Есть мнение, что практические предпосылки для российской экспансии на Балканы, – в том числе и для захвата Константинополя, – сложились только после появления железных дорог. Ну не даром же русские армии, появляясь в XIII-XIX веках на Дунае, всегда имели против себя противника обладающего подавляющим численным перевесом. Воевать приходилось умением, – а значит, с заведомо ограниченными результатами, – так как соперничать с турками в возможностях прокормить число, возможности не было…
Это мнение было высказано в статье, посвящённой совсем другому вопросу, – взятию русской армией Парижа в 1814 году. Но, наплевав на Париж, многие участники торжествующе ухватились за слово «логистика». Альтернативные мыслители теперь очень любят логистику, поскольку не разбираются в ней, – по очевидным причинам в логистике войн прошлых веков профессионально смыслят только историки... Но слово-то хорошее! Главное, «не гуманитарное» такое… Вот, стало быть, если русские не могли без железных дорог на Константинополь, – не могли же! – то и французы сотнями тысяч на Москву, стало быть, не могли. Значит, – врут же учебники, – и нашествия «двунадесяти язык» не было, и монголы, конечно, без железных дорог не могли через всю Евразию.
...Логистика – один из любимых аргументов в пользу великого «не могли». Ну, наряду с «математическими доказательствами» Фоменко, которые неопровержимы, поскольку ни одному из сторонников хроноложества не приходило в голову их проверять. Но не суть.
Суть же в том, что можно, конечно, углубиться в вопрос и объяснить, почему именно одни операции в прошлом были осуществимы, – в частности, французы на Москву, могли, – а другие нет. Но не нужно тут углубляться. Ибо хорошо известно, какие именно операции в XIX веке проводились, и как именно они обеспечивались логистически. Вопрос, могла ли Великая Армия без железных дорог дойти до Москвы – не стоит. Раз уж дошла, значит, могла. А раз могла, следовательно, любые доводы в пользу обратного ложны a priori и не требуют рассмотрения.
Откуда известно, что могла и дошла? Из громадного массива частных и архивных документов. О походах Наполеона не написали мемуаров затем лишь те из грамотных участников боевых действий, кто в походах не выжил. Это тысячи свидетельств, – причём, исходящих от представителей всех стран. О боевых действиях в России, считая лишь авторов общеизвестных и лично причастных, писал и сам Наполеон, и Клаузевиц, и, например, Денис Давыдов… Архивы же не просто сохранились, и указывают поименно (как минимум) офицеров погибших или награждённых в каждом бою, но, и, допустим, то, сколько иностранных языков награждённый офицер знал (спойлер: в подавляющем большинстве русские дворяне иностранными языками не владели; так что допрос пленных французов был связан с затруднениями).
...Но и это – неважно. Конечно, все записи до одной могли быть фальсифицированы. Интересен возникающий в таком случае вопрос: почему же до начала XXI века никому не пришло в голову, будто в походах кочевников и Наполеона можно усмотреть нечто удивительное?.. Вот, например, Лев Толстой, собирая материал для «Войны и мира» решительно ничего из происходившего в 1812 году странным не нашёл… А он-то был не «гуманитарий» по образованию. Граф артиллерийским офицером был, и воевал – примерно тем же оружием, что в 1812 году наличествовало.
Ничего странного в марше армий с Вислы на Москву Толстой, однако, не усматривал. Как и вообще кто-либо в XIX и даже в XX веке, – пока были люди переброску войск пешком и грузов гужевым транспортом отчётливо представлявшие, так как лично участвовавшие в таких мероприятиях.
Некоторые вещи стали казаться «невозможными» после того, как люди не разбирающиеся в них взяли обычай высказывать о таких вещах свои мнения.
...И теперь, – вышеизложенное, думаю, вызвало уже достаточно ненависти, – можно уделить немножко внимания конкретике. Так почему, собственно, русские армии не могли сушей на Константинополь, – не могли же, факт, – а французские на Москву – смогли? Расстояния сравнимы. Местность в обоих случаях проходима, причём, на Балканах гуще населена, что упрощает снабжение за счёт «местных средств»… Где засада?
Наполеон, прежде чем перейти Неман, два года собирал припасы в крепостях на Висле. Но тут неважно, что два года. Важно что собрал, – фуража, продовольствия, пороха и амуниции имелось в достатке для более чем полумиллионной армии с учётом предполагаемой длительности компании – четыре месяца. За это время французы успевали силами тысяч в 100 дойти до Москвы и вернуться… Всё было просчитано самым тщательным образом и, как оказалось, с критическими ошибками. Потеряв время на «московское сидение» французы выбились из графика и все умерли.
...На что тут нужно обратить внимание? На время. Время – ключевой фактор. Практически вся война для французов – непрерывный марш. И могло ли быть иначе, если всю войну, – лишь в драматическом финале на Березине Наполеона попытались окружить, – русская армия либо убегала от французов, либо гналась за ними?
Вот. А русско-турецкие войны, как легко проверить по историческим источникам, не так выглядели. Были полевые сражения, но основным занятием русской армии была осада бесчисленных крепостей, в которых турки при появлении врага запирались. Оставить крепости в тылу, обычно, было нельзя, так как многочисленные войска, базирующиеся в них, угрожали бы коммуникациям.
Бросок на Москву стал возможным, поскольку у России не имелось мощных крепостей ни на сухопутных границах, ни, тем более, внутри страны… Просто особенности географии, – у нас крепость могла защищать только себя, поскольку её всегда можно обойти, или же фортификаций понадобится слишком много, чтобы занять их сильными гарнизонами…
Но не суть даже почему именно на пути французов не оказалось крепостей, – кроме Риги, – которую они за три месяца, конечно же, взять не смогли… Важно что их не оказалось. Наполеону не надо было тратить время на осады, – в том числе Москва не была укреплена, – и он мог «воевать быстро». С турками так не получалось. Им густая сеть крепостей на Балканах, – в том числе и в глубине своей территории, – требовалась просто для удержания населённых недружественными христианскими народами провинций.
