Правильный ответ на вопрос: «Кем быть лучше — женщиной или мужчиной?» — знают только те, кто пробовал оба варианта. «Большой» пообщался с двумя красивыми девушками, переживающими этот уникальный опыт, сравнимый, разве что с жизнью астронавтов, побывавших и на Земле, и на другой планете. По понятным причинам наши героини отказываются от портретного фото, но зато откровенно рассказывают о себе и своем опыте.
— Диана, как вы поняли, что чувствуете себя женщиной?
Диана: До 17 лет я жила абсолютно обычной жизнью. Были, так сказать, проблемы, но у кого их нет? Кто-то полный, а кто-то — не такой, как все. Мы с Женей отличались от одноклассников. Я больше адаптировалась к ситуации, а моей подруге пришлось тяжелее. Она шла против системы. Я многому у нее научилась. Женя маленькая, хрупкая, но внутри у нее такой стержень! Она смогла пройти через все это…
— Что именно происходило в школе?
Женя: Ох, я сейчас плакать буду. Что было? Было все ужасно. В пятом классе начались издевательства насчет ориентации, хотя я тогда ничего в этом не понимала: какая еще ориентация? Но женское оказалось не скрыть. Поведение, манеры… У меня был голос не то что низкий, но манерный мужской. В седьмом классе меня избили, я попала в больницу с сотрясением.
Меня обижало то, что кто-то представляет меня мужчиной, разбивающим сердца.
После перевели в дальнюю школу в моем городе, куда принимали всех самых отчаянных. Директриса сказала: «Все будет хорошо», — и начался мой кошмар. Это были два самых страшных года в моей жизни. Там я узнала, что такое боль моральная и физическая. Учителя все видели, но закрывали глаза, максимум — могли сделать замечание. Одноклассники рвали мои вещи. Я приходила в школу чистой, а уходила с чужими соплями в волосах. Я ненавидела четверг, потому что в этот день у нас была физкультура. Я приезжала раньше, просила ключ от раздевалки, переодевалась и прятала свои вещи у девочек, чтобы одежду не раскидали, чтобы я не вышла из раздевалки голой.
Но спустя два года это закончилось: я поступила в колледж на визажиста. После первого курса травля минимизировалась. Только тогда я начала ценить себя, полюбила себя. Это был толчок к феминизации, и я хотела сделать все как можно быстрее. К третьему курсу издевательства прекратились. Тогда я перестала молчать, перестала краснеть. В ответ на грубость отвечала: «Я девушка. Что ты хочешь мне сказать?» Я уже не боялась. Я была самая красивая девочка в колледже.
Диана: А я жила в городе меньшем, чем тот, где родилась Женя. У нас была очень маленькая школа. Все друг друга знали. Я ничего никому не доказывала. Потихоньку растила волосы. Осознавать, что происходит, было тяжело. Что-то не так, но что? Почему я подхожу к зеркалу и мне не нравится то, что я вижу? Когда начался период полового созревания, на лице стали расти волосы. Плечи становились шире. Но я не хотела, чтобы мое тело так менялось.
Моя мать живет в Москве, воспитывала меня бабушка, которая вела себя очень деспотично: часто обзывала, могла ударить. Я, конечно, ее не виню, она человек советской закалки. Тогда, после войны, их не учили воспитывать детей, было не до этого. Сейчас мы с бабушкой в сложных отношениях. Я скрывала все долгое время, но через знакомых она все узнала.
Я понимала, что из родного города нужно бежать — и убежала. Если бы я начала заявлять о той части себя, которую трудно понять людям, меня могли бы избить. Убить. Для нашего города это нормально. Даже школа у меня была отсаженная: наркотики, насвай.
Я поступила в Минск, на биофак. Не могла решить, как мне себя вести. Всегда был страх остаться одной, пожалеть о сделанном лет в сорок. Потому что я была красивым мальчиком, а для того, чтобы стать девочкой, мне понадобилось бы много денег. Да, так и есть, это реальность. Некоторым людям проще. Мы называем это «исходник», и у кого-то он более женский изначально: фигура, черты лица. Я понимала, что в моем случае женственность придет нескоро, но в то же время осознавала, что в мужском теле не живу, а существую. У меня были депрессии. Я не могла ничем заниматься. Я решила, что все связано с учебой. Забрала документы, поступила на дизайн одежды. Проучилась полгода, и началась сильная депрессия. Потом встретила Женю.
«Большая» справка
Первую операцию по смене пола в Беларуси сделали в 1992 году. Чтобы ее провести, нужно получить разрешение специальной комиссии. В Минском сексологическом центре она состоит из пятнадцати человек, которые делают вывод о том, действительно ли биологический пол человека не соответствует социальному. Как правило, разрешение на операцию получают около четырех человек в год.
— Как вы познакомились?
Женя: Через общую подругу.
Диана: Да, увиделись совершенно случайно. Женя помогла мне поверить в себя, осознать, что я смогу. Я была несчастлива. У меня не было жизни, не было отношений, не было ничего. Начала пить гормоны. Первой, кто узнал об этом после Жени, была моя мать. Я позвонила ей, а она совсем не удивилась. И моя мама, и мама Жени понимали все, когда мы были еще детьми. Мать не обманешь. Моя рассказала: «У нас был бабушкин шиньон, ты находила его, куда бы мы ни прятали, цепляла его и давала концерты». Бывало, я приезжала в деревню к прабабушке, выворачивала шкаф, надевала на себя все и гуляла по дому. В колготках ходила доить корову. Прабабушка, наверное, тоже все понимала и никогда в жизни не ругала меня за такое поведение. Но был момент, который меня очень расстраивал. Прабабушка говорила: «Ой, будешь девушкам сердца разбивать!» А я ощущала себя нежной и воздушной. Меня обижало то, что кто-то представляет меня мужчиной, разбивающим сердца.
— Расскажите о том, что стало для вас точкой невозврата.
Женя: У меня изначально были женские черты лица. Тогда как раз возникла мода на андрогинов, я подумала, что нашла себя, пошла в модельную школу. Очень боялась встретить там парней. Один сначала был заводилой в травле, а потом добавился ко мне в друзья «Вконтакте», начал со мной здороваться и разговаривать. Первый раз в жизни парень общался со мной как с человеком, а не как со скотом! Он вступался за меня. Я влюбилась очень сильно. Скрывала от него все полгода, пока не закончилось обучение в модельной школе — а мне хотелось, чтобы это время никогда не заканчивалось. Призналась ему, что он мне нравится. Ответил: «Будем дружить, ничего у нас не выйдет». Я сильно задурила ему голову, но мне ведь тогда было шестнадцать лет.
Потом началась депрессия. Я поняла, что хочу быть женщиной. Больше не осталось вопросов. Отрастила волосы, начала их красить. Быстро поменяла гардероб.
— Что вы думаете об операции по смене пола?
Диана: С точки зрения радикального феминизма можно сказать: а почему женщина обязательно должна быть с вагиной? Женщина — это ее поступки. А если серьезно, это очень тяжелая операция. Конечно, мы операций уже достаточно перенесли, всего двенадцать: носы, рты, удаление шрамов. Но по нашей личной статистике, счастливыми становятся только те транссексуалки, которые идут до конца. Тогда к тебе будут относиться как к девушке, будут уважать, звать на свидания. К транссексуалкам отношение изначально негативное, хиханьки-хаханьки. Мужчины смотрят на транссексуалок как на забаву для утоления сексуальных потребностей. Но я не хочу никого удовлетворять. Не хочу быть секс-игрушкой. Да, мне нравится внимание, но я не хочу поднимать свою самооценку таким образом. Это не то. А мужчины считают, что мы существуем только для того, чтобы сниматься в порно.
На самом деле красивых женщин много. Красивых транссексуалок меньше. Для себя я решила: если любимый мужчина будет видеть во мне красивую девушку, я, может быть, сделаю операцию. Но если буду понимать, что как девушка не смогу реализоваться в этом мире, то останусь транссексуалкой. Но это мое мнение, и оно может стать другим.
К изменениям меня подтолкнула в том числе и фраза мужчины, с которым я общалась: «В жизни нужно быть либо мужчиной, либо женщиной, а все, кто между, остаются у обочины».
Женя: Психолог однажды сказала, что мой источник травм в том, что я «оно», и люди относятся ко мне как к «оно».
В ответ на грубость отвечала: «Я девушка. Что ты хочешь мне сказать?»
Диана: Конечно, к транссексуалкам сейчас есть интерес, но только до того момента, пока они окончательно не поменяют пол. Об этом можно судить даже на примере звезд.
— Женя, а что вы думаете об операции по смене пола?
Женя: Раньше я была категорически за. А сейчас думаю: если я буду одна, то сделаю операцию. Но если у меня будет парень (ну, не просто парень, а такой, за которого можно выйти замуж — и чтобы на всю жизнь) и он скажет: «Не делай», то… Какая разница, с членом я выйду замуж или нет? Хотя нет, я запуталась. В общем, 80% — за то, что я сменю пол, и 20% — за то, что на мое решение кто-то повлияет. Потому что…
Диана: Это страшно.
Женя: Да. Ну а вдруг там все раскромсают? Но я уже думала о том, в какой стране и у какого доктора делать операцию.
— Как сейчас вас воспринимает общество? Когда вы устраиваетесь на новое место работы или просто попадаете в новый коллектив, сразу ли обо всем догадываются люди?
Женя: Когда мы с Дианой по отдельности, то ладно, сходим за запаренную умную бабу. А если мы вместе, начинаются подозрения.
Диана: Дело в том, что мы привыкли к себе. Нам кажется, что мы выглядим обычно. Но мы высокие, эффектные, по-любому привлекаем внимание. На нас смотрят из любопытства, а кажется, будто все знают. Тем более что женщины никогда не смотрят по-доброму на другую женщину, радуясь, что она хорошо выглядит. Но открытого негатива в нашу сторону в Минске никогда не было.
Женя: Косые взгляды — максимум.
Диана: Да, как Женя говорила, если у человека есть сомнения, он не спросит в лоб. Бывает, в клубе подходит чувак: «Мне тут сказали, что вы — не девушки». «Ты что, мы девушки! Тебе паспорт показать?» «Ой, я так сразу и подумал, вы мне понравились!»
— Кстати, а что с паспортом?
Диана: Это, кстати, большой плюс в нашей стране: чтобы изменить пол в паспорте, не обязательно делать пластическую операцию, достаточно доказать, что психологически мы девушки. Но не хочется ввязываться в эту процедуру: у белорусских психологов есть представление о том, что транссексуалки — забитые, мечтают о семье и детях, чтобы ото всех спрятаться. А мы немножко не такие и не очень любим врать.
Женя: Мы вообще не такие.
Диана: У меня в последнее время очень большие проблемы с паспортом. Я на себя не похожа. Как-то хотела поменять паспорт. Сфотографировалась, когда на лице из косметики было только тональное средство. Приехала в свой родной город, и началось шоу. Сначала все шло нормально: подписывали бумаги, помогали. Через пятнадцать минут после того, как я отнесла документы в паспортный стол, звонят: «Вернитесь». Я, конечно, тоже молодец: мы с подругой ярко накрасились, вели себя немножко вызывающе. Пришли к заведующей паспортным столом: «На каком основании вы не меняете мне документы?» — «Смойте косметику, вы мужчина!» Все, думаю, ты сейчас получишь. «Я мужчина, но у меня грудь четвертого размера. Я транссексуалка. Можете позвонить и узнать, что я состою на учете. Дайте книгу жалоб». Заведующая поняла, что я постою за себя, поговорила с коллегами и резко передумала: «Да я первая за то, чтобы поменять вам документы!» Так в нашей стране все устроено: пока не попросишь книгу жалоб, не будут относиться с уважением.
— Как вы относитесь к феминизму?
Диана: Я за феминизм. В этом есть смысл. Все люди должны быть равны, но это до сих пор не так. Мужчин никто не будет упрекать в том, что у них было много половых партнерш, а женщин — будут. Как у тебя, Женя, последний твой, помнишь?
Женя: Там была адекватная цифра для женщины 25 лет, но оказалось, что это: «Как много, боже!»
— Каков ваш женский идеал? Карьеристка или домохозяйка?
Диана: Я считаю, чем ты занимаешься, это твое дело. Если не нарушаешь закон, почему бы и нет? Говорят, что женщина должна быть матерью. Никто никому ничего не должен! Если женщина хорошо рисует, она должна быть художницей. Если она хороший слесарь, то почему бы и нет? У каждого человека своя жизнь, и главное, чтобы он не чувствовал себя заложником ситуации.
— По статистике, мужчиной в Беларуси быть выгоднее: например, они зарабатывают больше в любой сфере.
Диана: Все относительно. Зато в плане семьи, например, суд будет на стороне женщины. Только женщина имеет право решать, оставлять ли ей ребенка или делать аборт — хотя ребенка заводят не в одиночку.
— Женя, а как вы к феминизму относитесь?
Женя: Не знаю, этот вопрос меня смущает. В каких-то правовых моментах дискриминации быть не должно, но мне комфортно, когда мужчина главный.