Мачеха притворно вытирала слёзы, охала и сокрушённо качала головою:
- Опозорила… Опозорила – на весь посёлок! Мать и отца опозорила! Стыдно людям в глаза смотреть! От стыда впору провалиться сквозь землю!
Отец уронил голову на грудь, молча сидел за столом…
Аграфена Ильинична громко причитала:
- Опозорила… доченька! Не слушала мать! А мать говорила!.. Говорила мать: достойный парень собирается сватов к тебе засылать. Нет того, – чтобы матери спасибо сказать… да поклониться ей – за материнскую заботу! Где там!.. Взбрыкнула – ровно коза строптивая! В город уехала – учиительницею работать! Научительствовала! А достойный парень собирался посвататься! Не слушала мать! А нынче – не успела к матери-отцу приехать… а купец этот – вслед за нею. Чисто – кобель за…
Отец поднял глаза:
- Ты говори, Аграфена Ильинична… Да не заговаривайся. Купец Бирюков по своим делам на шахту приехал: он наш уголь поставляет солеваренным заводам в Бахмут… ещё – в Луганск, на паровозостроительный, в сталелитейный цех, и в Мариуполь… В Севастополь – на Черноморский флот. Дел у Бирюкова хватает – не только на нашей «Зарничной». С чего ты взяла, что он только и знает, что за девчонками кататься… У него жена, ребята.
Аграфена Ильинична всплеснула руками:
- Жена?.. Ребята?.. А доченьку твою прямо у церкви поджидал! И в степь они ходили – люди видели! Никак – про поставки угля говорили!.. Либо – про его жену с ребятами! Видели люди: он её за руку держал! Мне уж рассказали, как нежно они прощались, – без стыда! Выучил дочку в гимназии? Не я ли тебе говорила: пусть дома сидит да мне по хозяйству помогает! И учится у меня – как борщ да кашу варить!
Саша вышла во двор.
Хорошо, что завтра на зорьке надо вернуться в город…
Вот только как встретиться с Евграфом Гордеевичем…
Вспоминала, как он приник губами к её ладоням, и стыд захлёстывал её жаркою волною.
Может, поискать другое место, где можно работать домашней учительницей?
А Машеньку, девчушечку, жалко: уж привыкла к ней.
И ещё… Очень хочется, чтоб Алексей успешно сдал экзамены за курс гимназии.
Не так-то и просто: оторвать от сердца то, что за эти месяцы стало дорогим…
Батянечка тоже вышел.
Обнял дочушку.
Саша сбивчиво объяснила:
- Я работаю домашней учительницей в доме купца Бирюкова. Его сын… Алексей, и дочка Марья – мои ученики. А у церкви… Евграф Гордеевич подошёл, чтоб с праздником поздравить… Попросил, чтоб я ему криницу нашу, Серебрянку, показала.
Михаил Степанович коснулся губами светлой дочушкиной макушечки:
- Не обидел он тебя?
Сашенька вскинула глаза:
- Нет, батянечка. Просто до посёлка меня проводил.
Было стыдно Саше – из-за той минуты, когда Евграф Гордеевич бережно взял её ладони с криничною водою в свои руки… Но – сердечком чувствовала: не было у него злых и постыдных помыслов… Горюшко его горькое, неизбывное – сердечком чувствовала…
… Под Вериным внимательным взглядом Евграф Гордеевич смешался… Тронул рассеченную бровь, по-мальчишески заносчиво – хоть в душе чувствовал, как виноват перед Верочкою… – ответил на её безмолвный вопрос:
-Веткою рассёк. Не увидел ветку-то – в темноте. Заживёт.
Вера Андреевна незаметно вздохнула:
- Ужин готов.
- Спаси Христос. Устал я нынче, Вера. И завтра с зорькою подниматься.
- Я постелю. – Верочка потянулась, – чтоб губами коснуться его рассеченной брови… А он уклонился.
Ладно, – до света уехал на «Даниловскую».
Что ж: так и прятать лицо?..
За обедом Алексей с любопытством взглянул на синяк под батиным глазом… И губа разбита.
Алёшка задумчиво и многозначительно тронул пальцами то место у себя под глазом, где у бати густо лиловел синяк:
- Бать!..
Делать нечего.
-Верочка!.. Добавь борщечку. До чего славный у тебя борщец! И хрена тёртого положи.
Алёха, разгильдяй, скрыл усмешку:
- Бать!..
- Пришлось… Довелось на «Зарничной» объяснить ребятам местным, что много пить… даже в праздник, – нехорошо. И всякую околесицу не годится нести, особенно – старшим.
Верочка встревожилась:
- Ты с парнями дрался?
Евграф Гордеевич исподлобья посмотрел на жену:
- Нет. Похвалил их за то, что вести себя не умеют.
- Евграф Гордеевич!..
- Хрена тёртого со свёклою положи.
А на душе у Бирюкова – камень тяжкий: вернётся ли Сашенька…
Сашенька… Александра Михайловна, вернулась.
На следующее утро – как обычно: Машенькины уроки чтения и арифметики, потом Алёшкины тетради – с выполненными упражнениями по грамматике…
Алёшка не сдержался, – ухмыльнулся:
-У вас на «Зарничной» никак – Соловей-разбойник на дубах проживает?
Александра Михайловна подняла взгляд от Алёшкиной тетради:
-Соловей-разбойник?..
- Да ещё не один – с ватагою других.
- О чём вы, Алексей Евграфович?
- Батя с «Зарничной» с синяками под глазами вернулся.
Александра Михайловна отчего-то побледнела…
Про синяки у бати под глазами будто не слышала. Строго свела брови:
- Много ошибок. Упражнения выполнили невнимательно. Выполните ещё раз.
А у самой перед глазами – пьяный Панкрат с гурьбою парней…
Наденька с добрый час протирала пыль на дверной ручке. Не дышала, – чтоб ни слова не пропустить…
В кабинете у Евграфа Гордеевича – его друг, купец Старосельцев.
По голосу слышно: Ефим Данилович сдержанно усмехнулся:
- И – что ж?.. Один – против всей шайки?
- Какая там шайка… Сосунки мамкины, – с досадою ответил Бирюков. Да и дрались-то – человек пять. Остальные стояли.
- Против пятерых… сосунков, значит… А синяки – больно лиловые, – заметил Ефим Данилович. – И шрам на брови останется. Бабы-то, небось, за брови тебя любят, Евграф Данилович. Ну, да ладно, не переживай: так ещё красивее.
- Чего буровишь!.. Какие бабы!..
- И никак нельзя было сдержаться?
- Посмотрел бы я – на твою сдержанность… ежели бы они при тебе… ежели бы при тебе такие грязные слова про девчонку говорили…
- За Сашку, значит, вступился… Догадывался я, Евграф Гордеевич, что пришлась тебе по сердцу Александра… И – что ж теперь?
- Ничего!.. Чушь не неси!
-Так уж и чушь…
Наденька захлебнулась от радости: вот это новость!..
Бирюков, выходит, на «Зарничную» ездил… А на «Зарничной» Сашкин отец живёт.
Выходит, с парнями местными купец Бирюков из-за Сашки подрался.
Надобно, чтоб про это Вера Андреевна узнала… да выставила эту хвалёную домашнюю учительницу.
И Алёшка пусть узнает про батянечку своего.
Алёшка тоже хорош…
Перед ним Наденька не раз красноречиво опускала ресницы: Алёшка хоть и не купец ещё, но – единственный сын купца Бирюкова.
А Алёшка – весь в батюшку: будто не замечает, как Наденька умеет ресницы опускать.
Ручку и на двери Алёшкиной комнаты требуется протереть.
А из-за двери – взволнованный Алёшкин голос:
- Думал о тебе… Минуты считал, – когда вернёшься ты…
Наденька оторопела…
Что ж получается-то…
Сашка, учительница эта, сразу двоим – отцу и сыну!.. – голову морочит!
Вот это – да!!!
Вот тебе и скромница – строгая домашняя учительница!
Наденька снова затаила дыхание… Прижалась ухом к двери.
Сашка – кокетка! – укоризненно, с деланною строгостью, остановила Алёшку:
- Алексей Евграфович!..
И тут голос её прервался: ясно, – целуются…
Что ж, Вера Андреевна… Есть кое-что полюбопытнее, – нежели подоконник с не вытертою пылью и плохо побеленная печь.
Всё ж побаивалась Наденька хозяйку: больно важна и сурова купчиха Бирюкова… Боязно – сказать ей про Евграфа Гордеевича и учительницу…
Дождалась во дворе Алексея, встала на пути. Медленно опустила ресницы.
Алёшка чуть удивился:
- Чего тебе?
Наденька томно улыбнулась:
- Да всё думаю, Алексей Евграфович… Всё думаю: и как вы с батюшкою Сашку делите?...
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Навигация по каналу «Полевые цветы»