Бирюков поднялся, приоткрыл окно.
Ночь серебрилась инеем… А сквозь морозную свежесть – дыхание вишнёвых веток, чуть уловимая, такая неожиданная нежность…
Перед весною так бывает.
Весна каждый год повторяется.
Каждый год белой кипенью над землёю – вишнёвый и яблоневый цвет.
Лишь время, когда было всего семнадцать… и сердце билось в ожидании… и кружили голову неясные желания, – неповторимо.
Почему же представилось, как расплетенная коса мягкою золотисто-русою волною укроет её плечи?..
С Верой Андреевной, с Верочкою, обвенчались в такое же предвесенье, когда февральская синь обещала скорую звонкую капель, горьковатый запах клейких тополиных почек… а дальше – склоны балок в лазоревом цвету. Верочке той зимою шестнадцать миновало, а Евграфу шёл девятнадцатый год.
Невесту Евграфу присмотрела мать, Василиса Фёдоровна, – женщина строгая и до того властная, что любая её воля непременно исполнялась: касалось ли дело ворот с коваными узорами, деревянной решётки на террасе, крыши на садовой беседке… вишен для варенья или капусты на пелюстку. Решение маманюшки – что Евграф женится на Верочке Дёминой, – не удивило ни отца, Гордея Петровича, ни самого Евграфа. Василиса Фёдоровна всё же сочла нужным объяснить свою материнскую волю:
-Домовита, покорна. Учтива и тиха, ровно вода в кринице, – не чета нынешним вертихвосткам да свиристёлкам. Собою хороша, – чего ещё?
Евграфу невеста понравилась: мать права, – такою и должна быть жена, хозяйка дома…
А ожидания с головокружительными желаниями – это лишь дань юности…
В свои восемнадцать Евграф умел самостоятельно распорядиться поставками угля на солеваренные заводы под Бахмутом и кораблям на Черноморский флот.
После свадьбы была первая весна, что не волновала цветением вишен и яблонь: Вера Андреевна, молодая жена Евграфа Гордеевича, оказалась безупречною хозяйкой, потому и ладились купеческие дела. Не возразишь мамане: чего ж ещё?..
В начале зимы – той ночью закружилась первая метелица, - Вера Андреевна родила сына. И с материнскими заботами сама справлялась. Василиса Фёдоровна, свекровь, лишь в удивлении свела брови, когда Верочка в ответ на её поучения – как купать да пеленать малютку – учтиво, но твёрдо сказала:
-Спаси Христос, маманюшка. Я знаю, как.
Должно быть, Василиса Фёдоровна впервые промолчала, услышав хоть и учтивое, но – возражение…
Рос Алёшка смышлёным… лишь больно бедовым и своенравным. Не иначе – в бабунюшку, Василису Фёдоровну, удался норовом мальчишка.
Отчего-то подумалось Евграфу Гордеевичу: Алёшке нынче – столько лет, сколько было ему самому, когда так счастливо тревожила первая капель и свежесть полураспустившихся тополиных почек… и вспыхнувшие лепестки лазоревого цвета…
Бирюков вернулся за стол, на секунду сжал ладонями виски: стыдно…
Сын, хоть и исключен из гимназии, всё ж – выпускник… И Машенька, дочушка, незаметно подросла: скоро гимназисткою станет.
Стыдно – от этих неожиданных мыслей… оттого, что вдруг представилась распущенною коса какой-то девчонки…
Было бы время, – сам решал бы с Алёшкой задачи… В отличие от этого повесы, Евграф Гордеевич весьма неплохо учился в гимназии… В первых учениках не ходил, но и не был исключен – в середине выпускного класса. Физика, алгебра и геометрия давались легко. С грамматикою и сочинениями дела обстояли хуже: тут без учительницы не обойтись, – чтоб разгильдяй этот успешно сдал экзамен по русской словесности. Что ж: придётся найти учительницу. А девчонке, домашней учительнице… вчерашней гимназистке, надо сказать… сказать, чтоб больше не приходила.
Можно же не смотреть в синь небушка, в глаза её…
И – не смог.
Не смог не смотреть в глаза.
Не смог сказать равнодушных и холодных слов: не нуждаемся.
В глаза смотрел дольше, чем полагалось бы отцу её ученика…
Нахмурил брови:
- Хотелось бы знать, каковы успехи Алексея Евграфовича. Можно ли надеяться, что будет толк от занятий?
Александра Михайловна глаз не опустила. Серьёзно и просто – на удивление по-учительски – объяснила:
- У меня нет нареканий. Алексей Евграфович – прилежный ученик. Старанием и прилежанием можно многого добиться.
Евграф Гордеевич усмехнулся:
- Прилежный ученик… Это – в чём же? Не в танцах ли на катке в городском саду?
Домашняя учительница не растерялась:
- Танцам Алексея Евграфовича я не учила. Ежели вам не угодно, что мы с ним встретились в городском саду, – больше этого не повторится.
Не повторится…
Александра Михайловна сказала о катке…
А в сердце Евграфа Гордеевича слова её откликнулись болью: не повторится…
Не повторится, не вернётся радость ожидания… не вернутся былые желания и надежды…
Так и надо.
И – не сметь представлять себе её распущенную косу!
Всё же взглянул… и заметил: нынче густые, чуть волнистые волосы собраны узлом на затылке – вместо косы.
И это взволновало ещё больше.
- Что ж. Занимайтесь.
Домашняя учительница молча поклонилась и вышла.
Алексей в эти дни казался хмурым. Не дерзил отцу, – будто неотступно думал о чём-то. Мать встревожилась:
-Устал ты, Алёша: много занимаетесь с Александрою Михайловной. Даже в гимназии меньше уроков задавали.
Евграф Гордеевич просматривал «Русские ведомости». Поднял глаза от газеты, усмехнулся:
-Это, Верочка, не в гимназии меньше уроков задавали. Это наш с тобою разгильдяй мало тратил времени, – на то, чтоб сделать уроки.
Алексей – ровно не слышал насмешливых слов отца…
А семилетняя Машенька таинственно заметила:
- Я знаю. Алёша влюбился в Александру Михайловну. Оттого и грустный такой.
Алексей встрепенулся, щёлкнул по затылку сестрицу – не больно: до затылка и не доберёшься – Машенькины косички мудрено подвязаны «корзиночкою». Полюбопытствовал:
- А тебе маманюшка разрешает – про любовь разговаривать?
Сестрица призналась:
- Не разрешает. Да я сама видела, как ты её… Александру Михайловну, за руку держал.
Алексей покраснел… С досадою посоветовал сестрице:
- Ты, Марья, столь усердно интересовалась бы «Азбукою» и прописями.
Ужинать не стал, ушёл в свою комнату.
Машенька вздохнула:
- Я же сказала: влюбился.
Вера Андреевна строго одёрнула дочь:
- Чтобы я таких слов больше не слышала! И брата слушай: ты отвратительно пишешь букву «К».
Машенька согласилась:
- Алёша тоже сказал, что буква «К» у меня выходит очень похожею на хмельного сторожа из скобяной лавки.
-Правильно сказал. Вот и напишешь – пять строчек.
Евграф Гордеевич вдруг подумал: он никогда не держал Веру за руку…
Кажется, и Верочка подумала об этом: в глазах её словно полынью степною всколыхнулась горечь.
…Александра Михайловна проверила диктант. Сдержанно похвалила Алексея:
- Ошибок нынче мало. Но – следует повторить правило: чередование гласных в корнях.
Алексей усмехнулся:
- Надо ли?
- Разумеется, надо. Иначе вы так и будете делать ошибки в написании слов с чередованием гласных в корнях.
- А, может, я хочу делать ошибки…
- Зачем же вам писать с ошибками?
- А ты не понимаешь?
Ты… не понимаешь…
В серых мальчишеских глазах – отчаянная дерзость… ровно затуманенная неясною грустью.
-Алексей Евграфович!..
- Да знаю я, – что к учительнице надо обращаться по имени-отчеству. Только во сне тебя вижу… Как танцевали мы с тобою на катке. И об одном лишь думаю: не сдать бы экзамены…
- Алексей Евграфович…
-Не сдать бы экзамены, – чтоб ещё целый год ты приходила ко мне.
Александре Михайловне захотелось прижать ладони к полыхающим щекам: Алексей... Алёша ровно мысли её прочитал.
На днях она тоже подумала – с сожалением… – что уже весна… и в гимназии скоро экзамены. Алексей Бирюков их успешно сдаст и поступит в университет, уедет… И больше не будет встреч.
И надо было сказать ему – по-учительски строго:
- Непозволительное мальчишество.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Навигация по каналу «Полевые цветы»