Вот, Юрий Трифонов, например, всю жизнь отвечал на базовый вопрос «Что случилось?»
Леонов это знал точно. Но хотелось всегда, чтоб чаю.
Леонид Леонов относится к массиву писателей, уверенно переживших свои книги. Чуть избыточная гальванизация совписа некоторыми нонешними литераторами (из той же, впрочем, обоймы) к массовому спросу на «Соть» и «Русский лес» не приводит. Современники и знакомцы Леонова: Булгаков, Катаев, Каверин, Шолохов, (допускаю, что и Горький), – остались обретаться в доме русской литературы (на разных, впрочем, этажах), а Леонов, наиболее фундаментальный по объёму кирпичей своей пирамиды – исчез. Причём, задолго до.
Ни у кого
Грустного вида
Был Леонид
Нет Леонида
Говорили, что ранние «Барсуки» и «Воры» Леонова, затоптанные советской цензурой 30-х, были светочем и надеждой русской литературы, отрадой эмиграции. Но – не были, потому что будь они столь хороши, как их хвалил тот самый Горький, читались бы и сегодня – и всегда.
Вот и приходится без обиняков признать, что ранний успех и последующий взлёт Леонова связаны лишь с удачной женитьбой на дочери влиятельнейшего издателя.
Тут бы дело и закрыть. Но –
На примере Леонова можно проследить, что всё это торжество ангсоца было и есть. Откуда такой странный и противоестественный успех леоновского подросткового политпросвета. Успех не у читателей, конечно – какому чудику интересны лохмотья высосанных из пальца деяний деревенских и фабричных, вычурно описанные изувеченным языком Достоевского, тоже невеликого, блин, стилиста? Успех случился у издателей, критиков, режиссёров, вождей. На чей счёт этот кишлачный сабантуй, и почему не только его, а вообще весь сов-лит превратился в сплошной, без прорех ЛЕФ?
Сказать, что женитьба на дочери Сабашникова есть лишь фарт, добавивший таланту очков, не получится: первые (и роскошные) издания глыб состоялись как подарки молодожёну, ради новичка, отложили, например, публикации знаменитого социалиста и дезертира Максимилиана Волошина. Леонов до того, конечно, публиковался. По мелочи. У отца, мелкого поэта и издателя. И быстро смекнул, что путь должен быть максимально прямым и быстрым. В карьере писателя не сыщете турбулентных деепричастных и кривоколенных придаточных, как в его раскидистых строках. Там – мажорный револьверный барабан из 6 (шести) орденов Ленина.
А кроме Горького и Луначарского кому ещё пришёлся по нраву дебютант? Можно привести полный список за и против, но важно ли. Зачем для прямого восхождения склоняющие читатели, рецензенты и литературоведы, если твой литагент – директива «Правды»?
Скажут, его книги и пьесы потом запрещали, а самого гнобили, подвергая опале и обструкциям. Да он, мля, чуть не сел! Но... тра-та-та-та-та! Шесть Ленина... с довеском.
Тут, если кто решил, что купцы Сабашниковы – простой гандикап мастеру на 100500 очков вперёд, дальше читать не надо. Дальше поглядим, почему весь пар таланта ушёл в свисток странного ордена.
Поищу рядом. В прошлом. В тех деталях, где вечно кое-кто сидит. Потому что фора там не простая, а как у лотерейного билета, выпавшего Мастеру.
Кто отец Леонова ещё? Мелкий революционер, изменник Родины. Кто его тесть ещё? Революционер крупный. Лидер и финансист изменников Родины. Понимал ли всё это Леонов? Безусловно: чел родился в 1899, на месяц позже Владимира Набокова, сына февралиста и одного из лидеров кадетов, изменника Родины. То есть, жизнь до запечатлел острой юной памятью. Тесть одного и отец другого состояли в одной партии и в одной ложе, но Сабашников обретался градусом выше. До такой степени, что Набоков-старший оказался застрелен в Берлине в 1922, а Сабашников делал бизнес и в СССР, умер своей смертью в 1943 и похоронен на Новодевичьем. Начинали писатели с дурацких псевдонимов. Сирин, как и Лапоть, стартовал с публикаций в газете отца с названием, извини за выражение, «Руль».
«Руль»... (Ни одной своей мысли. Английским курам на смех.) Ну что взять с убогих кадетов...
Кроме революций, конечно. Ведь поднимались они не в 1917.
Кашу заварили куда раньше. В 1904 их масонский «Союз Освобождения» на сходке в Париже решил, как сподручнее бороться с самодержавием и почему именно во время японской войны. Стратегию диван-аншефы измыслили великую: «die erste kolonne marschiert, die zweite kolonne marschiert...» отставить!.. «наступать врозь, а бить вместе», скопировав её с завета Мольтке-старшего своим генералам перед завоеванием братских немцев Австрии. А в 1905 «освободители» организовали английский профсоюз железнодорожников и устроили всероссийский коллапс на путях сообщения. Зачем? Дай порулить, злыдень! Некоторую власть изменники получили: э-э, злыдни, мало. В 1917, во время очередной войны, чьё-то дело доделали. Но масонство – технология чужая, с закладками: «Горшочек, вари!»
[Скажут, что я умышленно упрощаю, ведь к Сабашниковым Леонов попал не сразу. Ок. Первым издателем юного таланта стал Копельман (да ещё и сам напросился). Но и этот персонаж, как на грех, социал-демократ, революционер, политэмигрант, казначей, делал бизнес в СССР, тихо умер в Москве в 1944.]
Вообще, вокруг Леонова подозрительно быстро сформировался круг высокопоставленных соцдеков, как прошлых, так и функционирующих. Интересующиеся могут заглянуть в очень похожий круг Ивана Ефремова. И вообще, сравнить габитусы и стиль явления сабжей трудовому народу.
А вот как ещё можно разбирать творчество Леонова, не разоблачив до сермяги происхождение и восхождение? А, разобравшись, надо ли уже мусолить творчество? Не есть ли оно чистой воды (талантливая, конечно) профанация? Стилизовал же он повествования под народного баяна с подвывертом. Кстати, для кого? Кто будет это читать? Неужели землепашец, лавочник или мастеровой, про которых это писано? Или всё-таки, мастер масонской лавки СоцДеков – издатель с понятьицами из их катехизиса, что и как надо писать?
Тогда, бляха-муха, товарищ, что за ересь ты творишь? Чего хочешь добиться, вымучивая вонь портянки эпистолами Коли Остен-Бакена к Инге Зайонц? И к чему это нарочитое деревенское шарлатанство? Ну не знали русские писатели деревни! – никто не знал и не хотел знать, – потому что там пусто и скучно, – так куды ты полез, военкор, чаво тужишься имитировать? Для кого это?
В принципе, так писать можно, ведь литература это просто игра ума сродни математике. Мериме сочинил испанских цыган, а Гоголь целый легендариум Малороссии, на зависть Толкину. И яркому купеческому мизантропу выдумать советскую деревню не западло. Только всё это пишется сознательно на экспорт. А для своих есть то, что называется чувством меры. Не надо лишний раз теребить Гондурас. Но только Булгаков высказался на эту тему предельно честно: деревню не люблю. И не на кухне, а в ГПУ.
Леонов прекрасно помнил, что за жизнь была раньше, и кто всё испортил. (Не в деревне, а вообще.) Но как быть, если эти «вы и убили-с» – твои близкие, устроившие вертикальную карьеру, почёт, славу, деньги и власть... Так ведь и при старом режиме мог так же... Сабашниковы-то, они, что на этом, что и на том свете... Да и Горький... Ан – не мог бы?.. Или всё-таки?.. Облезлую эту ромашку теребил Леонов всю жизнь.
Действительно, читатели мало заботили автора. Там, где есть один только издатель, книги делались для него. Половина писателей из старой жизни игрались тогда в такую русскую рулетку: за пятью формальными панегириками подкидывать одну кошку-бяку. Только читателю, особенно сегодняшнему, все эти английские памфлетные шифры до лампочки. Странно лишь то, что Леонов умудрялся подкидывать две бяки, и, как ни странно, выиграл. При этом, правда, сам весь пошёл в ботву.
Распутаю ещё немного назад.
Считается, что Леонов всю жизнь опасался, что советские его выведут на чистую воду. Принципиально расследуют, кем и как он служил англичанам на Севере. Ну, типа, вывели же Берию, служившего им на Юге, – да прямо к стенке. Есть легенда, что писатель уже всесоюзной знаменитостью хотел поехать туда и изъять (выкрасть) архивные публикации, фото, письма, легенды, тосты... Но... всё уже оказалось аккуратно процежено, статьи педантично вырезаны из газет, житие пунктуально залегендировано и вздымаются тосты...
А расследовать надо. Это и сегодня не поздно, даже напротив, в самую пору. Как хваткого и неглупого карьериста в британском клифте приметили и направили в центр, – а партайгеноссе Сабашникову шепнули про толкового парнишку, его будущего покровителя. Да и Горькому подняли веки в Сорренто, бросить приветливый взгляд. Довольно жутко, конечно представлять, как в русском лесу оборотни погоняют оборотнями, и наоборот, – оборотни оборотнями, но ведь так и было. А, впрочем, не ужас-ужас-ужас. Ужас-ужас-ужас был на Севере при палаче Кедрове. Но правоэсерских англичан Леоновых как-то нежно обтекло. Был Лапоть белым – обернулся красным. Стоял против, сел за. Но какая разница под английской-то присягой? Разматывая свои архангельские будни, Леонов писал, что для англичанина везде Африка.
Вот тут бы и поспорить, то ли Леонов эпигон-апологет ФМД, то ли офицер-соцреалист СД. Для Достоевского-то главное деконструировать перед Богом себя, а у Леонова, как у следователя по особо важным, главное – на себя не выйти.
Ну не понятно литературоводам, чего это ему было надо, то ли конституции, то ли севрюжины с хреном христианства корней, то ли Сталина в веках. А...
… я только на словах поиграть, в голове помечтать, а на деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить. Знала ль ты это, или нет? Ну, а я вот знаю, что я мерзавец, подлец, себялюбец, лентяй.
Ну так и иди... лесом своим.