассия так легко согласилась с ними триповать. Стаф, который подогнал Альберт, был совершенно нереальный. Они развели камин, разлили по бокалам шампанское и капнули в туда по нескольку капель. А потом…
Самое удивительное, что в этом путешествии он и Вера всё время были вместе. Раньше опыты взаимодействия с психоделикой были для Серёжи более-менее индивидуальными. Он понимал, что то состояние, которое он переживает, в некоторой мере разделяют все, кто жрал вместе с ним, но внутри он всегда был один. Те миры, которые прежде открывались ему в этих трипах были только для него, и никто в них вместе с ним никогда не попадал, но тут…
Тут всё было иначе. Очень скоро они с Верочкой оказались вместе в каком-то очень зыбком полу-пространстве, и при этом они могли видеть и чувствовать друг друга. Они общались «там», в то время как «тут» они просто сидели напротив, каждый на своём месте, и молчали. «Там» они могли осязать друг друга, и каждое прикосновение дарило массу новых ощущений. И было что-то ещё, какое-то новое, прежде неизведанное чувство взаимности, единства...
Потом они вместе вторглись в какой-то немыслимо красивый благоухающий мир, в котором они порхали словно эльфы. Они купались в лучах искрящегося света, пили этот свет как некий нектар. Ощущение постоянного присутствия Верочки наполняло весь этот трип томным, упоительным чувством тревожной радости.
И потом Сережа, наконец, поцеловал Верочку, там, в том мире…
На следующий день, потихоньку возвращаясь назад, они смотрели друг на друга с тайным подтекстом, глубоко чувствуя всё, что творится в душе каждого. Что и говорить, знакомство состоялось – ближе некуда. И вот теперь поверить в то, что Верочки больше нет, было совершенно невыносимо.
– Ну и что ты хочешь сказать, – вернулся на землю Серёжа, – что это был за трип?
– Да если хочешь знать, мне для этого специально выделили четыре дозы.
– Врёшь!
– Отвечу!
– Кто?
– Да какая разница. Я сейчас о другом. Те таблы, которые мы вчера жрали – это полное фуфло. И от них с Веркой вряд ли бы что-то могло произойти. Тут что-то похитрее: дела потусторонние. Почему я и говорю. Надо ехать к кексу.
– Слушай, – вдруг резонно заметил Серёжа, – но если всю эту историю её же папашка и замутил – через нас – то может он и вправду не станет нас особо кошмарить?
– Ну, старик… Тут дело такое… Он же ведь в этом мире живёт. И если он в этом мире не разберётся по понятиям, то его другие люди, братва его, могут и не понять…
– Ну, он же может всё это замять как-то…
– Боюсь, что ему не резон. С какой бы радости он свою любимую дочку стал на тот свет торопить?
– Но мы тогда ведь тоже тут как бы ни при чём?!
– Как бы да, но как бы и нет. У меня есть подозрение, что тебя подставили, бро. И есть много мыслей относительно того, кому и зачем это могло бы быть надо. И у твоего, и у Веркиного папы слишком много... конкурентов. Может быть даже – кто-то из своих.
– Ну, а что этот кекс твой? Чем он теперь нам может помочь?
– Он может проверить астрал и сказать, какие «хвосты», и откуда растут ноги. Это как минимум. А там посмотрим.
– Ладно, едем, – Тишкин вскочил на ноги и заторопился, – время не ждёт.
За те несколько дней, что они были знакомы, Серёжа успел основательно влюбиться в Верочку. Между ними установилась какая-то удивительная близость. Несмотря на свой юный возраст, она была умна и воспринимала многие вещи почти так же, как и он сам. С ней ему было легко и уютно. Она не хотела от него денег, не требовала подарков и развлечений, не торопилась жадно насытиться его обществом в предвкушении того, что скоро её выгонят вон. Она вела себя с достоинством, и при этом легко и непринуждённо. Им было о чём говорить, они знали одних и тех же людей, понимали шутки одинаково. Им было хорошо друг с другом. И, как оказалось, не только в этом мире, но и «там»…
Альберт запарковал машину у какого-то длинного здания, и они выбрались наружу в хлюпкую снежную слизь. У железной двери в торце дома была одна единственная кнопка. Альберт позвонил, и дверь почти сразу открылась. Спустившись в полуподвал, они прошли длинным коридором, потом поднялись на два пролёта вверх. Там была ещё одна железная дверь, приоткрытая: их уже ждали.
Разувшись при входе, ребята прошли внутрь и оказались в просторном зале. Стены были задрапированы шёлковой тканью. По периметру прямо на полу стояли ряды книг и каких-то камней. С потолка на ниточках свисали кристаллы и причудливой формы предметы. В комнате не имелось ни столов, ни стульев, только циновки и много разного размера подушек. Интенсивно пахло благовониями.
На полу сидел суховатый человек татаро-монгольской наружности с щупленькой бородкой, и хитро щурил свои зауженные глазки. Ноги его были завязаны в лотос, и сидел он облокотившись правой рукой на огромный хрустальный шар. Слева от него располагалась высокая стопка книг, раскрытые книги, испещрённые непонятными знаками, лежали вокруг. Перед ним стола чайная доска с посудой, термос и несколько разного формата коробочек.
Альберт кивнул, татарин кивнул в ответ и сделал жест, приглашая садиться. Молчали. Он долго и тщательно рассматривал Тишкина, ворочая головой и слюнявя свои сизые губы, потом повернулся и погладил хрустальный шар рукой.
– Херово дело, ребята, – задумчиво резюмировал, наконец, он. – Крепко вы попали.
– Откуда вы знаете? – не выдержал Серёжа.
– У меня работа такая, – ухмыльнулся татарин. – Я бы и рад не знать, но не могу…
Ещё помолчали.
– Ты, Альбертик, вскипяти-ка нам водички. А мы с молодым человеком пока потолкуем, – с этими словами он развязал ноги, наклонился вперёд и протянул Серёже щуплую синеватую ручку с огромным ногтем на большом пальце. – Меня зовут Тугарин Тугаринович. Айтаркчинов.
– Сергей, – сдержанно представился Серёжа, не спеша выдавать свою фамилию.
– Давненько я тебя тут поджидаю, котик, – вдруг произнёс Айтаркчинов и неприятно подмигнув, усмехнулся. – Как папочка-то поживает? Всё нормально?
Сергей смутился и не знал, что ответить. Альберт, который в этот момент в углу наливал воду из большой пластмассовой бутыли в электрический чайник, пришёл на выручку другу.
– Тугарин, мы по делу. Нам надо что-то решать. Давай без предисловий. Про папу – потом.
– Ишь какие быстрые, – осклабился Айтаркчинов и опять завязал ноги в узел, – решать, решать… а поговорить? Знаешь, как в анекдоте – ха-ха. Впрочем, ладно, понимаю.
С этими словами он достал откуда-то сзади пучок тоненьких палочек и принялся быстро тасовать их в руках. Попутно он записывал в блокнот какие-то чёрточки. Намельтешившись, он отложил палочки и достал затёртую книгу, пролистнул её и на некоторое время углубился в чтение.
– Ну, ясно, – заключил он, наконец.
– Что ясно? – снова не вытерпел Сережа.
– Дело ясное, что дело тёмное, – отшутился Тугарин. – Тёлке каюк, это факт. Её уже ищут, и раньше, чем вы вернётесь назад, всё дело вскроется. Твой родитель будет давать отступного, но ейный не возьмёт. Устроят разборку. Будет стрельба. Есть маза, что всем хана.
– Как хана? – недоверчиво переспросил Серёжа. – Совсем хана?
– Расклад уж больно гнилой. Видишь черту вот эту? – он ткнул в блокнот. – Если бы вчера или завтра – эта черта может и сошла бы за ничтяк. Но сегодня… Очень плохо дело… Сегодня ж – это – затмение было, четыре часа назад...
– И что, совсем нельзя решить? – Альберт вдруг резко поник и опустился на пол возле чайника.
– Есть один вариант, но не знаю пока, как и сказать-то.
– Говорите, – Серёжа шлёпнул ладонью по полу. – Любые деньги…
– Деньги не катят, малыш. Другое надо.
– Что?
Тугарин Тугаринович огляделся по сторонам, снова погладил хрустальный шар и задумчиво почесал свою жидкую бородёнку.
– Тело.
– Какое тело? – не понял Серёжа, насторожившись. – Веркино?!
– Веркино тело теперь уже никому не надо. – Айтаркчинов потёр рукой свой сморщенный лобик. – Твоё тело надо.
Окончание следует.
—
Тимофей Решетов
P.S. Рассказ этот написан мною году в 2004 или 2005. Даже и не знаю, поменялось ли что-либо в общественной жизни с тех пор...
