Капли барабанили по карнизу с настойчивостью дятла, долбящего старый дуб. Монотонный, гипнотизирующий ритм. Раиса сидела в кресле, укутавшись в кашемировый кардиган, и смотрела, как в окнах напротив гаснет свет. Обычный летний вечер в Хабаровске, душный и влажный, смываемый затяжным дождем. Неделю назад в такой же вечер она вернулась от врача. Неделю она носила в себе знание, похожее на гладкий, тяжелый камень в кармане: менингиома. Доброкачественная, но расположенная так неудачно, что операция была неизбежна и сопряжена с рисками, о которых нейрохирург говорил безэмоциональным, усталым голосом.
Она еще не сказала Артему. Подбирала слова, момент. Ждала, когда схлынет первая волна собственного оцепенения. Она думала, что самым сложным будет произнести это вслух, увидеть страх в его глазах, почувствовать себя хрупкой, нуждающейся в защите. Тридцать лет брака должны были означать именно это.
Артем вошел в комнату тихо, почти неслышно. Он всегда так двигался, когда был в смятении. Не посмотрев на нее, прошел к бару, плеснул себе воды. Его руки чуть заметно дрожали.
«Ну вот, — подумала Раиса, — он чувствует. Догадался. Сейчас сядет рядом, возьмет за руку, и я все расскажу».
Но он не сел. Он остался стоять у окна, спиной к ней, глядя на тот же мокрый асфальт и размытые огни.
— Рая, — его голос был глухим, чужим. — Нам надо поговорить.
Сердце сделало неровный кульбит. Камень в кармане стал ледяным.
— Я слушаю, Артем.
Он повернулся. Взгляд его скользил по стене, по книжному шкафу, куда угодно, только не на нее. Он был в том самом костюме, который она подбирала ему для важной встречи на прошлой неделе. Идеально сидящий пиджак, дорогая ткань. Она помнила, как расправляла ему лацкаany, вдыхая знакомый запах его парфюма. Сейчас он выглядел в этом костюме нелепо, словно чучело в витрине дорогого магазина.
— В общем… — он сглотнул. — Я тут… я встретил женщину.
Дождь за окном стал громче. Или это просто в ушах зашумело? Раиса не шелохнулась, лишь крепче сжала подлокотники кресла. Она видела, как двигаются его губы, но слова долетали с опозданием, искаженные вакуумом, внезапно образовавшимся в комнате.
— Понимаешь, это не просто интрижка. Это… настоящее. Я впервые в жизни почувствовал такое. Я люблю ее. Рая, я хочу быть честным. Давай разведемся.
Неделю назад. Диагноз. Сейчас. Вот это. Симметрия предательства была почти математически совершенной. Холод, о котором предупреждал хирург как о возможном постоперационном симптоме, разлился по ее телу прямо сейчас. Он начался в кончиках пальцев и добрался до самого сердца, замораживая его. Слез не было. Не было даже желания закричать, запустить в него чем-нибудь тяжелым. Была только оглушающая, кристаллическая пустота.
Она смотрела на него, на своего мужа, с которым прожила тридцать лет, вырастила двоих детей, построила дом, пережила девяностые, хоронила родителей. И видела перед собой совершенно незнакомого, жалкого мужчину с бегающими глазами.
— Да. Знаю. Тридцать лет знаю. Или думала, что знаю, — ее собственный голос прозвучал удивительно спокойно. Ровно. Как будто она обсуждала выбор цвета для стен в гостиной.
Артем вздрогнул от этого спокойствия. Он, видимо, готовился к истерике, к слезам, к упрекам. Он был готов защищаться, оправдываться, играть роль трагического героя, разрываемого между долгом и чувством. А она не дала ему этой сцены.
— Кто она? — вопрос сорвался сам собой, сухой и деловой.
— Какая разница? — он махнул рукой, обрадовавшись возможности уйти от конкретики.
— Мне есть разница.
Он замялся, глядя в пол.
— Ее зовут Марина. Она… она юрист в нашей компании.
Раиса кивнула. Юрист. Молодая, наверное. Амбициозная. Та, что смотрит на него, пятидесятидевятилетнего начальника отдела, с восхищением. Конечно. Как банально.
— Понятно, — сказала она. И эта краткость была страшнее любых проклятий. Она встала. Ноги держали. Это было удивительно. — Завтра суббота. Утром позвонишь сыновьям, скажешь, что мы разводимся. Вместе.
Он ошарашенно посмотрел на нее.
— Рая, может, не так сразу… Может, подготовить их…
— Как? Будем врать им еще неделю? Месяц? Ты свою «настоящую любовь» встретил. Будь добр, имей смелость посмотреть в глаза детям.
Она вышла из комнаты, прошла в свой кабинет — небольшое пространство, где царил ее мир: мудборды, образцы тканей, эскизы, книги по истории моды. Ее мир. Она закрыла дверь. Села за стол. И только тогда позволила себе выдохнуть. Руки дрожали так, что она с трудом попала пальцами по экрану телефона. Один номер в избранном. Светлана.
— Светик, привет. Ты можешь приехать? — голос все еще был чужим, но уже с трещиной.
— Райка, что случилось? На часы смотрела? У тебя голос как у покойника. Артем что-li?
— Приезжай. Захвати лимон.
Через сорок минут Светлана, невысокая, энергичная, с вечно встревоженными глазами, уже хозяйничала на ее кухне. Она молча выслушала, пока Раиса механически рассказывала, глядя в одну точку. Потом открыла бар, тот самый, к которому подходил Артем.
— О, коньячок-то у него какой. XO. По такому случаю можно и откупорить, — без тени улыбки сказала она, находя в ящике штопор. — Пить будешь. Не обсуждается.
Они сидели на кухне. За окном все лил дождь. Коньяк обжигал, но не согревал.
— И что ты будеt? — тихо спросила Света, когда Раиса замолчала.
— Уйду.
— Куда?
— Не знаю. Сниму что-нибудь. Завтра же и займусь.
— Рай, ты в своем уме? В твоем возрасте… — Света осеклась, увидев ее взгляд.
— Не смей, — отрезала Раиса. — Не смей говорить мне эту фразу. Ее я еще наслушаюсь.
Утром был разговор с сыновьями по видеосвязи. Артем сидел рядом, бледный, несчастный. Раиса говорила сама. Четко, без эмоций, излагая факт. Старший, Андрей, pragmatist, живущий в Москве, нахмурился и задал главный вопрос: «Пап, ты серьезно?». Младший, Олег, более эмоциональный, живущий тут же, в Хабаровске, смотрел на мать с такой болью и сочувствием, что у нее впервые за эти часы предательски запершило в горле.
— Мам, мы с тобой. Что нужно? Помочь вещи собрать? Морду ему набить? — Олег всегда был прямолинеен.
— Ничего не нужно, сынок. Я сама. Просто знайте.
После звонка Артем попытался что-то сказать. Про «я не хотел, чтобы так вышло», про «ты навсегда останешься для меня родным человеком». Раиса просто подняла руку.
— Не надо, Артем. Не унижай ни себя, ни меня. Собирай свои вещи и уходи.
— Куда я уйду? Это и мой дом.
— Хорошо. Тогда уйду я.
И она начала собираться. Не импульсивно, не швыряя вещи в чемодан. Спокойно, методично. Она открыла шкаф. Вот ее одежда. Ее работа, ее лицо. Она была одним из лучших стилистов города, одевала политиков, ведущих местного телевидения, жен крупных бизнесменов. Ее имя было брендом. Она брала свои профессиональные инструменты: кейс с аксессуарами, портновские ножницы, коллекцию шелковых платков. Она взяла книги по искусству. Взяла свой велосипед, стоявший на балконе, — дорогой, легкий, ее главная отдушина, ее километры свободы вдоль набережной Амура. Она аккуратно упаковала коробку с акварельными красками, которыми не пользовалась лет двадцать, но всегда хранила.
Она не взяла ничего из совместно нажитой мебели. Ни одной чашки из общего сервиза. Проходя мимо альбомов с фотографиями, она на секунду замерла. Открыла последний. Вот они на юбилее у друзей. Она смеется, Артем обнимает ее. Лицо показалось ей лицом незнакомой, слишком доверчивой женщины. Она закрыла альбом и оставила его на полке. Прошлое было отсечено.
К вечеру Светлана нашла ей квартиру. Небольшую двушку в новом доме с окнами на Амур. Пустую, гулкую, пахнущую свежей краской. Когда грузчики занесли ее немногочисленные коробки, велосипед и свернутый в рулон любимый шерстяной плед, Раиsa села на пол посреди гостиной и впервые за двое суток заплакала. Это были не слезы жалости к себе. Это были слезы освобождения. Она плакала над тридцатью годами иллюзий, над своей слепотой, над той женщиной с фотографии, которой больше не существовало.
Новая жизнь началась с работы. У нее был крупный проект — полный ребрендинг имиджа кандидата в городскую думу. Угрюмый, косноязычный мужчина средних лет, которого нужно было превратить в уверенного, располагающего к себе человека. Раиsa с головой ушла в эту задачу. Она подбирала ему не просто костюмы. Она учила его держать спину, выбирать правильный узел для галстука в зависимости от посыла выступления, объясняла, как цвет рубашки влияет на восприятие аудитории.
— Раиса Андреевна, вы волшебница, — сказал он ей после первых успешных теледебатов. — Я сам себе в зеркале начал нравиться.
В эти моменты она чувствовала себя живой. Она не была «женщиной в возрасте, от которой ушел муж». Она была профессионалом, творцом, который меняет реальность.
А потом раздался звонок, который изменил все. Звонил продюser из Москвы. В Хабаровском крае начинались съемки исторического фильма, и им срочно нужен был главный художник по костюмам, знакомый с местной спецификой и способный быстро включиться в работу после того, как предыдущий специалист внезапно выбыл.
— Раиса Андреевна, мы видели ваши работы. Ваш уровень — это то, что нам нужно. Это вызов, сроки горят, но и бюджеты соответствующие.
Она стояла у огромного окна своей новой квартиры, смотрела на могучий Амур, на величественный мост, соединяющий два берега. Мост, который не разводят, который стоит монолитом. Символ прочной связи. Какая ирония.
— Я согласна, — сказала она, не раздумывая ни секунды.
Это был ее личный прыжок с парашютом. Она передала клиента-политика своей ассистентке, взяв с нее клятву следовать всем ее инструкциям. И погрузилась в мир кино. Эскизы, ткани, исторические архивы, примерки до поздней ночи. Она дневала и ночевала на съемочной площадке, развернутой в пригороде. Она кричала на осветителей, которые неправильно ставили свет на костюм главной героини, спорила с режиссером из-за оттенка солдатской шинели, personally старила сапоги актерам, чтобы они выглядели достоверно. Она забыла про усталость, про головные боли, которые иногда напоминали о бомбе замедленного действия в ее голове. Операция была назначена через два месяца. До нее нужно было успеть прожить целую жизнь.
Артем позвонил через месяц. Голос у него был виноватый и растерянный.
— Рая, привет. Как ты?
— Я работаю, Артем. У меня нет времени на пустые разговоры.
— Я… я хотел сказать… Я все понял. Я был таким идиотом. Эта Марина… это все была ошибка, мираж. Она… ей нужен был не я, а мой статус, мои возможности. Я хочу вернуться. Рая, прости меня. Мы же можем все вернуть? Тридцать лет не выкинешь просто так. В нашем возрасте нужно держаться друг за друга.
Раиса слушала его и не чувствовала ничего. Ни злости, ни торжества. Только легкую брезгливость, как к чему-то испорченному.
— В «нашем возрасте», Артем, нужно наконец научиться уважать себя. Я свой выбор сделала. Возвращать нечего и некуда. У меня новая жизнь. Прощай.
Она повесила трубку и заблокировала его номер. Мост был сожжен. Окончательно.
В редкие выходные она доставала свой велосипед. Это был ее способ медитации. Она ехала вдоль набережной, мимо утеса, мимо гуляющих парочек и семей с детьми. Ветер бил в лицо, легкие наполнялись речным воздухом, а мышцы приятно гудели. Она чувствовала свое тело — сильное, живое, послушное. Она гнала прочь мысли об операции, о том, что будет после. Было только здесь и сейчас: скорость, дорога, биение сердца.
Однажды у нее спустило колесо. Прямо посреди маршрута, вдали от людных мест. Раиса чертыхнулась. Она умела сама заменить камеру, но сегодня, как назло, забыла ремкомплект дома. Пока она безуспешно пыталась отжать покрышку голыми руками, рядом остановился другой велосипедист. Мужчина ее возраста или чуть старше, в профессиональной велоформе, с поджарым, спортивным телом.
— Проблема? — спросил он, спрыгивая со своего карбонового красавца.
— Как видите, — Раиса вытерла грязной рукой пот со лба.
— Давайте помогу. Инструмент есть.
Он работал быстро и умело. Его руки, сильные, с выступающими венами, двигались с уверенностью человека, знающего свое дело. Раиса наблюдала за ним, и впервые за долгое время посмотрела на мужчину с интересом. У него было спокойное, обветренное лицо и очень внимательные серые глаза.
— Готово, — сказал он, выпрямляясь. — Меня Денис зовут.
— Раиса. Спасибо вам огромное. Я ваша должница.
— Ерунда. Велосипедное братство, — он улыбнулся, и в уголках глаз собрались морщинки. — Вы часто здесь катаетесь? У вас отличный темп.
— Стараюсь каждые выходные. Это помогает проветрить голову.
— О, да. Лучшее средство. Я после развода так вообще с седла не слезал. Думал, уеду на велосипеде от всех проблем.
Он сказал это просто, без надрыва. И эта простота создала между ними мгновенное доверие.
— Понимаю, — тихо сказала она. — Я тоже недавно… в процессе.
Они поехали дальше вместе. Говорили о велосипедах, о лучших маршрутах в окрестностях Хабаровска, о том, как меняется город. Денис рассказал, что у него небольшая мастерская по ремонту и сборке кастомных велосипедов. Это была его страсть, ставшая профессией после того,ax он ушел с высокой должности в строительной компании. «Надоело строить коробки для людей, решил строить крылья», — пошутил он.
Они расстались на развилке, обменявшись телефонами.
— Если что-то понадобится по велосипедной части — звоните. Консультации для коллег по несчастью бесплатные, — снова улыбнулся он.
Операция прошла успешно. Раиса очнулась в палате, чувствуя себя так, словно ее голову разобрали и собрали заново. Первое, что она увидела, было лицо Светланы. И букет полевых цветов на тумбочке.
— От Олега, — сказала Света. — А это, — она указала на корзину с фруктами, — от твоего киношного режиссера. Сказал, без тебя весь съемочный процесс встал. Ждут не дождутся.
Восстановление шло быстрее, чем прогнозировали врачи. Раиса заставляла себя ходить по коридору, делать упражнения. Она хотела обратно — к своему велосипеду, к своей работе, к своей новой, пусть и пугающей, но такой настоящей жизни.
Через три недели она вернулась в свою квартиру. Она была слабой, но непокоренной. Вечером, сидя в кресле с чашкой травяного чая, она смотрела на огни на другом берегу Амура. Все было позади. И тридцать лет брака, и операция. Впереди была пустота, но не страшная, а манящая. Как чистый лист.
Она достала свои акварельные краски, которые не трогала столько лет. Налила в банку воды, взяла кисть. Рука еще дрожала, но она сделала первый мазок на белоснежной бумаге. Синий. Цвет вечернего неба над рекой. Потом добавила фиолетовый, немного охры. Она не пыталась нарисовать что-то конкретное. Просто выплескивала на бумагу свои ощущения. И постепенно, мазок за мазком, на листе начал проступать силуэт. Женщина на велосипеде, едущая по набережной навстречу закату.
В этот момент завибрировал телефон. Сообщение от старшего сына: «Мам, Олег рассказал, что ты уже дома. Ты невероятная. Я горжусь тобой больше, чем кем-либо на свете».
Раиса улыбнулась. Слезы навернулись на глаза, но на этот раз теплые, счастливые. Она отложила кисть. И тут же пришло еще одно сообщение. Незнакомый номер, но она его узнала. Денис.
«Раиса, здравствуйте. Светлана сказала, что у вас все прошло хорошо. Я очень рад. Как только врачи разрешат, как насчет самой медленной и спокойной велопрогулки в истории Хабаровска? С меня термос с лучшим в городе чаем».
Раиsa посмотрела на свой рисунок, на огни за окном, на сообщение в телефоне. Летний дождь давно закончился, оставив после себя свежесть и запах мокрой листвы. Впереди была новая жизнь. И она, кажется, знала, какого она будет цвета. Цвета вечернего неба над Амуром, теплого света фонарей на набережной и робкой, но insistentной надежды. Она не просто выжила. Она победила. И романтика, которую, как ей казалось, навсегда украл у нее Артем, несмело стучалась в ее дверь. И на этот раз она была готова ее впустить.
---