Сейчас о нем не помнит никто. То есть вообще никто, кроме «Википедии» и авторов мемуаров про ранние 1990-е. Вы не найдете его имени даже в святцах русского Forbes, хотя бы потому что Forbes Russia запустился в 2004 году, то есть через 11 лет после убийства Ильи Медкова. А потому мы вряд ли узнаем, сколько у него было денег, но можем полагаться на косвенные оценки. Так, покойный Глеб Павловский, который был непосредственным начальником Медкова, когда тот работал в новостном кооперативе «Факт» (будущий «Коммерсантъ»), в своей книге «Экспериментальная Родина» утверждал, что «у Ильи было состояние в полмиллиарда долларов cash». Ему вторит первый советский миллионер Артем Тарасов: «Состояние Илюши исчислялось сотнями миллионов долларов. Он приобрел семикомнатную квартиру на Елисейских Полях в Париже и красный “Феррари”, на котором обожал разъезжать по Булонскому лесу. У него была роскошная яхта на Средиземном море. Он покупал костюмы от “Армани” и “Бриони”, которые, впрочем, сидели на нем все так же нескладно».
Попробуем подсчитать: к концу 1992 года, после приравнивания официального курса к биржевому и новых витков инфляции, 1 доллар стоил 252 рубля 50 копеек. Таким образом, свободная часть состояния Ильи Медкова составляла 126 250 000 000 рублей. Это были колоссальные деньги — ни у Березовского, ни у Фридмана, да и ни у кого из участников будущей «семибанкирщины» тогда столько не было. Еще одно сравнение: в знаменитых 17 КамАЗах, которые вывезли после штурма офиса «МММ» в 1994 году, лежало всего-то 8 млрд рублей, или 690,6 тыс. долларов по тогдашнему курсу.
Но главный вопрос, разумеется, откуда такие деньги взялись у 25-летнего парня, не имевшего даже законченного высшего образования. Да еще и менее чем за три года, поскольку бизнесом он начал заниматься в феврале 1990-го, а убили его в сентябре 1993-го. На волне распада сверхдержавы в эпоху дикого капитализма случались, конечно, самые разные истории успеха, но все-таки даже по меркам начала 1990-х это было уже через край. Тут стоит заметить, что позднее бывший деловой партнер Медкова Аркадий Ангелевич утверждал, что размеры состояния его визави были, мягко говоря, преувеличены и никаких миллиардов у него не было и в помине. Но вот свидетельства других людей, близко знавших Илью, говорят об обратном: все они рисуют портрет ошалелого от свалившихся на него денег нувориша, буквально не знавшего, куда бы ему еще швырнуть очередную пачку долларов, и умевшего делать новые такие же пачки едва ли не из воздуха.
Социальное происхождение Ильи Медкова было типичным для выдвинувшейся под занавес 1980-х когорты «комсомольских предпринимателей». Родился 27 февраля 1967 года в интеллигентной семье, ничем особым не выделявшейся, кроме уважительного отношения к своим еврейским корням и традициям. Его мать была приемной дочерью одного из крупнейших советских специалистов по искусству Древней Индии Семена Тюляева. Поскольку мальчик проявлял интерес к естественным наукам, его запихнули в физматшколу, откуда он поступил в РХТУ им. Менделеева.
Ближе к третьему курсу у Ильи сменились приоритеты — он увлекся кино и самиздатом. «Он принимал достаточно активное участие в журнале “Сине Фантом”, — вспоминает художник и писатель Павел Пепперштейн. — Помню встречу с Вимом Вендерсом в квартире Медкова. Вим Виндерс приехал специально по приглашению “Сине Фантома” в Москву, на этой встрече присутствовали недавно умерший Борис Юхананов и братья Алейниковы».
Окончательно охладев к химии и точным наукам, Илья Медков то ли перевелся, то ли заново поступил на журфак МГУ. Там он не проучился и года. Ряд источников утверждает, что его отчислили «за диссидентские взгляды», что, впрочем, весьма сомнительно. В 1988 году, да еще и на одном из самых либеральных факультетов главного университета страны нарочитая оппозиционность была скорее нормой. Скорее всего, Медков был отчислен за то, что на журфаке отчасти являлось традицией, но примерно с третьего курса. Многие студенты к тому моменту пристраивались на стажировку в какую-нибудь газету или журнал, либо уже работали на полной ставке. Сдав четвертую или пятую сессию, они практически переставали появляться на факультете и получали свои дипломы уже через много лет разными хитрыми способами. Медков же пришел в кооператив «Факт» и на журфак практически одновременно и, видимо, решил «забить» на учебу с первого же дня, ну а деканат избавился от нерадивого студента.
С самого начала своего существования кооператив «Факт» интересовался процессами первоначального накопления, готовясь стать главной деловой газетой страны. Оказавшись в центре всего этого и увидав воочию, как делаются состояния при еще не рухнувшей советской власти, Медков осознал, что его кратковременный роман с журналистикой тоже был ошибкой и настала пора зарабатывать деньги.
Эта жилка, видимо, была в нем всегда. Вот как описывал Павел Пепперштейн свое знакомство с Медковым в те времена, когда тот еще учился в «Менделавке»: «Мы собрались в квартире у жены Антона [Носика] Наташи Зак, и среди прочих людей там сидело какое-то существо. Сначала мне показалось, что это очень уродливая еврейская девочка. Потом я понял, что это вовсе не еврейская девочка, а еврейский мальчик, причем в качестве мальчика вовсе не уродливый. Это и был Илюша Медков. И мы прямо в поезде, едущем в Коктебель, очень подружились. Человек он был очень необычный, это был человек фантасмагорический, с гигантскими фантазиями. Илья был невероятным мастером выдумывания грандиозных шалостей. Конечно, мы не осуществляли эти шалости, в основном мы их обсуждали. Среди прочего мы составили невероятный текст — план захвата власти в СССР. В этом плане очень подробно описывалось, во-первых, как мы захватим власть в СССР, во-вторых, что мы будем делать как властители. Ясное дело, это был очень деспотический режим».
Медков вступил в арт-группу Пепперштейна «Медицинская герменевтика», правда, его участие в ней было настолько эпизодическим, что в официально публиковавшихся списках «инспекторов МГ» он почти никогда не значился. Зато в Коктебеле между Медковым и Носиком сложилась до того тесная дружба, что позднее Пепперштейн в своем романе «Эксгибиционист» назовет их отношения оголтелой влюбленностью. Будущий отец-основатель половины Рунета будет следовать за Медковым повсюду и станет одним из главных его сотрудников. Когда в 1989 году Медков на паях с Ангелевичем учредит кооператив «Прагма», Носика позовут туда работать чуть ли не первым.
«Прагма» была типичным «комсомольским» стартапом, поскольку занималась импортом компьютеров. Благодаря отсутствию прямых поставок дело это приносило колоссальный доход: на один вложенный доллар можно было заработать до 40. Доехав до Союза, и без того недешевый «писи» заметно подрастал в цене и уходил почти за 2 тыс. долларов. В «Яндекс-книге» журналиста Соколова-Митрича упоминается, что купленная Аркадием Воложем квартира на Брянской улице обошлась в 3800 долларов, «по цене двух американских персоналок».
Кстати, именно благодаря своей работе в «Прагме» Антон Носик и заинтересовался компьютерными технологиями. «Он привозил компьютеры Медкову из Германии и освоил все операционные системы, и компьютер тоже знал хорошо», — вспоминал писатель, фотограф и специалист по интернет-рекламе Арсен Ревазов, знавший Носика еще по учебе в 3-м медицинском.
Первый миллион долларов Медков и Ангелевич заработали всего за год. Дальше все пошло в рост, но развернуться по-настоящему все еще не позволяла дышавшая на ладан советская власть. Внутри этого грандиозного механизма уже шли процессы в нужную сторону, даже вроде как началось нечто похожее на дележ активов, но всяких там с улицы к нему еще не допускали. Старт эпохе «большого хапка» дал провалившийся августовский путч. Уже в октябре 1991 года Медков разделяет бизнес с Ангелевичем и создает свой Прагмабанк.
В качестве основной задачи нового кредитно-денежного учреждения было заявлено посредничество при поставках сырья и сбыте продукции с госпредприятий. К задаче этой Медков подошел креативно, набрав к себе в штат сотрудников бывших советских министерств, оставшихся не у дел товарищей из профильных комитетов ЦК и прочих «обкомычей». Артему Тарасову Медков так пояснил смысл своей кадровой политики: «Это же простая психология! Например, мне нужен металл с Магнитогорского металлургического комбината, а у меня в штате как раз есть бывший первый секретарь обкома Магнитогорской области. Я ему говорю: мне необходимо познакомиться с директором металлургического завода. Тот звонит директору: так, чтобы завтра к десяти утра со всеми бумагами был у меня в Москве по такому-то адресу! И на следующий день директор завода вместе со всей своей свитой сидит у меня в кабинете и подписывает все нужные документы, искоса поглядывая на своего бывшего шефа».
В 1992 году Медков контролировал уже 9% всех поставок сырья в стране. Его Прагмабанк тоже не был банальной «прокладкой». К примеру, там впервые в России ввели овердрафты по кредитам и возможность управлять своим счетом по телефону при помощи специального кода, пересылавшегося по факсу. Если бы Медков остановился на этой точке или продолжил развитие в реальный сектор, то, возможно, имел бы шансы встретить нулевые живым и здоровым. Но сырьевые поставки, как и банковская деятельность, были лишь начальной ступенью к тому, что интересовало его больше всего — к чистой спекуляции, к возможности делать деньги из денег, а то и вовсе из воздуха.
Развалившиеся стены бывшего большого советского дома открыли множество тайников, в которых лежали сокровища, еще не присвоенные новыми хозяевами. Новое российское государство почти не занималось регулированием экономики и созданием правил игры, а законы не поспевали за реалиями. Сформировалась идеальная среда, которая вряд ли могла просуществовать долго, так что следовало торопиться.
Артем Тарасов в своей книге «Миллионер» оставил весьма подробное описание одного такого провернутого Медковым «дельца»: «Как-то Илюша приезжает ко мне и спрашивает: — Артем Михайлович, вы можете класть наличную валюту в банк? Только мне нужно очень много, например сто миллионов долларов в день наличными! Буду их на самолете привозить, я тут недавно самолет специальный прикупил…
— Илюша, — отвечаю ему, — такой объем наличности можно сдавать, ну, может быть, в Монако, и то не каждый день! В нормальной западной стране тебя немедленно арестуют. Но откуда у тебя столько денег?
— Понимаете, Артем Михайлович, сейчас происходит очень большая афера… Но вы не подумайте плохого, я в ней лично не замешан! Просто государство фактически ограбило половину населения вместе со всеми иностранцами в России… Вы наверняка слышали, что несколько месяцев назад Внешэкономбанк объявил себя банкротом, а на самом деле там на счету оставалось восемь миллиардов долларов. Так вот, клиентам банка предлагается — неофициально, разумеется! — заплатить, чтобы вытащить оттуда часть своих денег, иначе они исчезнут совсем… Сначала это стоило десять процентов, потом двадцать, а сейчас уже доходит и до тридцати. Деятели из Внешэкономбанка наняли множество курьеров, таких, как я, с самолетами. Вот мы и возим наличность за границу, кладем ее в банк и получаем свои проценты.
Илюша задумался…
— Я понимаю, что делаю что-то неправильное, — сказал он после паузы. — Но ведь закон, если он есть, должен прежде всего соблюдаться самим государством! Если оно само просит меня делать то, чем я занимаюсь, значит, это государственное поручение! Я ведь понимаю, что эта деятельность согласована с Верховным Советом и наверняка с председателем Центробанка, а может быть, вообще с Клинтоном? Если я откажусь возить деньги, на этом просто заработает кто-то вместо меня. А я что же, дурак? Это же их не остановит!
За несколько месяцев этой грандиозной аферы наличность из Внешэкономбанка была вывезена полностью».
Заодно на том же самом самолете Медков вывозил из России редкоземельные металлы, разумеется, контрабандой. Прикрытием для этих операций служили частые поездки Медкова на выставки, кинофестивали и прочие арт-мероприятия. Позднее Антон Носик в редакции «Ленты» рассказывал, как они рисовали печати на таможенных документах в программе Corel Draw, приводя это как пример превосходства человека цифровой эпохи над замшелыми чиновниками — «совками». Правда, довольно скоро рентабельность этих полетов снизилась, а европейские покупатели начали отказываться брать привезенные не пойми кем в чемоданах таллий, иридий и стронций: «Ну хорошо, мы у вас возьмем дешевле, чем обычно, и откажемся от поставщика, который нам двадцать лет продает этот металл. На следующий год мы вас не увидим: вас либо посадят, либо застрелят».
Еще одним источником медковских миллиардов стали «чеченские авизо». Государственная часть российской финансовой системы оставалась донельзя архаичной и работала по тем же законам и принципам, что и в советские времена. Никаких электронных переводов еще не было. Для облегчения взаимодействия госбанков с зарождавшимся бизнесом по всей стране была открыта сеть РКЦ — расчетно-кассовых центров. Авизо, или авизовкой, назывался бумажный запрос на осуществление денежного перевода. Мошенники (как правило, из рядов чеченских преступных группировок) подкупали сотрудника РКЦ и через него подсовывали в Центробанк фальшивую авизовку — скажем, требование средств на оплату сырья в адрес несуществующего завода от такого же фиктивного обогатительного комбината через посредничество некой фирмы-однодневки. Сумму выдавали, а поскольку сверка финансовых документов по советской традиции осуществлялась раз в несколько недель, если не месяцев, к тому моменту выяснялось, что и фирмы уже не существует, и деньги давно получены непонятно кем и вывезены в Чечню.
Лучше всего суть этой схемы выразил покойный лидер сепаратистов Джохар Дудаев: «Мы отправляли к вам разные бумажки, а взамен мне привозили самолеты с мешками денег». И он ничуть не преувеличивал: потери российской экономики от фальшивых авизо толком не подсчитаны до сих пор, оценки колеблются в диапазоне от сотен миллионов до нескольких миллиардов долларов. Правда, по мнению также покойного журналиста «Новой газеты» и депутата Госдумы Юрия Щекочихина, главные выгодополучатели от афер с фальшивыми авизо сидели вовсе не в Чечне: «Все деньги практически оставались в Москве и шли на Запад».
Банк Медкова активно участвовал в обороте «чеченских авизо», причем, по словам Артема Тарасова, делалось это на вполне законных основаниях. «Какая мне разница, как они называются в народе, — говорил Медков, — чеченские или мордовские? — цитировал его первый советский миллионер в своей книге. — Для меня они просто авизовки, согласованные с Центральным банком, то есть государственный документ, под который я как банкир обязан выдавать деньги! Я их сам не печатаю, мне их предъявляют официальные клиенты банка!
И он выдавал деньги. И прокручивал миллиарды наличных рублей, строго соблюдая формуляры и постановления Центробанка России».
Отдельные авторы приписывали Медкову даже вывоз «золота партии», хотя это, конечно, полная чушь хотя бы потому, что упомянутое «золото» никогда не существовало в виде кучи слитков или драгоценных камней и не находилось на территории СССР. Но к образу владельца Прагмабанка эта байка почему-то идеально подходит. Как писал Артем Тарасов, «до сих пор я уверен, что российская земля породила только двух предпринимателей такого масштаба: одного реального — Илью Медкова, а другого литературного — Остапа Бендера».
К середине 1992 года Прагмабанк успел разрастись в целую империю, в которую помимо собственно банка входили промышленные предприятия, нефтяная компания и прочие сырьевые активы. В рамках одного кредитного учреждения всему этому добру стало тесно. В сентябре Медков преобразовал свой бизнес в концерн ДИАМ. По одной версии, название это расшифровывалось как «Дело Ильи Анатольевича Медкова», по другой — «Дорогой Илья Анатольевич Медков», в общем, от ложной скромности он явно не страдал.
Медков раньше всех, пожалуй, даже раньше Березовского, понял, для чего большому бизнесу нужны собственные медиаактивы. И сумел наложить лапу на главный нервный узел зарождавшихся российских СМИ — информационные агентства. «Интерфакс», ИТАР-ТАСС и прочие находились на балансе у государства, а потому, как и все остальное в те смутные времена, финансировались по принципу «еле-еле душа в теле». Медков начал платить сотрудникам информагентств по сути вторую зарплату, но вот мысли по поводу использования этого ресурса у него крутились исключительно в околокриминальном ключе.
Один из его грандиозных планов сохранился в мемуарах Тарасова: Медков хотел вбросить через агентства утку о том, что после провала операции «Анадырь» на Кубе все-таки осталось несколько советских ракет с ядерными боеголовками, у которых давно вышла из строя вся электроника, а значит, в любой момент они могут нанести удар по штату Флорида. На волне поднятой этим сообщением паники он собирался скупить за копейки самую дорогую американскую недвижимость. Совершив несколько звонков в США и побеседовав со знакомыми брокерами и адвокатами, Тарасов поведал юному дарованию, что американские законы квалифицируют подобные фокусы как манипуляцию рынком и за такое полагается до 20 лет тюрьмы. Медков к своей затее охладел. При этом множество источников приписывают ему другую похожую аферу — переданное однажды ИТАР-ТАСС ложное сообщение об аварии на ЛАЭС, якобы сопровождавшейся утечкой радиоактивного топлива. Пока директор станции звонил по всем мыслимым телефонам, пытаясь хоть как-то опровергнуть эту чушь, брокеры Медкова скупали резко упавшие в цене акции финских, норвежских и шведских компаний.
Именно Медков «раскрутил» Константина Эрнста на раннем этапе его карьеры. «На нем, чисто на его деньгах вырос Костя Эрнст, — рассказывал Глеб Павловский в интервью Михаилу Визелю. — До 1993 года Илья очень плотно его спонсировал. В частности, самый знаменитый продукт Кости тогда — это “Матадор”. Эту программу Медков финансово обеспечивал». Еще одной идеей, с которой носился молодой миллиардер уже незадолго до смерти, было открытие собственной деловой газеты под названием «Финансовый вестник», которая должна была составить конкуренцию «Коммерсанту». С этой целью он импортировал обратно на родину уже успевшего репатриироваться в Израиль Антона Носика. За его возвращение в Москву Медков положил ему немыслимый по тем временам оклад 10 тыс. долларов в месяц, то есть эквивалент двух с половиной московских квартир. Столько тогда не получал даже Ельцин.
Но «Финансовому вестнику» так и не суждено было запуститься. Носик принес готовую верстку вместе с примерами материалов посмотреть Глебу Павловскому, а тот ее жестко раскритиковал, заявив, что «с такой газетой в Москве идти некуда, кроме как куда-нибудь на фабрику». Раздосадованный Носик бросился все переделывать, а пока он возился, Медков погиб, и проект остался без финансирования.
Личная жизнь Медкова представляла собой настолько запутанный клубок, что в нем невозможно разобраться даже в наши дни. Со слов Павла Пепперштейна мы знаем, что первой его супругой была Оксана Сильвестрова, сестра режиссера Андрея Сильвестрова, ученика Бориса Юхананова, с которой он познакомился еще во времена своего участия в журнале «Сине Фантом». Видимо, это был типичный студенческий брак, который со временем не выдержал перемен, происходивших в людях благодаря свалившимся на них деньгам. Прежде робкий с женщинами Илья, жутко стеснявшийся своей карикатурно-семитской внешности и не способный пригласить понравившуюся ему девушку в номер отеля, осознал, какую власть над ними дает количество нулей на банковском счете, и стал этим пользоваться. «Илья изменился: оперился, стал ездить к Лисовскому как один из главных клиентов на его дискотеку в Олимпийский комплекс в Москве, — писал Артем Тарасов. — Начал дарить женщинам машины, квартиры, бриллианты… Если девушка ему очень нравилась, он дарил ей за одну ночь машину и квартиру. Наверное, это была реакция на то, что он вдруг из некрасивого гадкого утенка превратился в человека, в которого все почему-то влюблялись с первого взгляда… Одну из своих подруг, девятнадцатилетнюю красавицу Кристину, он поселил в Лондоне. Илюша увел эту девочку у Германа Стерлигова, она работала в “Алисе”. Потом Кристину зарезали. Уже после смерти Медкова».
Не об этой ли Кристине говорил Павел Пепперштейн в интервью Михаилу Визелю для его биографической книги об Антоне Носике? «У него была тогда девушка (Илья был очень влюбчивый человек), которая ему втемяшила в голову, что должна поучаствовать в конкурсе “Мисс Москва”. И вот она уговорила его на 10 дней приехать в Москву. В первый же день он не выдержал, хотел посмотреть, что там происходит в банке, и когда он вышел оттуда, снайпер его и застрелил».
В свой последний, 1993 год Медков, видимо, решил вступить в новый брак. Его избранницей стала актриса Екатерина Семенова, та, что в детстве послужила прототипом для образа Алисы Селезневой из мультфильма «Тайна третьей планеты». С Медковым они познакомились в клубе при отеле «Метрополь», и уже через пару дней, заикаясь от волнения и отчаянно грассируя, он позвонил ей и пригласил сходить на выставку. После нескольких встреч он сделал ей предложение. Но их брак так и не состоялся — крайне озабоченный личной безопасностью Илья сообщил Семеновой, что после свадьбы ее повсюду будут сопровождать охранники. Она восприняла это как посягательство на личную свободу, и пара разругалась прямо на пороге ЗАГСа, куда пришла подавать заявление. Отношения они при этом сохранили, в принципе ничто не мешало попробовать еще раз, но тут Медкова убили. Об их связи к тому моменту было известно многим, так что именно Семенова стала первой, кого вызвали на опознание тела в морг Боткинской больницы.
Илью Медкова убили 17 сентября 1993 года в 1.15 ночи на выходе из офиса ДИАМ-банка, располагавшегося в комплексе зданий «Московской правды» на Пресне. Медкова охраняли около 300 человек, причем в штат этой структуры входила своя небольшая служба разведки. Он даже скупил все квартиры на верхнем этаже жилого дома, выходившего окнами на его офис. Но все эти меры не помогли, поскольку в ту ночь Медков пренебрег сразу несколькими правилами охраняемых випов — покидая свое жилище или офис, всегда надевать бронежилет, передвигаться быстро и держаться промеж двух охранников с дипломатами-заслонками.
Киллер использовал карабин СКС с оптическим прицелом и глушителем. Он пробрался на чердак жилого дома и стал ждать появления Медкова. Покинув офис ДИАМ, тот, вместо того чтобы сразу сесть в машину, зачем-то пошел в другую сторону, а потом внезапно упал. Со стороны это было похоже на сердечный приступ. Подбежавшие охранники увидели растекавшуюся по асфальту лужу крови и немедленно позвонили в скорую. Пуля попала Медкову в живот и пробила печень. После четырехчасовой операции и нескольких часов в реанимации он скончался.
Ни имя киллера, ни даже предполагаемый круг заказчиков не известны до сих пор. Дело по-быстрому закрыли, как и многие случавшиеся тогда аналогичные убийства представителей первого поколения российских скоробогачей. Предположений на эту тему было много, включая чеченцев и бывшего делового партнера Ангелевича.
Артем Тарасов в своей книге предполагал, что непосредственной причиной убийства могли стать операции с «чеченскими авизо»: «Совсем незадолго до убийства Ильи завершился уникальный судебный процесс. Иск частного ДИАМ-банка Медкова к Центробанку России был удовлетворен! Главному банку страны предписывалось немедленно вернуть Медкову незаконно конфискованные три миллиарда рублей — они были изъяты для покрытия дыр, образовавшихся в Центробанке из-за чеченских авизо…
Илюша позвонил мне за несколько дней до своей смерти. Его голос звучал восторженно:
— Артем Михайлович, вы в свое время выиграли процесс “Кооператив “Техника” против Минфина”, а я выиграл этот! Суд подтвердил, что в чеченских авизо виноват прежде всего сам Центробанк. Теперь Геращенко всем ограбленным частным банкам возвратит конфискованный капитал! Вы представляете, свершилось чудо, мы становимся цивилизацией!»
После этого суда Медкову якобы намекнули, что ему лучше исчезнуть, и он стал готовиться к эмиграции, но не успел.
Уже в 1994 году против бывшего ДИАМ-банка, после смерти основателя переименованного в банк «Новая экономическая позиция», было возбуждено уголовное дело в связи с оборотом фальшивых авизо и фиктивных чеков «Россия». По нему, в частности, проходил племянник Олега Ефремова Кирилл, который позднее также был убит. Напоследок процитируем кусок записи из ЖЖ Антона Носика, которую тот сделал в день 37-летия Ильи Медкова: «Возможно, когда истекут все сроки давности, история тех лет будет написана — под редакцией кого-нибудь из доживших, но все еще помнящих. И про ДИАМ, и про “Прагму”, и про компьютер ЦБ, и про РКЦ, и про дилинговый центр, и про 13-ю Парковую, и про неудачные переговоры в Ялте, и про крутой маршрут Бутырки — Варшава — Писгат-Зеэв, и про генетические исследования человека, и про дважды перекрашенный самолет… Мне было бы, наверное, сильно проще жить с верой, что это была не наша жизнь, а просто какое-то кино, или книжка Болмата, или просто сон дурной. Но это был не Тарантино, не Болмат и не сон. Это была наша жизнь. И Илюшина смерть в том числе».
Фото: Зотин Игорь/ТАСС
Текст: Алексей Байков
