Пётр Фролов | Ветеринар

— Он его притащил, — сказала женщина и положила мне на ладонь холодный металл. — Прямо к нашей двери положил. Сел рядом как статуя и мигает. Кот сидел на коврике и действительно мигал. Серый, плотный, с белым пятном на груди — фамилия «Кекс». Лапы сложены «вежливо», хвост кольцом. На коврике — ключ: простой, без брелка, на шляпке нацарапано шариковой «60». Кекс кивнул: «по адресу доставил». — Вы где нашли? — спросил я у кота. Кекс промолчал — курьерская тайна. Женщина улыбнулась: — Мы думали, он игрушку принёс...

— Заберите его на перевоспитание, — сказал мужчина с порога. — Он вредит. — Кто «он»? — Кот. Федя. Падает на цветы, как метеорит. Разбил пять горшков. — Шесть, — тихо поправила женщина. — Фикус тоже. Квартира пахла влажной землёй и ванилью из духов, которые давно не открывали. В прихожей — коврик, на коврике — черная полоска грунта: от входа до гостиной, как след преступления. На тумбе — три горшка с ампельными, один в бинтах из изоленты. В углу — табурет, на нём — гордый, как победитель Олимпиады, серо-полосатый Федя...

— Он не заходит, — сказал мужчина в дверях и махнул вниз по лестнице. — Доходит до площадки, присаживается… и всё. Тормоз. Я его не тащу — стыдно перед соседями, они же видят: взрослый мужик уговаривает собаку «домой». А он как будто кого-то ждёт. Собаку звали Картон. Не потому что «картонный», а потому что из коробки когда-то вытащили — щенка нашли у магазина, в коробке с надписью «акция». Теперь это был рыжий интеллигент с круглым носом и манерами «дозвольте поинтересоваться». У подъезда он шёл бодро, принюхивался к кустам малину — «здесь живут истории» — и таял ровно у своей двери...

— Я больше не люблю её, — сказала женщина и поставила поводок на стол, как ручку после увольнения. — Заберите. Или скажите, куда. — Кого вы любите вместо? — спросил я. Она удивилась: — Вместо? Никого. Я… люблю, когда ничего. Тишину люблю. Собаки звали Зоя — рыжая, гладкая, с белой запятой на груди и умением стоять «вежливо-ровно», как на паспортном. Хвост у неё делал вид, что его не существует, но кончик всё равно выдавал — тикал, как секундная стрелка. — Сколько вы вместе? — Три года. — Что...

— Пётр, у нас с собакой проблема, — сказал мужчина, не заходя, а входя тревогой. — Она боится… дворника. — Дворника вообще или конкретного? — Любого в этой куртке. И с этой штукой, — он махнул рукой, как будто держал невидимую метлу. — Орет, дрожит, уводит меня. И мне… — он сглотнул, — мне тоже как-то… нехорошо. Его звали Стас. Собаку — Муха. Муха была не мухой, а плотной карамельной дворнягой с белой носовой стрелой и взглядом: «пожалуйста, берите меня аккуратно, я хрупкая». Взгляд при этом держал полкабинета...

— Девочка, — уверенно сказала она и поставила переноску на стол. — Жужа. — Девочка? — переспросил он, оглядываясь, как будто я буду сейчас разрезать ленточку. — Девочка, — повторила она. — Мы так выбирали. Я хотела именно девочку. В переноске сидело существо размером с чайную чашку и характером со штаб батальона. Жужа посмотрела на меня — взглядом «владелец города», облизала воздух и подняла хвост «в телевизионную вышку». Я положил ладонь на коврик, чтобы она подошла сама, без приглашения. Подошла...

В районном ветчате к полудню уже полыхало. — «Кот — это биологическая бомба!» — писал один. — «Запахи на весь подъезд!» — вторила другая. — «Хозяевам штраф!» — предлагал третий. Скриншоты летели, как снежки, только попадали не в цель. Меня тегнули в трёх местах: «Пётр, разрулите». Я не люблю «разруливать» в чатах — там руль всегда квадратный. Поэтому я написал простое: «Кто реально недоволен/вовлечён — приходите ко мне на кухню в клинике. Чай, печенье, 45 минут, без “все/никогда”. С фактами и носами...

В подъездном чате в тот день кипело так, что чайник бы зашипел от зависти. — Намордник — на всех! — писал Сергей с третьего. — И на маленьких тоже. «Маленькие» громче гавкают! — И на кошек! — для шутки добавил кто-то снизу. — Я не шучу, — ответил Сергей. — На всех. А кто против — участковому скрин. Меня туда добавили примерно на сотом сообщении. Клиентка — молодая мама с шпицом и коляской — написала: «Пётр, придёте? Мы уже враги человечества. Скажите что-нибудь умное». Я пришёл. Не потому что я...

— Или вы его «лечите от ревности», или я ухожу жить к маме, — сказала женщина и поставила на стол мужские кроссовки в пакете. — Он метит только эти. — Только эти? — уточняю. — Только эти, — подтвердил мужчина. — Остальное — идеально. Но мои кроссовки — как проклятые. Кота звали Фокус — графитовый, уши-локаторы, взгляд «я всё понял ещё до того, как вы вошли». Он сидел у двери, как пограничник, и нюхал щель под порогом с методичностью таможни: вдох — пауза — выдох. Хвост лежал ровно вдоль коврика, как шлагбаум...

— Пётр, спасайте, — сказала женщина в трубку. — Мы уже враги всему подъезду. Пёс лает… только на лифт. Не на людей. На лифт. — На лифт целиком? — уточняю. — На лифт, когда он останавливается. И — строго — на третий этаж. Соседи грозят участковым. Подъезд встретил меня тем запахом, который бывает только в старых домах: мокрые перила, скисшая реклама «грузчики недорого», букеты проводов под потолком, а у лифта — блеклая наклейка «не прыгай» (то есть, конечно, прыгай, но делай вид, что не прыгал)...

— Он встаёт как влитой, — сказал мужчина, показывая рукой на крыльцо. — До аптеки доходим — и тормоз. Ни лакомства, ни «пойдём», ни «домой через парк». Садится и трясётся. Все думают, что я его мучаю прогулками. — Где именно? — уточняю. — Вот тут, у угла. Дальше — ни шага. А раньше ходили. Пса звали Шпунт — рыжий, короткошёрстный, с квадратной мордой и ранним опытом «жизнь — это шум». Он до аптеки шёл бодро, нюхал листовки, ловил снежинки языком. У угла — сел. Уши — вниз, глаза — «можно я исчезну», лапа чуть дрожит...

— Пахнет мышами, — сказал мужчина с порога. — А у нас кот. Значит, кот бракованный. — Мыть его бесполезно, — добавила женщина, — запах всё равно возвращается к вечеру. Кот сел в дверях «буквой хлеб», строго глядя на меня: «прошу заметить, я тут ни при чём». Квартира была аккуратная, из тех, где ложки как солдаты, а пледы — как ровные поля. Пахло… правда, мышами: не самим зверем даже, а путаницей зерна, пыли и чего-то «погрызенного». Кот — полосатый, важный, кличка Пломбир (потому что в детстве белое пятно на носу было «как мороженое»)...