Пока корабль тонул, а газеты писали некрологи, художник делал «зарисовки» в уме: «Страх не подавил во мне способности воспринять... бурю, как дивною живою картиной». Результат? «Девятый вал» – опыт выживания, превращенный в символ надежды. Как гений моря создал свой главный шедевр за 11 дней, почему критиков смущали его волны, и за что японцы назвали полотно самым впечатляющим? Раскрываем мифы, технику и магию холста, перед которым замирали Кэрролл и императоры.
Бискайский залив, 1844 год. Свирепый шторм, корабль трещит по швам, пассажиры в ужасе молятся в каютах. А на палубе, рискуя смыться за борт очередным водяным валом, стоит молодой Иван Айвазовский и… внимательно наблюдает. Европа и Петербург уже оплакивали пассажиров по газетным некрологам – корабль-то сочли погибшим! Но художник, вопреки печальным прогнозам прессы, не только выжил, но и через шесть лет явил миру свой самый знаменитый ответ морской пучине – грандиозный, трепещущий жизнью «Девятый вал».
История создания
Родившись из личного опыта танго со смертью, картина обрела форму в феодосийской мастерской Айвазовского с почти что штормовой скоростью – всего за 11 дней. Легенды о том, что он написал ее за три часа, конечно, прекрасны (как и все легенды о гениях), но сам маэстро морских пейзажей признавался: «Не отхожу от картины, пока не выскажусь». И «высказался» он на холсте размером 221 на 332 см – так, что хватило бы на хорошую стену.
Море, люди, надежда
Что же увидели первые зрители в 1850 году? Море после ночного кошмара. Оно еще бушует, поднимая чудовищные валы. На жалком обломке мачты цепляются за жизнь пятеро потерпевших крушение. Самый мощный вал – тот самый роковой «девятый» – вот-вот накроет их. И тут – магия Айвазовского! Вместо безысходности мы чувствуем… надежду. Теплые, почти медовые лучи восходящего солнца пробиваются сквозь разорванные тучи, золотя гребни волн и лица людей – так и возник гимн неистребимой жажде жизни перед лицом сокрушительной силы. Художник, знавший ярость моря не понаслышке, дарит своим героям (и нам) шанс.
Секреты мастера
Как ему удалось заставить море дышать, а волну – двигаться? Современники вроде Ивана Крамского лишь разводили руками, предполагая, что у Айвазовского были «секретные краски»: «…таких ярких и чистых тонов я не видел даже на полках москательных лавок». Секрет же крылся не в лавке, а в виртуозной технике. Айвазовский был волшебником лессировки – нанесения тончайших, почти прозрачных слоев краски один поверх другого. Его знаменитая «волна» – это слоеный пирог из света и воды, где пена кажется хрустальной, а глубина – бездонной.
Память поэта и миф о роковой волне
Айвазовский принципиально не писал с натуры. «Движения живых стихий неуловимы для кисти, – утверждал он. – …Сюжет картины слагается у меня в памяти, как сюжет стихотворения у поэта». Его феноменальная зрительная память была его главным этюдником. Именно из нее родился и сюжет с «Девятым валом» – отсылка к древнему морскому поверью, услышанному художником еще в феодосийском детстве. Любопытно, что у каждого народа был свой «несчастливый номер»: греки боялись третьей волны, римляне – десятой, а моряки XIX века – как раз девятой (видимо, нумерология – вещь интернациональная, особенно среди суеверных моряков). Позже физики объяснят эти «волны-убийцы» интерференцией – слиянием волн в один гигантский вал. Но Айвазовскому хватило поэзии легенды.
Фурор и критика
Когда «Девятый вал» впервые показали публике, это был триумф, сравнимый с премьерой современного блокбастера. Толпы шли «на Айвазовского», как сегодня идут в кино. Он был своего рода Спилбергом XIX века – поставщиком потрясающих визуальных эффектов и эмоций. Даже Льюис Кэрролл, навестивший Эрмитаж (где картина тогда хранилась), записал в дневнике, что это «самая поразительная» русская картина, а эффект волн никто не воспроизводил с таким совершенством.
Купил полотно сам Николай I. Позже оно стало жемчужиной Русского музея. Были и курьезы: критик Александр Лозовой позже упрекнет Айвазовского, что такие закрученные гребни волн бывают только у берега, а не в открытом море. Что ж, даже гению позволительна поэтическая вольность, когда нужно передать идею шторма, а не его гидродинамический паспорт. А уж японцы и вовсе признали «Девятый вал» самым впечатляющим полотном за 30 лет существования своего музея – стихия Айвазовского покорила и Страну восходящего солнца (картина неоднократно участвовала в международных выставках, и в 2003 году выставлялась в Токийском Художественном музее Фудзи).
Так что же значит «Девятый вал» сегодня? Это символ романтической веры в человека, его стойкость перед лицом катастрофы. Символ надежды, пробивающейся, как те самые лучи солнца сквозь грозовые тучи. Айвазовский заставил море говорить на языке света, страха и отваги. Глядя на отчаянно цепляющихся за обломок людей и на этот нависающий, просвеченный солнцем вал, мы по-прежнему замираем. И спустя почти два века картина продолжает свое плавание – прямо в сердце зрителя, не нуждаясь ни в каких спасательных кругах. Разве что в круге внимательного, любящего взгляда.
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды.
Еще почитать:
• Бронзовый бегемот и обормот: история памятника Александру III
• От Оки до Нила: невероятные приключения диорам Поленова
• «Наш авангард»: великий эксперимент в Русском музее
