Двухсерийная история сватовства Пушкина к Наталье Николаевне Гончаровой, растянувшаяся почти на два года, примечательна двумя моментами: она происходила параллельно с отношениями с Ушаковой и на фоне бурных отношений с Каролиной Собаньской. С той особенностью, что прошлые неудачи заставили его отнестись к сватовству с несвойственной для него осмотрительностью.
Каролину Собаньскую Пушкин называл демоном, но, кажется, никого он так страстно не любил, как её. Кое-кто из пушкинских приятелей был в курсе, что она писала тайные доносы. Тот же Филипп Вигель говорил, что под её щеголеватыми формами скрывались мерзости. Пушкин же, ничего не ведая о её тайной жизни, полагал, что его душа — боязливая рабыня её души.
Весна 1830 года для Пушкина — жизнь буквально на разрыв. 4 марта он неожиданно расстаётся с Собаньской в Петербурге и едет в Москву. На Пасху 6 апреля Пушкин сделал Наталье Гончаровой предложение. То ли жест отчаяния, то ли альтернативный вариант, то ли своего рода месть любовнице, то ли последний решительный бой. На сей раз предложение было принято.
В день помолвки Пушкина с Натальей Николаевной в «Литературной газете» появляется его стихотворение «Что в имени тебе моём?», обращённое к Собаньской. Слава богу, невеста и её круг почитателями да и просто читателями стихов жениха не являлись. Будь иначе и знай они, кому стихотворение адресовано, помолвке не бывать. Через два месяца после помолвки Пушкин снова мчит в Петербург: невесте сказано — по делам, в действительности — к Собаньской.
Знакомство с Гончаровой произошло в Москве зимою 1828—1829 годов. Начиналось как обычно: на балу у танцмейстера Йогеля поэт пленён красотой 16-летней провинциалки из Полотняного Завода (обширное родовое имение Гончаровых, расположенное на реке Суходрев под Калугой). По воспоминаниям Надежды Еропкиной, знавшей Наталью Николаевну до замужества, ту очень рано стали вывозить в свет:
«Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в общении, помимо её воли, покоряли всех. Не её вина, что всё в ней было так удивительно хорошо. Но для меня так и осталось загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Всё в ней самой и манера держать себя было проникнуто глубокой порядочностью. Всё было comme il faut — без всякой фальши. <…> Пушкина пленили её необычная красота, и не менее вероятно, и прелестная манера держать себя, которую он так ценил».
Если быть точным, когда на балу она была представлена Александру Сергеевичу, и он впервые увидел её — в белом платье, с золотым обручем на голове, — той всего 3 месяца как исполнилось шестнадцать. Тогда, надо отметить, красоту Натальи едва начали замечать в свете. А он заметил и… Позже будущей тёще он напишет:
«Я полюбил её, голова моя закружилась…»
Нетерпение сердца, «пьяного от счастья», у него столь сильно, что решение сделать Гончаровой предложение последовало без промедления. Закономерны вопросы: чем же привлекла и поразила Пушкина Наталья Гончарова? Почему выбор пал на неё? Самое смешное, что можно встретить в качестве ответа, выглядит так: «В юном существе поэт увидел всех тех женщин, которые когда-то потрясли его воображение. Потрясли на всю жизнь. Поисками ускользающего видения он и был занят все эти годы».
Если вникнуть по-серьёзному, то можно ограничиться известными словами из Послания апостола Павла к Ефесянам, которое читается во время православного обряда бракосочетания: «Тайна сия велика есть». Потому что влюбляются не за что — у любви не может быть причин, и потому невозможно сказать, за что любишь.
И тем не менее, попробуем взглянуть на ситуацию со стороны, вспомнив строки пушкинского экспромта, написанные Дж. Дау — английскому художнику, автору портретной галереи героев 1812 года, с которым Пушкин встретился на пароходе, шедшем до Кронштадта:
Рисуй Олениной черты.
В жару сердечных вдохновений,
Лишь юности и красоты
Поклонником быть должен гений.
Два основных критерия в них обозначены: его избранница должна быть юной и красивой. Что касается возраста, то желание взять в жёны младую деву возникло у Пушкина, как помним, «глядя» на пару Александр Грибоедов и Нина Чавчавадзе. Что касается второго критерия, то и мужчины, и женщины — все были единодушны в признании несомненной красоты Натальи Гончаровой. Один из светских знакомых Пушкина, граф В.А. Соллогуб, в ком сидел нелицемерный культ Пушкина, оставил одну из лучших характеристик красоты Натальи Пушкиной. В своих «Воспоминаниях» на склоне лет он восторженно писал о ней, вспоминая светские встречи, на которых он присутствовал в годы своей молодости:
«Много видел я на своём веку красивых женщин, много встречал женщин ещё обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал я женщины, которая соединяла бы в себе такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, её маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши! Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные, даже из самых прелестных женщин, меркли как-то при её появлении. На вид всегда она была сдержанна до холодности и мало вообще говорила. В Петербурге, где она блистала, во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал её муж, — она бывала постоянно и в большом свете, и при дворе, но её женщины находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в неё влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; её лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею не знакомых, но чуть ли никогда собственно её даже не видавших!»
«Поэтическая красота госпожи Пушкиной проникает до самого моего сердца. Есть что-то воздушное и трогательное во всём её облике… невозможно ни быть прекраснее, ни иметь более поэтическую внешность… Это образ, перед которым можно оставаться часами, как перед совершеннейшим созданием Творца, — так писала у себя в «Дневнике» о жене Пушкина, обладательнице «небесной и несравненной» красоты, Долли Фикельмон. — Я видела её у маменьки — это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая, — лицо Мадонны, чрезвычайно бледное с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, — глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, — взгляд не то чтобы косящий, но неопределённый, тонкие черты, красивые чёрные волосы. <…> ...её стан великолепен, черты лица правильны, рот изящен и взгляд, хотя и неопределённый, красив, в её лице есть что-то кроткое и утончённое…»
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 40) повествования «Как наше сердце своенравно!»
