Сестра и брат… Взаимной верой
Мы были сильными вдвойне.
Мы шли к любви и милосердью
В немилосердной той войне…
(строки из стихотворения П.Фоменко и Б.Вахтина «На всю оставшуюся жизнь»)
Димку Павлухина, заряжающего артиллерийского расчёта, ранило в плечо. Я пытался перевязать Димкино плечо бинтом из индивидуального перевязочного пакета, а Димка отчаянно матерился, пригибал голову и полз вперёд. Тоненькие ясно-жёлтые свечки цветущего донника клонились к земле, полыхали каплями крови. Димка охрип от крика, махал рукой:
- Пригнись!.. Да пригнись же ты, сопляк, придурок! Ложись!!!
Махал Димка растерянному, застывшему от испуга бойцу с жёлто-синим флажком на рукаве. Димкино определение – сопляк – как нельзя лучше подходило для бойца: на вид пацану в форме всу было не больше девятнадцати. Самому Димке, как он горделиво сообщил на днях, грохнуло двадцать. На позициях Димка – с шестнадцати: той зимой в бою за блокпост на Бахмутке погиб его батя. С первого курса горного колледжа сбежал Димка на позиции под Славяносербском, к крёстному, командиру шахтёрского отряда луганских ополченцев. Крёстный надрал Димке уши, отвёз домой. А через неделю Димка всё равно оказался на позициях. Крёстный снова надавал ему подзатыльников, потом подумал и оставил Димку с собой: дома у мальчишки – одна бабушка. Мать и Настюшка, младшая сестра, погибли ещё в четырнадцатом, при необъяснимо-диком артобстреле бийцямы всу маленького шахтёрского посёлка. Выходило, что для мальчишки будет безопаснее здесь, с крёстным, чем с семидесятилетней бабушкой, которая попросту не могла за ним усмотреть. Так хоть на глазах будет… А то – неизвестно, куда ещё сбежит.
Поэтому к своим двадцати Павлухин уверенно чувствовал себя бывалым бойцом. Сейчас он поднялся и, пригибаясь, побежал к пацану, что ошеломлённо смотрел в разрывающееся огненное небо. Я не расслышал Димкиного крика, только почувствовал его: пацан всё же упал – лицом в сизо-зелёную полынь. Раскинутые руки его словно обнимали эту чужую ему степь… Полухин тоже упал, – прикрыл пацана от вспыхивающего неба.
В несколько прыжков я оказался рядом с ними.
- Живой! – кивнул мне Димка. – Давай, что там у тебя осталось от перевязочного пакета, и забирай его в госпиталь. Ты, Серёга, как всегда, вовремя к нам. Ну, что бы мы с ним делали… с воином этим…
Димка откровенно – многоэтажным – объяснил, что именно за воин сейчас лежал перед нами. Слово «сопляк» в Димкиной характеристике было самым ласковым… Я перевязал светловолосому пацану голову – рана чернела чуть выше виска. Димка закурил, протянул мне пачку сигарет:
-По ходу, маманя в рубашке его родила?.. Если б в висок…
- В рубашке – да. Потому что ты заметил его. И прикрыл. К машине иди. Тебя тоже в госпиталь надо.
Димка опустил глаза на потяжелевший от крови рукав камуфляжной формы, как-то удивлённо шевельнул плечом. Вскинул на меня взгляд:
-Не, Серёг. Я тут буду. Ты ж вот… перевязал. Заживёт до свадьбы. Мне к орудию надо. Заряжать. Пойду я, Серёга. Я тебе Земнухова пришлю… и Саню Ерёмина, – помогут бийця этого до машины донести.
Димкины двадцать – круто, конечно. Но мне – двадцать два. А то, что я – военфельдшер, старший сержант, безоговорочно позволяло мне свести брови:
- Заряжающий Павлухин! Приказ – к машине!
Димка захлопал глазами:
- Серёг!.. Ты чего? – кивнул на плечо: – С этим – в госпиталь?..
- С этим. В госпиталь. Похоже, у тебя кость задета. Так что много не назаряжаешь, Павлухин. Ты ж Даньку Егорова учил заряжать.
В Димкиных больших серых глазах – изумление. То, что в артиллерийском расчёте есть командир орудия, наводчик, установщик, стрелок… что есть помощник заряжающего, совсем не мешало твёрдому Димкиному убеждению: без него САУ (самоходная артиллерийская установка, – примечание автора) просто не будет работать. Может, так и было… Но сейчас Димкины глаза заволакивал туман, – как ни старался Павлухин презрительно отмахнуться от боли. Он прикусывал почерневшие от запекшейся крови губы, и я встревожился: похоже, Димка и правда не собирается выполнить строгий приказ старшего сержанта медицинской службы. Пришлось прибегнуть к проверенному психологическому приёму – сыграть на Димкиных чувствах. Я кивнул на раненого бойца всу:
- Его сопляком называешь… А сам? Надо, чтоб в госпитале осмотрели твою рану.
-Так ты и осмотри. Ну, укол сделай. Перевязочный пакет оставь, – вечером Санька перевяжет.
-Смотрю, – ты, Павлухин, собрался мне лекцию по военно-полевой хирургии читать. Марш к машине.
К нам подбежали Земнухов и Ерёмин. Я распорядился:
- Пацана – в машину. Павлухина я сам доведу.
Земнухов на всякий случай переспросил:
- Этого… с жовто-блакытным флажком, – его в машину?
- А у тебя есть другие варианты – куда его?
Алёшка склонился над пацаном, присмотрелся к ране выше виска. Согласился:
- Вариантов нет. Крови – лужа. Откуда он взялся здесь?
-Алёх!.. Мы, вообще-то, на линии боевого соприкосновения, – ещё с рассвета.
Алёха Земнухов задумчиво покачал головой:
- Я не о том, Серёга. – Вполголоса выматерился: – По какому объявлению они понабирали – вот таких желторотых… Прям от мамкиной сиськи мобилизуют, что ли?..
- Поднимайте его, мужики. Осторожнее. Голову плечом поддержи, Сань.
Мы с Димкой тоже двинулись к машине. Через несколько шагов он остановился. Пересохшими губами удивлённо и виновато прошелестел:
- Погоди, Серёга. Отдышусь малёхо. Голова… голова чуток закружилась.
- А ты б ещё на тот край степи сбегал… за линию соприкосновения. Перевязать рану не дал.
Димка поднял затуманенные глаза:
- Так пацан же, Серёг. Я ж видел, как он… в небо смотрел. Он не знал, что ему делать. Ты это, Серёг. Ты медленнее иди, а то… тут у меня… – Павлухин показал глазами на берцы: – Видно, всё ж задело.
Только сейчас я заметил, что правый Димкин ботинок был разворочен…
В госпитале Павлухин будто стеснялся своей жалости и тревоги за пацана с эмблемой всу на форме:
- Как он? Не пришёл в себя?
-В операционной он. Зашивать пришлось.
Димка скосил глаза на медсестричку Риту. Рита склонилась над постелью Димкиного соседа по палате. И без того коротенький белый халатик приподнялся ещё выше…
А ночью Димка метался в беспамятстве. Я понимал, что он обращается к светловолосому пацану с жёлто-синим флажком на рукаве:
- Там… за окопами… Курган там… – Тёмные Димкины брови изламывались от боли, – не только от той, что дёргала и разрывала раздробленное плечо и голеностоп: – Там… орлица с орлятами…Полынь горькая… А за курганом криница… я принесу тебе… воды попить.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
