Грозовые ливни короткие – налетит ураганом и после бурной истерики затихнет, утомившись от эмоций.
Когда Катя вышла из подъезда, с неба сыпал уже мелкий дождь, а сквозь облака пыталось прорваться солнце.
Она натянула капюшон куртки на голову, поставила чемодан на колёса и пошла вдоль улицы, сначала быстро, потом, успокоившись, обычным шагом. Дойдя до остановки, она дождалась нужного автобуса и потом ещё минут сорок тряслась в нём до другого конца города, со всеми остановками.
Её родной отец продал квартиру своей матери и купил комнату в коммуналке. Деньги, вырученные от такой продажи, он давно пропил и перебивался временными работами. В дни трезвости руки его были золотые, но чем дольше ему приходилось быть трезвым, тем раздражительнее он становился.
Катя ехала к нему и гадала, в какой стадии он сейчас находится: в раздражительной трезвости, алкогольной нирване, агрессивном разносе, или тягостном выходе из опьянения.
Но ехать Кате было больше некуда. Был ещё домик в деревне, который завещала ей бабка по отцу. Но это было деревянное строение, вросшее в землю на пару венцов, с прохудившейся крышей. Деревянный покосившийся сортир в конце заросшего крапивой участка и покосившиеся ворота, а ещё старый колодец, - вот какое богатство у неё было, не считая её знаний и способности учиться.
Учиться Катя любила. Особенно любила она историю и психологию. Училась она всегда хорошо, с детства не по годам понимала, что это её шанс вырваться из унылой и бесперспективной жизни провинциального города. Её учеба и, пожалуй, её внешность русской красавицы.
Вот только если по линии учёбы она твердо и последовательно шла на красный диплом, то по линии личных отношений ей пока не везло, ну не встретился ей богатый мэн, желательно иностранец. Иностранцы, которые случались на её экскурсиях, были либо надёжно женаты на каких-то толстых кикиморах, либо безнадёжно стары.
В принципе Катя ничего не имела против, если её рыцарь будет прилично её старше, но те старпёры, которые ездили по Золотому кольцу интересовались уже только достопримечательностями, и она им могла подарить в лучшем случае эстетическое удовольствие.
Был, конечно, ещё Денис, но, при всём его к ней нежном и трепетном отношении, он был ну совсем не то… Хоть и милый…
Совсем скоро начнётся учебный год. Третий курс пед института, исторический факультет. Она староста и отличница, практикующий экскурсовод. Деньги на еду она заработает, но на жильё уже нет. Но и к матери она не вернётся. Вернее, к этому мерзкому её мужу, который даже не муж ей официально.
Но матери так хотелось семьи, мужа, чтоб не хуже, чем у других, чтоб не одна, чтоб женское счастье. На кой нужен такой муж, который сидит на твоей шее и не прочь попользовать твоего же ребенка?
Катя плохо помнила те времена, когда её отец ещё не пил. Но какие-то радужные картинки иногда всплывали в её памяти: вот они идут в цирк, и папа фотографирует её с большим попугаем, вот папа несет её на плечах, вот он поставил для дочери в деревне на кирпичи панцирную сетку от старой кровати и смеётся вместе с нею над тем, как она взлетает в небо вместе со своим платьицем в горошек.
Но гораздо больше было воспоминаний про пьяные скандалы, как мама выливала водку в раковину, а папа за это на неё кричал. Детская память обесцвечивает краски таких картин и топит их в глубине подсознания, откуда страхи и боль слышны словно из-под толщи воды.
Папа с мамой развелись, когда Катерине было десять лет. Разъехались по своим родителям, которые потом ушли в мир иной, оставив квартиры своим непутёвым наследникам.
Катя не верила в семью, по крайней мере, для себя. Как можно кого-то любить, если это делает тебя уязвимой и слабой? К чему это глупое самопожертвование, если взамен тебе садятся на шею и тебя используют? Надеяться можно только на себя, ведь даже твоя родная мать тебя не защищает, а наоборот.
Отец любил её, но сейчас он болен и это навсегда. Он – сломанный человек, которого не починить. Алкоголизм – это болезнь. Катя не поехала бы к нему, но сейчас больше некуда деваться. Придётся его потерпеть, пока она что-нибудь не придумает.
- Паап, ты дома? – голос Катя утонул в глубине квартиры.
Входная дверь в квартиру была не закрыта на замок. Так было часто. У соседки отца жила собака, которая никогда не пустила бы в дом чужого человека.
Вот и сейчас из глубины коридора выскочило вздыбленное в холке существо с оглушительным лаем.
- Это я, Сальма. Не скандаль.
Сальма замолчала, признала Катерину и завиляла хвостом.
- Извини, я сегодня ничего тебе не принесла, завтра.
Собака понюхала вещи, коротко лизнула Катину руку, убежала куда-то вглубь квартиры.
Катя прошла в комнату отца, в нос ударил кислый запах перегара. Отец спал на кровати, в одежде, лёжа на животе.
Катя вздохнула, открыла форточку, положила свой чемодан на сложенный диван у окна, достала оттуда спортивный костюм, переоделась. Взяла телефон и пошла на кухню.
В кухонном шкафу отца нашла макароны и банку кильки в томатном соусе.
- Ну, не так всё плохо, - сказала себе под нос, отложив это для готовки на вечер.
Перемыла посуду в раковине, протерла столы. После прошлась веником по комнате отца, прихожей и кухне. Нашла ведро с тряпкой и вымыла полы. В планах было приготовить ужин, поесть и лечь спать.
В шкафу нашла старое, но чистое постельное бельё. Отец, когда был трезвым, стирал в общей стиралке и сушил на балконе вещи.
Катя уже поставила на плиту кастрюлю с водой, когда ей позвонила мать. Не ожидая ничего хорошего трубку всё же сняла.
- Да, мам.
- Миша сказал ты к нему приставала, - то ли спросила, то ли констатировала мать высоким нервным голосом.
- А ты что думаешь?
- Я не знаю, что думать. Я понимаю, конечно, что он привлекательный молодой мужчина и ты ходишь всё время перед ним, крутишь. Но совесть то надо иметь, он мой муж, у нас с ним ребенок.
- Мать, ты дура. Может когда-нибудь ты снимешь розовые очки и поймешь что-то. Я не говорила тебе, потому что знала, что буду крайней. Тебе так удобнее, меня обвинить. Я поживу у отца. С твоим козлом под одной крышей жить не буду. Смотри, чтобы он к сыну твоему приставать не стал, этот грязный извращенец.
- Что ты говоришь?! Что ты несёшь?! – взвизгнула мать.
- Ничего, пока, - Катя сбросила звонок и заблокировала номер матери. Не было сил душевных с ней говорить.
Вода в кастрюле вскипела и в неё зашуршали рожки из пакета, вскрытого Катериной.
- О, Катюнь, привет. Какими судьбами?
В дверях появилась соседка.
- Привет, тёть Маш. Достал отчим, поживу пока тут.
Грузная тётя Маша с пониманием кивнула.
- Пристаёт, пиз-к?
Маша молча кивнула.
- Отрезать бы ему его причиндалы, да чем мать твою радовать будет.
Катя ухмыльнулась и снова кивнула.
- Как отец тут?
- Как всегда. Хорошо хоть Сальма его собутыльников не пускает. Хвастался, что его на работу взяли. Неужели в этом городе еще осталось место, где он не работал?
- Осталось. Банки.
- Ну да, - засмеялась тёть Маша, - поесть то нашла чего?
- Нашла, тёть Маш, не волнуйтесь.
- Вот и хорошо. Если совсем туго будет, скажи, не стесняйся.
- Хорошо, скажу, - честно ответила Катя.
- Деньги прячь.
- Помню, спасибо.
Соседка поставила сумку с продуктами на свой стол на кухне и пошла переодеваться.
Работала тётя Маша много лет в одном и том же продуктовом магазине, принадлежащем местному бизнесмену. Она была там и продавщицей, и товароведом, и бухгалтером, за одну зарплату. Зато её не планировали поменять на другого сотрудника и закрывали глаза на её мелкие «заимствования» продуктов.
Катя сварила макароны, положила себе половину в тарелку, выложила сверху половину кильки в томатном соусе, а оставшуюся кильку убрала в папин холодильник. Ушла на балкон, чтобы поужинать с видом на улицу.
Вид из этого балкона был совсем не таким, как из её комнаты на Карла Маркса, но всё равно успокаивал.
Продолжение
Ваша Ия
