Это был уютный пятничный вечер, три подруги-врача сидели в кафе.
Поговорили о лекарствах, которые словно ураганом вымело из аптек, перескочили на антидепрессанты, которые каждая из них принимала или продолжает принимать, вздохнули.
Глаша, психотерапевт, проговорила задумчиво:
— Все думают, будто причина депрессии известна и найти её легко. А когда начинаешь с этим работать, понимаешь, что нет болезни сложнее.
И рассказала подругам историю.
К ней на приём долго ходил мужчина средних лет. Красивый, подтянутый, спортивный.
У него была тяжелая депрессия. Препараты назначили ему несколько месяцев назад, пробовали наращивать дозировки антидепрессантов, потом меняли лекарства и комбинировали их в разных сочетаниях — ему становилось чуть лучше, но существенных перемен не было.
Так он оказался у психотерапевта Глафиры Романовны.
Она потихоньку приготовилась разматывать клубок чувств, событий и историй в жизни этого мужчины. Но клубка не оказалось: то было ровное полотно жизни, петелька к петельке. Любимая жена-красавица. Двое прекрасных детей, подающих большие надежды, увлеченных и умненьких. Родители супругов были здоровы, насколько позволял возраст. С работой у пациента тоже всё было в полном порядке: Глаша редко видела, чтобы человек имел возможность заниматься любимым делом, не идя на компромиссы с совестью, и при этом отлично зарабатывать. Тут был как раз тот самый случай.
Всё гладко, ровно, не придраться. Прекрасная жизнь. Откуда депрессия?
Конечно, Глаша знала, что существует эндогенная депрессия, когда на фоне полного благополучия у человека будто сбивается ход шестеренок в мозге, что помогают ощущать довольство жизнью, и он ложится к стенке лицом, отказывается от еды и превращается в собственную тень. Но в таком случае лечение правильно подобранные препараты почти всегда дают хороший эффект!
А тут — загадка.
Мужчина ходил к ней долго. Восемь сессий, длинная череда вопросов и ответов, рассказов о жизни, в которой всё хорошо.
На девятой сессии он вдруг бросил взгляд на её часы. Изменился в лице, замолчал. Глафира пристально посмотрела на пациента.
Он вдруг заплакал.
— Я подарил ей такие же часы. Это всё я виноват!
И потом рассказал, как всё было. Словно плотину слов прорвало. Слов, чувств. Правды.
У него много лет была любовница, Маша. Самый близкий ему человек, лучшая подруга.
Они встретились на работе — общий проект, задерживались на работе, несколько недель дневали и ночевали вместе, увлечённые общим делом. Проект успешно завершили, поехали ужинать с партнерами в ресторан. А потом, не сговариваясь, Маша просто села к нему в машину, ни слова не говоря, и он также молча поехал. В отель.
Это не было простой интрижкой, случайным увлечением. Маша мало говорила, ничего не просила, всем была довольна. Им просто было хорошо вместе — и через год, и через два.
Он не бросил семью. Не мог. Двое детей, жена — прекрасная хозяйка и мать, чудесная женщина, да и Маша будто не хотела перемен.
Так прошло десять лет. На День Рождения он подарил Маше часы. Вообще-то эту модель не так легко достать, сказал он, глядя на Глафиру, удивительное совпадение, что у вас такие же.
Уже потом ему сказали, что дарить часы любимой — плохая примета.
Маша погибла через неделю. Нелепое происшествие, оторвался тромб, который до поры до времени таился где-то в нее в ноге — он-то думал, что такое бывает только у старух с узловатыми венами, а не у его Маши, девочки с длинными ногами, на которых не было ни одной сосудистой звездочки. Тромб этот стал для нее фатальным. Сначала думали — сердце, или пневмония, может. Не довезли до больницы даже. Не успели.
Он рыдал, как мальчишка. Глафира молчала.
— Я не мог прийти проститься с ней. Мне некому было об этом рассказать. В какой-то момент я перестал быть уверенным в реальности нашей любви: её будто не было вовсе, ведь не осталось ни одного человека, который знал о нашей связи. Только тайная папка с несколькими фотографиями — но вдруг мне всё только привиделось?.. У меня больше не было лучшего друга, любимой, моей неизменной тайной опоры. И жизнь сразу будто утратила смысл, несмотря на весь её привлекательный фасад.
Ещё через месяц ему стало лучше. Работа горя шла своим чередом, лечение помогало.
«Вот такая история» — закончила Глаша, отпивая чай.
Порой мы сами не знаем, что лечим, тыкаемся, словно слепые котята, уверенно рассуждаем про эндогенную депрессию и про то, что таблетки всех спасут. А спасает — упрямство. Упрямство врача, который не сдаётся и копает каменистую почву души пациента, копает бережно и терпеливо.
Иногда на каменистой почве вновь удаётся вырастить сад надежд, стремлений, простых радостей.
Тот пациент легализовал наконец свои чувства, ощутил их реальность, и благодаря этому смог пройти путь горя от начала до конца. Впрочем, конца у горя не бывает, бывает скорее открытый финал.
Но это уже совсем другая история.
Что думаете?
