Надежда и прощание
- Стой! – крикнул я убегающему человеку не столько голосом, сколько мысленно, - не уезжай, подожди, - добавил уже тише с мольбой о помощи.
Человек остановился в нерешительности, повернулся ко мне и тоже медленно пошел навстречу, - мастер?! – вопросительно и удивленно откликнулся он.
- Да… ты знаешь меня?
- Ты не изменился... столько лет… где ты был?!
- А ты? Не узнаю.
- Сережа, вот таким был, когда ты заходил к нам, - ответил человек, показывая рукой от земли.
- Сережа?! – Да, что-то было знакомое в его лице, но сейчас стоящему передо мной человеку было лет сорок, легкая седина серебрила его волосы.
- А Ольга… мама твоя где? – с замиранием сердца спросил я в ожидании страшного ответа.
Сергей грустно улыбнулся, и, поднял на меня глаза, - пропала…
Мы постояли молча, у каждого было много вопросов, разговор предстоял долгий, - пошли ко мне в машину, вечер, холодно уже.
Проходя у дома Петро я остановился – остатки трех корзинок, большой, поменьше и маленькой, чудом уцелели и висели на качающейся оградке, - за грибами ходили?
- Что? – обернулся, шедший впереди Сергей, - ах, это… нет, не успели. Как повесил дед на просушку, так и остались.
Скоро мотор погнал в машину тепло, я только сейчас почувствовал, как замерз. Одежды для поздней осени у меня не было, куртка, скорее ветровка грела плохо. Тем временем Сергей достал термос с кофе, бутерброды, - жена с собой приготовила, знала, что пригодиться.
Я ел, запивал горячим кофе, голод тоже дал о себе знать, - а, ты?
- Я… не хочется, вот кофейку выпью, - Сергей с интересом рассматривал меня, думал, - откуда я такой свалился?
А сказать мне ему было нечего. Правду, какую правду? Нельзя было поверить в случившееся со мной, бред, да и только. Не может такого быть, и все. И в глаза я ему не мог смотреть, вина за мать тяжким грузом легла мне в душу. Хотя я и не знал, что произошло.
- Ладно, ешь, не до разговора тебе, - и начал сам.
- Что у вас тогда было с матерью не знаю, но видел я в тот вечер, как сидели вы на скамейке в переулке, - я поднял на него глаза, - нет, ты не думай, случайно получилось… выбежал на улицу, а тут ее платье белеет… сидите, молчите. Ну, мне, что… постоял немного, любопытно… ушел. Хоть и маленький еще был, понимал, нельзя мешать. А мать вернулась, вся не своя, места себе найти не может…
- Да, виноват я перед ней…
- Что ушел?
- Наверно, но у меня тогда… другое было, не мог остаться… хотя почему не мог, мог… но вышло так, прошлого не вернешь… Почему не вернешь? – вслух добавил я мысль, начавшую терзать меня сегодня.
- Ты о чем?
- А, это так, про себя. Хотел тогда ей сказать, объяснить что-то. Но что можно было объяснить. Любое объяснение, это только оправдание… для себя… Поняла, наверное, это, - невольно моя рука потянулась вверх, к губам, а на губах было опять то ее прикосновение…
Молчал я, молчал Сергей, чувствовал, что я не договариваю, но не спрашивал.
- Да, такие они, гордые, - продолжил Сергей, - металась по дому, металась, выбежала тогда… и все, не нашли. – Я вопросительно посмотрел на него, - искали, а, что теперь, всего не перескажешь. На следующий день всю округу обошли, милиция приезжала, без толку, пропала, и все…
- Ты то, как, дед?
- Постепенно успокоилось немного, посудачили, тебя вспоминали, тебя-то тоже нет, уехал и уехал, у стариков… твоих спрашивали, а они что, молчат, руками разводят. Сына потеряли, племянник был, да сплыл, - Сергей грустно и криво усмехнулся, - но деревня есть деревня, люди разные, слухи поползли – место это плохое, раз пропадают, вот и потянулись отсюда. Мы тоже с дедом не долго прожили, мне в школу надо, зимой в интернате не очень-то весело. Но сначала мы все мать ждали, выйдем вечером за деревню и стоим, он меня за руку держит, другой крестится, шепчет… у меня комок к горлу, губы кривятся… Не дождались, уехали в Александров, он при церкви, я в интернате, все родной человек рядом, вместе. Отец мой приезжал, семья у него другая, но помогал, деньги исправно присылал, спасибо.
- Старики как… мои?
- До последнего держались, тебя ждали… Степаныч первый … ушел, осколок зашевелился, а бабу Шуру мы с дедом вдвоем перевозили, к родственникам в Александров, Николай помог, они в соседней деревне, там людей… побольше, а свободные дома везде есть.
- Сколько же лет прошло… с тех пор… как я ушел… уехал?
Сергей задумался, прикинул в голове что-то, - тридцать один год.
- Так вот, доигрался, - и опять я замолчал. Чуть наискосок от нас возвышался дом Кольки – тракториста, поодаль виднелся остов дизеля, который я когда-то ремонтировал, не хватило видимо сил его отсюда забрать, бросили.
- Как Николай, - я кивнул в сторону его дома.
- Живут неплохо, так и не пил больше, твой заговор, всем рассказывал, желающие еще были, но…
- Да… интересно… и не думал тогда. А ты здесь как сегодня, дела?
- Какие тут дела, - Сергей кивнул за окно, - у меня сегодня выходной, а что-то сердце вдруг защемило, решил к матери съездить… на могилку…
- Какую могилу?! – удивленно воскликнул я.
- Успокойся, - улыбнулся Сергей и положил руку мне на предплечье, - хоть и не нашли ее, а как прошло лет пятнадцать, поставили с дедом крестик там, - он кивнул в сторону покосившейся церкви, - не на погосте, а чуть подальше. Нельзя, конечно, так говорят, но должно же быть на земле место, где и ей покой и нам ее вспомнить можно и поговорить. Поправил сегодня крестик.
Стемнело, ни Луны, ни звезд, свинцовое низкое небо давило тяжело, в теплой машине было уютно, мрак и холод с улицы не проникал внутрь.
- Ну, что, к нам поедем, переночуешь, у нас места много, мы с женой одни остались, - я опять посмотрел вопросительно, - ребятишки наши, да уж не ребятишки, - Оля, Иван, в Москве, учатся в институте. Я рано женился, и дети уже выросли, разлетелись.
- Да, время… странное оно, быстро летит.
Сергей воспринял мои слова как согласие и включил передачу.
- Ты знаешь, я останусь.
- Ты что, холодно, ночевать здесь негде, замерзнешь! Да и жутко здесь.
- Есть, я у Марфы, в доме. Да и привык я один.
- Ну, знаешь… уговаривать не буду, но не хороший этот дом, все говорят, и стороной давно обходят…- теперь я взял его за руку и улыбнулся, - ничего, все хорошо будет, - и открыл дверцу, собираясь выйти.
- Постой, - раздумье и догадка отразилось на лице Сергея, но все же он решился и спросил, - а ты как-то связан с этим… ну, с домом… с Марфой? И где ты все это время был…
- Сам толком не знаю, но похоже, да…
- А мать моя?
- Не знаю… честно… хочу узнать… ничего больше не знаю… не знаю где я был… где твоя мать.
- Когда тебя опять ждать, мастер?
Мы вышли из машины.
- Я теперь не мастер, я странник, - мы крепко обнялись, - ждать надо всегда… и надеяться. Прощай!
Свет фар выхватил заросшую колею дороги, мелькнули на прощание красные фонари. Все, я опять остался один, в темноте, в пустой мертвой деревне.
Теперь я не испытывал страха, что страшного со мной могло здесь случиться, ничего. Что страшного может быть в пустоте, на то она и пустота. Здесь была тишина, покой, птицы улетели, другие спали, насекомые спрятались на зиму и не трещали, как в теплые летние ночи. А у высших сил не было добра и зла, и пока я был им нужен, то находился под защитой.
Холод опять пробирал меня основательно, и я пошел к дому Марфы, только в нем можно было переночевать. И в нем пропала моя Оля, это теперь я точно знал, но не стал говорить Сергею, зачем. Я не хотел вселять в него напрасную надежду, хотя и сказал ему об этом.
Между тучами пробилась Луна, стало светлее. Я подобрал свой рюкзак у калитки и прошел к дому. Крыльцо здесь уцелело, со скрипом, но открылась дверь, я прошел по знакомым сенцам.
Из их дальнего угла на меня смотрели два горящих желтых глаза. Но меня эти горящие глаза уже не могли напугать, они были почему-то ожидаемы, - Машка, ты здесь, ждешь, - позвал я свою любимицу, - Мяу! – глаза пропали, а через мгновение о мою ногу начало тереться мягкое теплое тельце. В дом мы зашли вместе, дверь за нами мягко закрылась.
Дом Марфы, конечно, это был не ее дом, и жила она не в самом доме, а в маленькой пристроенной комнате, куда к ней приходили люди за помощью, где она их лечила. То, что в доме время течет иначе, я заметил еще в свое первое посещение, но не обратил внимания. В доме я тогда пробыл не больше часа, а снаружи прошло несколько часов, и меня потеряли Степаныч и тетя Шура. Машка, со дня моего ухода, жила здесь, в сенях, где замедление времени тоже распространялось. В доме было всегда тепло, его хватало и на сени. Дом подчинялся синему лучу, уходящему с поляны, где стояла избушка, и был устройством, порталом для перемещения в другие миры. Для включения портала служили часы с гирями, портал срабатывал, когда стрелки оказывались на 12 часах.
Вот, что пришло мне теперь, когда я выполнил задачу, данную мне в избушке, мой разум работал как компьютер и мог связывать разные события, даже казавшиеся забытыми.
Лунный свет через окно лег на пол, а в его бледном свете что-то белело. Я наклонился и поднял с пола платочек. Это был платочек моей Оли, он источал ее запах, казалось, всего минуту назад она держала его в руках и выронила. Что произошло здесь?!
Холодок пробежал по спине, а услужливая память бесстрастно напомнила, как я завел часы и поставил стрелки за 15 минут до двенадцати часов. Что я наделал? Зачем я это сделал? Сам бы я никогда не полез в эти часы. И еще, меня тогда поторопили выйти из дома.
Оля побежала за мной после нашего расставания, но почему сюда? Неужели она предположила, что я уйду отсюда в тот вечер, и хотела мне сказать важное, может остановить! И когда она зашла в портал, стрелки сошлись на 12.
Я упал на стул и зашелся в истеричном смехе. Других эмоций уже не было. Сколько открытий, и тяжелейших для меня, в этот длинный и бесконечный день. Еще утром я был полон сил и надежд, и к чему пришел сейчас. Я потерял самое дорогое, что у меня было в жизни. Ради чего? Опять о том же.
Но это был еще не конец сегодняшним испытаниям. Только сейчас я понял, что тридцать лет назад, уехав в отпуск, уже не могу вернуться в Москву. Я давно объявлен умершим, у меня нет работы и квартиры. Но это новое открытие уже было мелочью, никчемной ерундой.
Мне стало все равно. Меня лишили всего, что у меня было, мне здесь больше не было места. Я никогда не верил в случайности, а их цепь, выстроившаяся в сознании, только подтверждала страшный вывод.
Открыв дверцу часов, я завел механизм, оставил себе пятнадцать минут. Оля, ее образ, тот, который я увидел в тумане над озером, стоял передо мной, тревожные глаза взывали о помощи.
Стрелка двигалась неумолимо вперед, я не знал, где Оля, не знал, где окажусь сам. В непонятном, лихорадочном порыве достал сложенный листок с молитвой из кармана, расправив, положил чистой стороной вверх, нашел огрызок карандаша и в лунном свете строки сами полились из меня:
В оставленный дом на окраине зашёл я, казалось, вчера.
И мог ли предвидеть в грядущем судьбы поворот навсегда.
Пройдя анфиладою комнат,
пустынных,
с тенями портьер,
я слышал лишь гулкое эхо
шагов, отраженных от стен.
Но в маленькой комнате с эркером,
на стуле,
в проеме окна,
белел силуэт легкой дымкой,
прозрачный,
дрожащий слегка.
Воздушное платье до пола,
в раздумье наклон головы.
И скомканный нервно рукою
платок кружевной у щеки.
Мечта-
ускользнувшая в лета,
виденье-
несбывшихся грёз.
Не чаял увидеть тебя здесь,
причину пролившихся слез.
Со страхом пошел я навстречу,
ты жестом ответила мне.
Но рук не коснулся туманных,
рассеялся образ в окне.
Упал на колени в смятении,
стучало лишь сердце в тиши.
Я вспомнил былое не сразу,
в печали прошедшие дни.
Кто был виноватым в несчастье-
забыто за давностью лет.
Ушла ты одна в одночасье,
исчезла,
оставила свет.
Прокрался по комнатам сумрак,
вслед мрак поселился в углах.
Пропали в округе предметы,
и сузился мир на глазах.
Затеплил свечу на камине,
круг света печаль отогнал.
В углу,
за стеклом,
отразился часов циферблат,
он мерцал.
Я дверцу открыл, скрип раздался,
вдруг дрожь пробежала по мне.
Повеяло далью пространства,
там искры мерцали во тьме.
Поддавшись внезапному чувству,
я маятник плавно толкнул,
А стрелкам оставил лишь четверть,
до полночи смерить судьбу.
Гонимый душевным терзанием
присел на диван в уголок,
бежали минуты в сомнении,
но выйти из дома не мог.
Стучали часы мерным шагом,
закрылись глаза от забот.
Надеждой повеяло слабой,
тебя разыскать среди звёзд.
Двенадцать ударов…
последний!
Прервались раздумья мои.
Не стало ни света, ни тени…
Последнее, что было – стук карандаша, упавшего на стол.
Конец первой части.
Вторая часть. Предисловие
_____________________________________________________________________
Первая часть. 22 глава
Первая часть. 1 глава
Если вам интересно - приглашаю на мой канал, поделитесь статьей со знакомыми и друзьями в соцсетях. Можно даже поставить лайк - он же палец вверх.
