Можно! Другой вопрос: согласились бы мы сегодня считать это ЖИЗНЬЮ?! Ведь науке (в сегодняшнем понимании этого слова) всего ТРИСТА лет. И за эти триста лет жизнь изменилась неузнаваемо.
А как же раньше?
Тринадцатый век. Англия. Наука ещё не вышла из монастырской кельи. Она покоится на трёх китах — Библия, сочинения отцов церкви, Аристотель, — и не имеет ничего общего с низкой реальностью.
Авторитетнейшие богословы съезжаются в Оксфорд, чтобы выяснить вопрос: «Сколько зубов у лошади»?
Пересмотрены горы литературы — но увы… Ни Писание, ни отцы церкви, ни даже Аристотель ничего об этом не сообщили потомству.
Решили, что этот вопрос останется тайной навсегда, и диспут уже собирались закрыть, но тут один из участников — самый молодой, наконец, решился:
— Святые отцы, давайте, я приведу лошадь, и мы все посчитаем у неё зубы!
И был изгнан с позором, как явный безумец, предлагающий неслыханный, невозможный способ добычи истины.
Этот забавный рассказ, вероятно, затерялся бы в анналах истории, если бы не имя героя. Роджер Бэкон.
Это ему, последнему учёному средневековья, предстояло стать великим реформатором науки, потеснить священные авторитеты, и утвердить в качестве инструментов познания наблюдение, описание, измерение и вычисление. Опыт.
Но прошло ещё несколько веков прежде, чем «натурфилософия» — изучение окружающего мира — стала основным предметом науки. Мысль, вооруженная методикой, более не блуждала в поисках авторитетов, а шла от гипотезы (предположения) через наблюдение и эксперимент — к установленному факту. Это — методы «классического этапа» науки, до конца ХIX века.
«Неклассический этап» дополнил эту методологию статистикой, обобщением, проектированием реальности. С появлением «пограничных» научных дисциплин (таких, как биохимия, биофизика) появилась возможность изучать один и тот же предмет методами разных наук, по принципу дополнительности.
Задача науки в том, чтобы создать систему знаний о мире — и преобразовать этот мир для блага людей.
Истиной в науке признаётся то, что можно проверить, доказать экспериментально.
Таким образом, научная картина мира предполагает объективность реальности, её подчинённость определённым законам и возможность её познания человеческим разумом.
Проиллюстрирую. Вот какой разговор получился у меня с молодым коллегой:
- Да сколько можно... Маркс да Маркс! Устарел он на двести лет! Мир изменился!
- Но, как бы ни изменился, материальным - то он остался? В смысле, существует независимо от нас? Или только нам кажется? Закроем глаза - и исчезнет?
- Существует...
- А законы физики, биологии, диалектики - действуют?
- Действуют.
- Так материя первична - сознание вторично? Так вы, батенька, МАРКСИСТ!
- Да?!!
Но... были ведь среди учёных и верующие? Были и есть? Как же в одной голове могут совмещаться картины мира, совершенно несовместимые?
А это вопрос к Исааку Ньютону - именно его считают родоначальником науки как особого вида человеческой деятельности. Свой закон Земного тяготения сэр Исаак проверял и перепроверял и, кажется, даже был бы рад, если бы нашёл ошибку: неудобно как-то, что вторгся в лабораторию Творца... Но ошибки не было.
И тогда Ньютон решил, что истина двойственна. Истины веры и истины разума могут существовать, не пересекаясь. Параллельно.
