В конце января 1949 президент Трумэн предложил Сталину встречу в Исландии, так сказать, на полпути. Во время войны американцы вышибли оттуда англичан, и встреча могла пройти без лишних ушей. Фигурировал и простой, но более болезненный вариант Вашингтона. Сталин встречаться не хотел, поэтому предоставил в ответ площадку Польши. Союз с Великобританией в ту пору у СССР был вполне легальным, но выглядел в контексте Фултонской речи анахронизмом. Впрочем, это только так должно было выглядеть.
[Продолжение о переворотах альянсов.]
На тот год у сторон было запланировано немало, например, НАТО и испытание атомной бомбы. Но и пропущенного оказалось в достатке. Помимо встречи с президентом США у него дома, вождь СССР не велел проводить у себя дома перепись населения.
Но главной бомбой была смена власти в Китае. 1 октября была провозглашена КНР. А в декабре к Сталину приехал Мао. (Почему главной? Ну, две других, несмотря на гигантский пиар, не сработали, а китайская взрывается перманентно.)
В сущности, её ждали. И Трумэн сделал подкоп сам.
В Каире Чан Кайши открыто предупреждал Рузвельта, что если после войны Гонконг снова отдадут Великобритании, то именно оттуда пойдёт антиамериканский переворот. Ну, так и случилось. Рузвельт обещал Чану поддержку против Черчилля, и стоял на том, чтобы передать Гонконг Китайской Республике, пока скоропостижно не умер (или помогли), а новая администрация впустила Королевский флот в бывшие владения Империи. (В спорах о Гонконге доходило до того, что Черчилль требовал в ответ направить на американский Юг группу международных наблюдателей.)
Напомню, что переворот совершили агенты в партии самого Чана, организовавшие 1 января 1948 в Гонконге Революционный комитет Гоминьдана. Именно в этот день Чан выступил с новогодней речью, в которой определил целью разгром армии коммунистов. Что же заявил Ревком, сплошь состоявший из крупных функционеров? Первым пунктом шло требование вступить с коммунистами в союз, вторым – устранение Чан Кайши, третьим – указание американцам выйти и закрыть дверь с той стороны. Поскольку против американцев применили их же заклинание, то, разумеется, ни Чан, ни они сами ничего не могли поделать с заговорщиками, защищёнными британской властью. Страна начала сыпаться, как СССР в конце 80-х. Одна за другой провинции отпадали от Гоминьдана, чтобы присягнуть КПК. Какой стране это было выгодно, вопрос риторический. Я писал о хорошем отношении гоминьдановцев и лично Чана к русским и плохом к Коминтерну. СССР тоже имел дела с Китайской республикой на дружеской основе. Проблема была не в государстве, а в партии и её персоналиях. То есть, СССР тут ни при чём. С Соединёнными Штатами со времени Первой опиумной войны конкурировала Британия.
Подавался медленный движ боевиков КПК, как влияние Москвы, которая якобы передала оружие Квантунской армии коммунистам для ведения Гражданской войны, но при этом Москва поддерживала прекрасные отношения с Китайской Республикой и на все попытки Мао прорваться с визитом в СССР, отвечала, что сейчас не время. Сталин считал, что в паре с англичанами играет важную роль в деле пускания пыли в глаза американцам. Типа, мы дружим с вашим Чаном и с маргиналами дел не имеем. А коммунисты живут за счёт наркоты и снабжают себя сами. Сама довольно компактная армия Мао представляла собой смесь из бандитов за долю, нищих за паёк и пленных за жизнь. (Как в Советской России времён Гражданской.)
США в ту пору были единственным очевидным хозяином мира, в том числе, имели своё правительство и армию в Китае. Зачем китайские элиты совершили переворот альянсов и отдались весьма сомнительным во всех смыслах англичанам? Ответ может быть только один: из личной выгоды, путём встраивания в систему британских элит. И, конечно, беспрецедентных персональных гарантий.
Это более или менее ясно всем, но требует проговаривания.
Что предлагала модель США? Некую абстрактную демократию и благосостояние нации. Куда конкретно денется тот или иной генерал-губернатор провинции – не объяснялось: «народ решит». И это в идеале, – а в реале решал некий местный Чан, примус интер парес, что бесило, ибо, какого хрена. Принципы социального паразитизма роста при американском надзоре были крайне невнятными. Китаец, конечно, великий предприниматель, но порядок должен быть. Британская модель полностью укладывалась в русло традиционной китайской стратификации, где чиновники сдавали экзамены на должность, заучивая всякую правильную белиберду. Каноны и ереси могли меняться, но сам принцип оставался неизменным. Провинциальную элиту очень привлекал также факт внешнего арбитража. Все привыкли, что арбитром провинций был пекинский император-маньчжур, то есть, равноудалённый от ханьцев центр мира.
В этой системе координат совершенно понятно, кем были Мао Дзэдун или Сталин. Верховными толкователями белиберды. Посланцами арбитров.
В качестве иллюстрации вспомним, с каким трудом якобы всесильный Сталин получал кресло главы советского кабмина. Но и Мао только что вознёсся на премьерский трон.
Как и революции в России, как и революцию 1911 в Китае, этот перехват власти тоже осуществляли не низы с винтовками, оставшимися после войны, а высокопоставленные интересанты. То, что революция шла не с севера, из Особого района КПК, а из южного Гонконга, иллюстрирует сам факт нахождения Мао в СССР в конце 1949. Он приехал на широко отмечавшийся юбилей Сталина, и остался на два месяца, а посерёдке к нему присоединился глава МИД Чжоу Эньлай со товарищи. То есть, Ленин с Троцким взяли бы и уехали в январе 1918 в Берлин недель на восемь. Ну и, конечно, оставлю в покое тот злополучный факт, что Сталину в декабре 1949 исполнялось не 70, а 71. Тогда об этом мало кто знал, да и фиг с ним. Но из таких нестыковок вся коммунистическая историография и состоит. Но нестыковка одна, вторая, третья, – и всё рассыпается в прах.
Ведь хочется спросить, а кто остался на хозяйстве в только что перевёрнутой стране, после, как говорят, жестокой и кровопролитной Гражданской войны, длившейся, вроде как, два десятка лет? Неужто не боялся Мао своей контрреволюции или чужой интервенции? Или хотя бы внутрипартийного переворота в дни своего отсутствия? (Историки учат, что нахрапистых оппозиционеров в КПК во все времена было пруд пруди, и в следующей статье я высвечу кое-кого.) Неужели не было срочных административных дел у себя дома, в самый начальный период становления, когда время и кадры решают всё?.. Ведь даже банальная телеграфная связь была затруднена.
Не потому ли, что всё и так делали (а, точнее, уже сделали) другие, а китайские товарищи занимались оформлением чужих результатов и были на самом деле зиц-вождями, причём, ещё более зиц-, чем тот же Ленин? А Мао к концу 1949 уже три года как твёрдо был назначен, приклеен и заколочен генеральным зиц- КПК?
В СССР, куда так давно стремился, он повёл себя более чем странно. Чел, в самом деле, приехал только на юбилей. Представиться старшему брату (ибо на тот момент градус коммунистов Союза был, конечно, выше, так как имелся, напомню, договор о дружбе с Великобританией) в качестве смотрящего за Китаем от мировой коммунистии, получить соответствующие региональные местночтимые заверения. Конечно, померяться градусом. Советские вожди, сами не бог весть, какие делатели, были шокированы полным отсутствием у Мао какой-либо государственной повестки. И не только повестки, а вообще... представлений о государственной деятельности. От переговоров он наотрез отказывался, да и просто поговорить с ним оказалось практически невозможно: он предпочитал молчать по целым минутам. Конечно, и Сталин и Молотов, зная, кто такие они сами, больших иллюзий насчёт Мао не строили, но чтобы человек олицетворял «ноль» до пятого знака после запятой??
То есть, Сталин принял его в первый же день, Мао произнёс дежурную речь о дружбе в тысячу лет и – замолк. Чтобы вывести дорогого гостя из омерты, его изолировали на сталинской даче в Усово и раз в день подсылали к нему по члену Политбюро с уговорами вступить в переговоры. Узник держал рот на замке. Ему было нечего сказать по существу. Не важно было запрещено или нет. Просто это был идеальный религиозный демагог. «Винтовка рождает власть».
[Тут, честно говоря, нет полной ясности, отчего натужно молчал Мао. Предположим, приезжает резидент, типа, «в центр», его впускают, сажают за стол, всё вроде по чину... Ну, он, как завещано, спрашивает: «У вас продаётся славянский шкаф»? А ему вместо отзыва объясняют, почему Сталин мешает красное с белым. (Так и было в реальности.) У шпиона оторопь. В ступоре он притихает на казённой кровати с тумбочкой. И неделю бычится рыбой, пытаясь одновременно связаться по запасному каналу с кураторами: что случилось, кто виноват и что, сука, делать? Те шифруют: жди подмоги, приедут, разберутся.]
Зато Мао охотно ездил с экскурсиями по городам и весям, ходил на выставки: музейные, колхозные, заводские. В конце концов, с Чжоу Эньлаем прибыли какие-то полноправные спасатели и подписали какой-то зиц-договор об эрзац-дружбе. Скажут, что у Мао просто не было соответствующих полномочий, – и в английской системе это нормально, – у короля тоже нет внешнеполитических полномочий, но поговорить-то он может. Более того, это его основная работа, говорить с людьми. Мао не мог и поговорить.
В конце 20-х в числе проваливших антигоминьдановское дело, его, как известно, исключили из акторов и отправили в свой Разлив. Бугров, державших крохотный труднодоступный район с сотней тысяч податных кормильцев, попросили подвинуться и разместить будущего кормчего с охраной, аналогичной нашим латышским стрелкам, оберегавшим ленинскую гвардию от самороспуска. (Утверждается, что за постой Мао платил оружием и боеприпасами, которых имел излишки.) Ленин, как известно, в своей ссылке написал текст «Государство и революция», в котором обосновал необходимость вернуть его в Петроград. Мао переписал труд Ленина своими словами, а именно, приземлил на реалии Китая теорию, как путём восстаний вооружённого народа брать власть в городах.
Конечно, ни у журналиста Ленина, ни у поэта Мао ничего на практике не вышло, да и выйти не могло. Но священные тексты впоследствии издали в качестве свидетельства кровавой простыни: вот они – революционеры, бравшие власть, мудрые теоретики, осуществившие на практике. Дабы люди не заглядывались на истинных организаторов, исполнителей и интересантов путчей.
Как и в России после революции 1905 – 07, в Китае после революции 1925 – 27 Мао тоже пришлось ждать большой войны: гоминьдановцы путчистов эффективно подавили (а демонстрацию попгапонов расстреляли английские войска), что являлось отражением краткосрочного американского нажима на англичан о влиянии в Китае. Так что Мао пришлось отказаться от старых построений и начисто переписать теорию в виде нового хауптверка о вопросах народной революционной войны, то есть, партизанщины. За десяток продуктивных лет у вождя появился труд о ведении боевых действий: чудовищный по своей пошлости сборник банальностей и трюизмов, по сравнению с которым манёвры Пфуля сияют эверестом стратегического мышления.
Попутно Мао сделал фантастическое открытие о течении вооружённой революции из деревень в городки и потом столицы. Этого народничества не было нигде и никогда, но в Китае стало возможным. Никогда и нигде революция не ползла по просёлкам три года, но в самобытном Китае возможно всё.
А реальная революция конца 40-х прошла, конечно, по первому сценарию, разве что «восстания» поднимал не исстрадавшийся люд, а зажравшиеся руководители (хозяева) регионов и местных воинских контингентов, но в официозную историю провели сценарий №2.
О втором перевороте альянсов от китайских коммунистов продолжу в следующий раз.
По теме: Откуда взялся Китай
По теме: Почему Китаю не стать мировым лидером
По теме: Когда, где и кем Китай был признан великой державой