Священное безумие. Мистические традиции отречения от разума.
Без сомнения, религиозные традиции различных народов, отделенных друг от друга как географическими расстояниями, так и большими временными промежутками, имеют весьма значительные, а порой кординальные отличия. Между тем, при детальном изучении, выявляются черты, роднящие мистические традиции востока и запада, некогда подмеченные и обозначенные великими учителями древности. Фундаментальная истина, по их мнению, заключается в том, что нормальное состояние общества и отдельно взятого индивида является, на деле, глубоким отпадением от истины или от некой действительной нормы и близко к безумию. Мы часто слышим разговоры об ущербности, одержимой страстью к самоуничтожению современной цивилизации. На самом же деле, эти истины были сформулированы много веков назад. В индуизме иллюзорная завеса бытия получила название «майя». Для нас важны слова великого индийского мудреца Рамана Махарши: «ум есть майя». Следовательно, для достижения свободы от иллюзии бытия, необходимо отбросить ум как преграду на пути к познанию истины.
Будда учит, что человеческий ум, находящийся в «нормальном» своём состоянии и направленный на внешние раздражители, порождает дуккху (страдание, неудовлетворенность). Такое состояние, присуще любому человеку, и возникает, независимо от его мыслей и намерений. Выход из положения может быть достигнут, опять же, при отказе от обычного ума и обыденного способа восприятия мира.
В христианстве данное положение определяется как состояние греха. Человек грешен, так как погружен в мир страстей и озабочен житейскими проблемами. В дословном переводе с древнегреческого языка слово «грех» означает промах при стрельбе из лука и не несёт в себе ужасающего значения, закрепившегося за ним в христианской интерпретации. Человек грешит и промахивается мимо своей жизненной цели, становясь заложником образа мысли и действия, навязанного коллективным сознанием общества.
В древности священное безумие было неотъемлемой частью религиозной жизни человеческой цивилизации. Шаманы Евразии издревле пользовались различными приемами для изменения состояния сознания. Можно вспомнить так называемую "шаманскую болезнь" и состояние временного безумия шамана во время камлания.
В античной Греции наше внимание неприменно привлекут мистерии Диониса, где одержимые безумным богом вакханки впадали в неистовство, разрывая диких животных на части или же в экстатическом порыве вселенской любви, кормили грудью волчат и нянчили звериных детенышей. Хаотический всплеск Дионисийского безумия одновременно пугал и завораживал. Культ безумного бога, пришедший в Грецию из Фригии, был запрещен и гоним светскими властями, оставаясь при этом очень популярным среди народа.
Коснулось священное безумие и философских систем древности. Сократа осуждали за безумные, с точки зрения окружающих, поступки. Лишь при ближайшем знакомстве люди видели перед собой не городского сумасшедшего, но величайшего мудреца, смеющегося над миром приличий и ущербной моралью общества. Философия киников, ходивших без одежды и отрицавших культурные нормы общества, вызывала настороженность, а порой - и обвинения в безумии со стороны окружающих.
В традиции православного христианства феномен священного безумия в наибольшей степени раскрылся в парадоксальной форме духовного делания и предельной аскезы, именуемой юродством. В агиографической литературе Византии первые описания святых юродивых относятся к VI веку, но сама духовная традиция зародилась гораздо раньше. Христианская церковь, будучи наследницей иудаизма, сохранила некоторые его черты, но развивалась она в греческом мире и поэтому имеет органическую связь с культурными и религиозными традициями древних эллинов.
Наиболее яркие параллели между безумными и провокационными поступками юродивых можно найти именно в действиях ветхозаветных пророков, вскрывавших недостатки и пороки общества. А. Тойнби особо отмечал большое значение для развития древней цивилизации того нравственного посыла, упор на который делался пророками. Он относил их к числу немногих «величайших благодетелей нынешней генерации человечества… подаривших человечеству свет и благо». Самым ранним религиозным обоснованием юродства можно считать слова пророка Осии: «Да узрит Израиль, что глуп прорицатель» (Ос. 9:7)
Поступки Ветхозаветных пророков могут шокировать обывателя, живущего в рамках формальной логики. Например, Бог повелел Исаие ходить без обуви и одежды. По зову небес Осия взял в жены распутную женщину, что было равносильно попранию моральных принципов еврейского общества. Иезекииль, обрив наголо свою голову, ел хлеб, замешанный на человеческих экскриментах. Невозможно оценить такое поведение, руководствуясь принципами обыденного сознания. Оно постулирует неисповедимость путей Господних и отличие высшей добродетели от человеческих представлений о ней. Логика божественного непостижима и ускользает от человеческого разума. В некоторых случаях пророк идёт ещё дальше, вступая в конфронтацию с обществом. Открыто провоцируя окружающих, он, в своем поведении, предельно близок к действиям Византийских юродивых. В Книге Царств читаем: "Один человек из сынов пророческих сказал другому, по слову Господа: бей меня. Но этот человек не согласился бить его. И сказал ему: за то, что ты не слушаешь гласа Господня, убьёт тебя лев, когда пойдешь от меня. Он пошел от него, и лев, встретив его, убил его. И нашёл он другого человека, и сказал: бей меня. Этот человек бил его до того, что изранил побоями" (3Цар. 20:35-37).
Вполне вероятно, что на территории Египта и Ближнего востока, пророческое безумие было распостраненым и привычным явлением. Вне иудейской религии существовал целый класс странствующих языческих жрецов, отличавшихся провокационным или ненормальным поведением. В клинописных табличках новоассирийского периода из Мари, населенного в древности амореями, аккадское слово Муххум "безумный, одержимый", является так же специальным термином для обозначения пророка особого рода, впадавшего в экстаз или одержимого божеством. Однако, при всей схожести с пророками, юродивые выражают свои мысли и чаяния, тогда как пророки исполняют волю божью. Пророк одержим призывом Господа и является орудием в его руках, а юродивый свободен в своих действиях и поступках. При этом юродивый, в первую очередь, мистик и искатель царствия божьего, обладающий пророческим даром лишь как атрибутом своего служения. Философски обоснованное киниками и вдохновленное пророками Ветхого завета, юродство получило свою неповторимую жизнь в христианской культуре. Средневековые православные богословы для обьяснения феномена юродства ссылаются на слова апостола Павла: «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие... Но Бог избрал глупость мира, чтобы посрамить мудрых... Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем тот будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Господом» (1Кор. 1:20-27; 3:18-19). Действительно, известно, что соотношение понятий "мудрости" и "глупости" сильно волновало первых христианских богословов, уделивших большое внимание созданию комментариев к Посланию Павла к Коринфянам. Но, будучи наследниками прагматичных Эллинов, они прекрасно знали, что безумие, являясь следствием заболевания, нуждается в лечении и не имеет отношения к Божественному промыслу. Христианская "глупость" или "проста" очень далека от сумасшествия, разгрываемого юродивым. Предполагалось, что глупые, которых выбрал Бог, были глупы в делах земных, но были мудры в делах небесных. Четко разделяя мудрость мирскую и мудрость сакральную, и допуская, что человек, не сведущий в обыденных делах, может быть наделен от Бога мистическим знанием высшего порядка, Вассилий Кесарийский пишет: "Мудрыми называются как те кто мудр в здешнем мире, так и те, кто воспринял истинную мудрость — Господа нашего... из веры в Него" (1). Отношение же к различным проповедникам, впадавшим в экстаз и утверждавшим, что они владеют пророческим даром или наполнены Духом Господним, было среди хритиан резко отрицательным. " Иные говорят, что они пророчествуют в состоянии экстаза, тогда как их человеческий ум затемнен Духом. Однако это— вопреки заповедям Божественного посещения: разыгрывать безумную одержимость и, преисполняясь Божьих учений, тот час лишаются собственного разума"– подробно обличает подобную практику Василий Кесарийский.
Интересно, что никто из церковных авторов, вплоть до эпохи средневековья, не ссылался на Послание Павла к Коринфянам, дабы обьяснить феномен юродства. Более того, хорошо знакомые с юродством Византийские клирики не считали этот вид аскезы примером следования заповедям апостола Павла. Выходки безумцев шли вразрез с догматами ортодоксального христианства, а полная свобода и неподконтрольность юродивых создовала опасность для церковной иерархии. Недаром отношение к святым безумцам было всегда настороженным , а порой и враждебным. Каноноизация таких подвижников происходила всегда через значительное время после их смерти, а жития писались в удобном для Церкви свете. Личность юродивого в агиографической литературе ретуширована, а на первый план поставлены нравственно-назидательные моменты его служения.
Таким образом возникает закономерный вопрос: если мы не можем усмотреть корень зарождения феномена юродства в Посланиях Павла, а иудейские пророки и киники Эллады имеют лишь частичное сходство с юродивым, то может быть имелась и другая питательная среда для зарождения данной мистической традиции?
Выявление влияния гностического христианства на формирование практики юродства неудобная тема для Православной церкви, а историки культуры рассматривают юродство как социальный или даже, скорее, литературный феномен, и поэтому упоминая о таком влиянии не заостряют на нём внимания. Нам же интересна как раз эзотерическая составляющаая юродства, развивавшаяся среди иудеев, не связанных с большими городами греческого мира. Здесь были сильны традиции мистического христианства и процветали тайные практики приобщения к Горнему Миру. Обратившись к апокрифическим произведениям гностического характера, мы без труда отыщем теоретическое обоснование практики священного безумия. Наиболее рельефно это проявляется в апокрифических Евангелиях, имевших хождение среди гностиков. Юродивый отвергает телесный стыд и может публично обнажится перед народом. Нагота юродивых важна: это не проявление эксцентричности, она имеет глубокое религиозно-мистическое значение. Символически юродивый возвращается к состоянию Адама в раю до грехопадения, когда он был наг и не стыдился. Сняв все одежды, он становится безгрешным, словно ребёнок: ничего не стыдящийся и непорочный. В этом смысле юродивые напоминают первых христианских аскетов-пустынников, питавшихся травой и плодами земли. Они жили обнаженными под открытым небом среди диких зверей в согласии со всем Божественным творением. Вот что говорил о них Евстафий Фессалоникийский в XII веке: "Этой жизни принадлежат те, кто отказался ради Христа от своего разума, но не от своего сознания, а сколько их — неизвестно. Частью же этой жизни являются нагие, непостриженные, босоногие, молчальники, пещерники" (2). Существуют такие аскеты, которые живут в совершенной пустыне, которые уподобились животным и известны они миру как "пастухи" (3). От таких людей старались держаться подальше, такой вид духовного делания не нашел своего места даже в Церковном сознании. Основными духовными символами христианских аскетов, как и юродивых, была полная свобода и безгрешность. Но если аскет оставался пассивен в своем уединении, то юродивый шел дальше, вставая на путь активного мистического искания Бога и постоянного провакационного взаимодействия с обществом. Необходимость наготы как символа отразилась в произведениях гностиков. В грекоязычном папирусном отрывке из неустановленного Евангелия прямо сказано: "Говорят Ему ученики Его: Когда Ты нам явишься и когда мы узрим Тебя? Он же сказал: Когда разденитесь и не устыдитесь" (2). К тому же призывает героиня "Деяний Фомы", апокрифического произведения третьего века. Она говорит: "Что я неприкрыта — это от того, что покровы тления спали с меня; а что я не стыжусь — это потому, что деяния стыда взято от меня" (4). В коптском "Евангилии от Фомы" Иисус говорит ученикам: "Если вы откажитесь от стыда и снимите ваши одежды, и бросите их под ноги, как маленькие дети… — лишь тогда вы узрите Сына Того, Кто жив" (5). Первые христиане имели среди язычников скандальную славу бесстыдников, а особенно это относилось к христианам Египта и Сирии, где существовали синкретические христианско-гностические обьединения, впоследствии обьявленные еретическими. В той же географической области зародилось и юродство. Долгое время оно развивалось в качестве духовной практики и мистической традиции, находясь при этом под сильным влиянием гностиков. Можно вспомнить мессалиан -энтузиастов (эвхитов), учение которых явно перекликается с поступками юродивых. Полная отрешенность от мира, невосприимчивость к греху для достигших "совершенства" аскетов и подвижников, достижение единства с Богом через одну только молитву — вот особенности учения эвхитов, которые мы можем увидеть и у первых юродивых. Юродивый полностью отрешен от суетного мира, и может созерцать Град Божий, живя среди грешников, еще при жизни. Юродивый имеет иммунитет к греху: общаясь с блудницами или вкушая колбасы в Страстную Седьмицу, бросаясь орехами во время церковной службы или провацируя горожан, он остается чистым перед Богом. Юродивый спасается единственно молитвой о суетном мире, непрестанно прося Бога за людей, погрязших в грехах. Наиболее четкие параллели с практикой юродства мы можем найти в гностической "Книге степеней", созданной в четвертом веке. В апокрифе делается попытка отделить "праведных" то есть людей следующих церкьвному закону от "совершенных", чья добродетель превосходит установления заповедей. "Совершенные" во всём "подобны ангелам, а ангелы… голых не одевают, голодных не кормят… не заботятся ни о душе, ни о своих братьях" (6). Они не ищут похвал мира, но, "принижая себя, говорят, что они негодные, хотя они праведны… их призирают за смирение их ума, ибо они глупы во имя Христа (7). Подвергшиеся сильному влиянию мистических учений, юродивые, ходящие по краю "адовой пропасти", то есть постоянно находящиеся на грани ереси, в отличие от гностиков, остались в пределах православной традиции христианства и многие из них были канонизированы как святые.
