Чувство радостного возбуждения переполняло Сергея. Наконец-то нашёл занятие себе по душе! Он уже давно искал свой шанс в этом богом забытом районе. Здесь его знали и доверяли — все обитатели тёмного мира. Сергей порой скупал ворованные вещи, но специализировался на попрошайках. Целый отряд отборных нищих был в его подчинении. Старые, убогие, всеми забытые и брошенные, они просили милостыню — и внимательно слушали местных жителей.
Общались с другими отвергнутыми людьми. А по вечерам — всё подробно рассказывали Сергею. Информация о том, чем живёт район, где что лежит и у кого, стоила весьма дорого. Да и сами нищие приносили неплохой доход. Вот уже два года он работал над своей репутацией, щедро подкупал других представителей тёмного мира — искал новую нишу.
Сергей давно ждал, когда двери его импровизированного офиса распахнутся, и на пороге окажется человек с заманчивым предложением. Конечно, обличье у него было потрёпанным, но важен сам товар, а не купец. О таком дельце полагалось сообщить ещё выше: везде есть своя иерархия. Теперь встреча назначена. Мужчина поправил сальные волосы, посмотрел в глазок, прежде чем открыть дверь своего чулана и выйти в общий коридор. Увидел силуэт.
— Сергеич, — на пороге стоял Прокоп — знакомый ему бездомный неопределённых лет — и просил о помощи. — Сергеич, выручай!
— Бог выручит, — ответил Сергей, отодвинул его и двинулся по тёмному коридору к своей машине.
— Сергеич! — снова позвал Прокоп и нелепо засеменил следом. — Сергеич, дай работу!
— Бог подаст, — бросил Сергей и ускорил шаг, но проситель не отставал, ковыляя.
— Ну Сергеич! — сказал он и применил запрещённый приём — обогнал и встал прямо перед ним, взяв за полы чёрной куртки своими грязными руками. — Возьми к себе в команду, Сергеич, я буду просить! Мне надают, ох, надают!
— Уйди с дороги, — рявкнул Сергей. — Никто тебе не даст. Тебе что, не говорили, что я не работаю с алкашами? Особенно с такими синими, как ты.
— Обижаешь. Да я уже второй день, как не пью! — ответил проситель. — Трубы все красные, так горят.
Сергей вздохнул. Правила его бизнеса — строгие. Есть несколько категорий нищих, которым люди подают охотно. Во-первых, это старушки. В голове сразу возникает образ беззащитной бабушки: наследие девяностых. Во-вторых, инвалиды. Глядя на увечного человека, тут же захочешь от него откупиться, кинуть монету. Просто, чтобы пройти рядом и не испытывать чувство вины.
Впрочем, охотнее всего дают матерям с детьми. Но с такими Сергей не работал. Времена не те! Сейчас на одну нерадивую мать — десять проверяющих. Моментально перекроют кислород, не успеешь даже дёрнутся. Впрочем, как видно, органы следят только за маленькими детьми. Иначе как бы ему предложили купить шестнадцатилетнюю девочку?
— Ну Сергеич, — протянул Прокоп. — Ну дай хоть сотку. Похмелиться.
Сергей вытащил из кармана смятую купюру и швырнул её на пол. Обрадованный алкоголик тут же рухнул на колени и дрожащими руками поднял сто рублей. На его лице была настоящая радость. Он и думать забыл о работе: сегодня он сможет себе позволить чекушку, а завтра — будь, что будет.
Человек, с которым Сергей собирался встретиться, не обсуждал вопросы по телефону. Только личная встреча. О ней полагалось дать сигнал — и получить ответный. Шансов, что небожитель найдёт на тебя время, практически нет. Но сегодня удача была на стороне Сергея. Буквально через полчаса после ухода Ивана, он увидел сообщение в секретном чате, которое растворилось в недрах интернета через пару минут.
— На старом через час, — был ответ.
Сергей сел в свой старый «Форд» — тот буквально разваливался от времени. Кузов весь прогнил, от порогов и крыльев отваливались куски. Дверь закрылась лишь с третьей попытки — неисправен замок. Ни спереди, ни сзади нет бамперов: он их убрал за ненадобностью. Мужчина провернул ключ — двигатель натужно закашлял, как дряхлый старик, но завёлся.
«На старом» — значит, внутри заброшенного общественного туалета. Гиблое место, справить нужду туда заходят только самые отчаянные люди. Запах — отвратительный: Сергей надел марлевую маску, которая болталась в его куртке со времён пандемии. Зашёл в тёмное помещение, где одна кабинка была закрыта. Из залапанных окон с разбитыми стёклами пробивался слабый свет — в помещении царил сумрак.
— Вот это я понимаю! — громко произнёс Сергей шифр. — Коммунизм! Всё – бесплатно. Как говорится, как брать с человека деньги, если ему нужно облегчиться. Жаль только света нет.
— Полностью согласен, — ответил старший изнутри кабинки, но дверь не открыл. — Ты там один?
— Ага, — сказал мужчина. — Надо нам другое место для встреч выбрать. Здесь уж очень смердит.
— А ты респиратор надевай, как я, — посоветовал старший. — Ну, вываливай. Раз пришёл ко мне облегчиться. Ты мне написал, что хочешь поведать нечто стоящее. Надеюсь, так оно и есть. Ты же понимаешь, сколько моё время стоит. И чем я рискую, когда трачу его на тебя, болезного.
— Значит, решил я девочку прикупить… — сказал Сергей беззаботным голосом, будто и не слышал упрёков от своего предводителя.
— Маленькую? — подозрительно просил старший.
— Ну так, — пожал плечами Сергей. — Шестнадцать, если не врут. Выглядит моложе…
— Подходит, — перебил старший. — Кто продаёт?
— Мать. Точнее, мачеха. Ей помогает какой-то примак, судя по всему — муж её или сожитель. По его словам, она не продаёт, а сдаёт в аренду.
Старший рассмеялся. Респиратор искажал его голос.
— В аренду, говоришь… Что будешь делать с ней?
— Сниму всё на камеру, — ответил Сергей. — Сделаю неплохое кинцо.
— Что, один? — удивился старший. — И как это ты, прости господи, и снимать собрался, и работать?
— Я уже позвал Славу и Колю, — объяснил мужчина.
Наступила тишина. Слово старшего — закон. Если он скажет отказаться от этой гиблой затеи, придётся подчиниться. Хотя Сергей нутром чувствовал: дело стоящее. Быть может, это новая веха в его карьере. Быть может, у него получится использовать этот шанс на полную катушку.
— Значит так, — сказал старший после раздумий. — В целом одобряю, но не поддерживаю. Действуй на свой страх и риск. А если что — про меня забудь. Но если всё выгорит… Чтоб это кино первым увидел я. Усёк?
— Да, — ответил Сергей. — Мы же с вами подписаны.
— Ты мне тут память не обновляй, — грозно сказал старший. — Все вы так говорите – подписан, подписан. А потом — разгребай за вас завалы из дерьма. Как сделаешь кино — отзвонись. Ты же понимаешь, что это должна быть жесть? Я халтуру не приму. И спасибо тебе не скажу за слабенькую натяжку. Всё должно быть искренне, по-настоящему. Душевно, понимаешь?
— Понимаю, — произнёс Сергей и улыбнулся. Он уже предвкушал, что его новый фильм всколыхнёт всю теневую сторону. — Я этот шанс, между прочим, долго ждал. Кстати, забыл сказать. Завтра работаю вечером.
— Вечером? — удивился старший. — Поддерживаю, но впредь не торопись. Без моего одобрения таких дел не начинай. Вечером, хмм… Что, успеешь? Ну давай, флаг тебе в руки. Всё, расход.
Сергей хотел обсудить и другие вопросы, раз уже ему выпал шанс получить доступ к небожителю. Но спорить с ним было запрещено. То, что он получил согласие на завтрашнюю сделку, придавало ему сил и решительности. Впрочем, кое-что от старшего он утаил. И если бы тот узнал, что именно — то мог бы расценить это как предательство.
Клава испытывала радостное возбуждение от того, что ей сейчас придётся рассказать этой неблагодарной падчерице о том, какие унижения её ожидают. Подумать только, завтра вечером она станет совсем взрослой! И запомнит этот день надолго — вернее, навсегда. Когда-то, давным-давно, над Клавдией измывались так же.
Нет, ещё сильнее, потому что это были не пришлые мужики, а свои — родственники. И ничего: выросла человеком, солидной и умной женщиной. Собственный дом построила — вернее, унаследовала. Клава с упоением думала, как Лера будет страдать — и это было сладкое чувство.
— Значит, так, девка, — сказала Клава, подозвав свою падчерицу. — Можешь теперь пользоваться моей ванной. Ну, что на этом этаже.
— Серьёзно? — удивилась Лера. Казалось бы, такая мелочь — а столько восторга. Она распрямилась, а лицо её разгладилось.
— Это не просто так, — продолжила Клавдия. — Завтра к вечеру чтоб помылась чисто. Возьми у меня бритву — если где волосы есть лишние под бельём, так всё убери. Возьми в шкафчике румяна, тушь, кисти — накрась себя как следует. И лучшее платьице надень.
На какой-то момент Лере показалось, что это какой-то розыгрыш. Ненавистная мачеха не только просит красиво одеться, но и привести себя в порядок? Быть может, она всё-таки решила отпустить её во взрослую жизнь? Лера просветлела. «Как мне вести разговор с мачехой, чтобы та передумала?» — размышляла она. Решила, что нужно быть осторожной.
— Как скажете, тётя Клава, — ответила Лера. — Только… Лучшее платьице — это какое? У меня всего одно, синенькое.
Чтобы там не говорила мачеха, но природа наградила её падчерицу идеальной фигурой. Пропорции тела были совершенны: Лера часто чувствовала, как на неё заглядываются мальчики. Такое внимание её сильно смущало и даже пугало. Девочке приходилось убирать весь большой дом и хостел, таскать тяжёлые вёдра с водой — отсюда у неё были широкие плечи и подтянутые бёдра.
Своё платье она надевала на выпускной, после девяти классов, совсем недавно. Ну как, выпускной? Только получила аттестат — и ушла домой. Чтобы пойти на праздничный концерт, а потом — в кафе, нужно было заплатить три тысячи рублей. Она очень хотела повеселиться со всеми — клянчила у своей хозяйки денег. Разумеется, мачеха ей в этой просьбе отказала.
— Синенькое и бери, — улыбнулась Клава, и выражение её лица испугало девочку. — Всё равно это ненадолго…
— В смысле, ненадолго? — удивилась Лера, предчувствуя нехорошее.
— Сымут его с тебя, девка, — объяснила мачеха. — Вместе с бельём сымут. Три женишка к тебе придут завтра вечером. Свататься, значит.
Она разразилась каким-то злорадным смехом, от которого у девушки мурашки побежали по коже. Лера посмотрела на Клавдию, и в тот момент она напоминала ведьму. Правда, возраст её был далёким от старушечьего — всего сорок лет. Сама она была из какого-то небольшого городка, и в своей речи периодически использовала нездешние слова.
— Я ничего не понимаю… — выдохнула девушка. — Что значит — снимут платье? Что они со мной будут делать?
Страшная догадка тут же пронзила её разум. Она читала о подобном! Неужели мачеха хочет отдать её на растерзание мужикам, которых она назвала женихами? Нет, наверно, она шутит. Ни одной живой душе не придёт в голову придумать столь изощрённую пытку для своего близкого.
— Но… Как так? Они ведь сделают мне больно! Я ведь ещё совсем маленькая… Для такого.
— Ничего страшного не будет, — добавила мачеха неожиданно спокойным голосом. — Посидишь с ними, стишки им свои почитаешь. Может, песенку споёшь, погладишь, где попросят. И они тебя тоже погладят. Ничего они тебе такого не сделают, чего б ты сама не захотела.
— Но мама! — закричала девушка.
Клава в ответ зарядила ей мощную оплеуху. Она умела бить так, чтобы не оставалось следов — настоящий талант. Иван как-то раз говорил, что его женщина училась на врача — но бросила университет на четвёртом курсе. Видимо, как минимум один навык ей пригодился.
— Я сколько раз тебе говорила? — взревела мачеха. — Никакая я тебе не мать. Твоя мать тебя бросила вместе с отцом, слышишь? Будешь вести себя хорошо — будем тебя пару раз в неделю в аренду сдавать. Всё равно ты бесполезная, только ешь и пьёшь, а толку — никакого. А ежели плохо будешь себя вести — то по пять раз за ночь буду тебя продавать, слышишь?
— Но… — прошептала Лера, потирая ушибленную щёку. — Я ни разу, слышишь? Ни разу этого не делала. Ну, этого самого. Ни с кем.
И тут же покраснела — да так сильно, что стала буквально пунцовой. Она никогда не обсуждала со своей мачехой такие темы. В принципе, никогда и ни с кем не обсуждала.
— Будешь мне тут заливать, что девочка ещё? — прокричала мачеха, глядя на ненавистную падчерицу, и схватила её за грудки. — Рассказывай мне. Я же вижу по тебе: блудливая ты овца. Такая же, как матерь твоя. Уже, небось, весь район тебя перетаскал. И не говори, что не так. Значит, с завтрашнего дня за это деньги будем брать. Большие деньги! Не подготовишься — убью. И в мусорку выкину. Всё, свободна.
С этими словами Клавдия вытолкала её за дверь, на тёмную лестницу, ведущую в цокольный этаж. Девочка вся сжалась и не могла поверить в смысл происходящего. Лера рыдала — от боли, унижений и страха. Неужели это всё происходит с ней по-настоящему? Неужели никто не придёт и не поможет ей? Неужели никто не защитит?
Пока Клавдия, потирая ручки, готовила свою падчерицу к первым в её жизни клиентам, Сергей собрал товарищей, чтобы обсудить подробности предстоящей встречи. Слава и Коля — не столько близкие друзья, сколько коллеги по их тёмным делам. Люди, которые были посвящены во все перипетии его судьбы, наморщили лбы. С одной стороны, предложение товарища было им очень интересно. С другой, они предпочитали трезво смотреть на вещи.
— Шестнадцать, говоришь? — спросил Слава с лёгким сарказмом. — Вот это дела. Ты, конечно, смело подписался. И нас подписал. Про прокурора ты подумал?
— Ты, значит, один всё решил? — добавил Коля. — Как всегда. Ну молодец, предводитель наш. И что ты будешь делать, если на каком-то этапе нашей… кхм… встречи — что-то пойдёт не так? Если себя тебе не жалко, то о нас ты подумал?
— Так, замолчали оба, — потребовал Сергей, теряя терпение. — Будете мне тут сопли распускать, я каждому из вас речевой аппарат мигом подправлю. Не для того он вам дан, чтобы ныть. Сегодня со старшим виделся… Да-да, с тем самым. Он одобряет. И про вас тоже хорошо отозвался, сказал, что не подведёте. Если не мы, то её другие купят. И будете потом локти кусать.
Услышав про старшего, товарищи тут же прикусили языки. В их деле — строгая иерархия. Им бы не хотелось проверять, что происходит, если её нарушить. Вряд ли ответ им понравится. От того, что Сергей имеет доступ к небожителю, ребята тут же испытали уважение. И страх.
— Ну да, — согласился Слава. — Конечно, перекупят с лёгкостью. Это ж Москва. Но, блин, завтра? Мы успеем сумму собрать?
— Не успеем, — согласился Сергей, но при этом — хитро улыбнулся. — Но они ведь этого не узнают. Куклу им закинем. Нам главное лапы на девочку наложить, наше кино сделать — и баста.
— То есть, ты решил рисковать? — спросил Коля. — Рисковый ты наш. А что мы будем делать, если их там больше двух? Вдруг у этой сводницы какой-то козырь в рукаве припрятан?
— Никого там не будет, — махнул рукой Сергей. — В общем, слушайте сюда, малохольные вы мои. Либо вы идёте со мной до конца — и мы все втроём взлетаем на вершину благодаря нашей шестнадцатилетней красотке. Либо — знать вас не желаю, и старшему обо всём доложу. Кто будет писать кино?
Николай вздохнул. Эта «почётная» обязанность однажды уже доставалась ему. Пока одни работали в кадре, отрываясь по полной, ему нужно было выстраивать сюжет, экспозицию, образы. Следить, чтобы в записи не было брака.
— Ладно, я готов писать, — сказал Николай. — Но при одном условии. И давай сразу договоримся: ты слушаешь до конца, не перебивая. Будь реалистом, Серж: до завтрашнего вечера ты второго оператора не найдёшь.
Сергей выслушал его: предложение показалось разумным. Он улыбнулся и похлопал товарища по плечу:
— Вот уж и не думал, что ты такой стратег. Но я это предвидел. И всё уже подготовил, представляешь? На, полюбуйся.
Он вытащил из-под своего ящика пакет и бросил в сторону Сергея. Тот открыл папочки, полистал их и причмокнул, ознакомившись с их содержимым. Передал Николаю, который тоже поспешил выразить восхищение. Работа действительно внушала уважение.
— Слушай, как ты тут живёшь? — спросил Коля, осматривая помещение. — Даже окна нет. Я бы уже повесился.
От табачного дыма и искусственного света у него болели глаза. Николаю доводилось бывать в изоляторах, и комната жутко напоминала следственный кабинет в тюрьме. Единственное отличие — мебель не прикручена к полу. Если, конечно, можно назвать мебелью три ящика, старый столик и обшарпанный стеллаж.
— Ничего ты не понимаешь, — ответил Сергей и хлопнул его по плечу. — Ближе надо к нашим людям быть. Ещё ближе.
— А что твои нищие? — спросил Слава. — Всё сидят?
— Сидят, а как же, - улыбнулся Сергей. — Ну что, дочитали папочки? Давайте их сюда. Подготовьтесь как следует к завтрашнему дню, понятно? И стволы свои прихватите.
— Волыны брать? — удивился Слава. — Мы что, сами будем — это самое?
— Ага, — кивнул Сергей. Власть над товарищами кружила ему голову. — Волыны спрячьте так, чтобы никто не увидел до поры до времени. Даже я. Нам их всё равно только под утро расчехлять. Это будет такое кино, что нам за него Нобеля дадут. Если выживем, конечно.
Слава и Коля вздохнули. Они, конечно, подозревали, что их товарищ — чересчур смелый. Но брать с собой оружие — это огромный риск. Слишком большой. Впрочем, с волками выть — по-волчьи выть, поэтому высказать сомнения или недовольство они не посмели.
Лера сидела в своей тёмной комнате, кутаясь в плед. В конце апреля на улице уже потеплело окончательно, и мачеха выключила газовый котёл. А значит, казематы Леры, где она проводила так много времени, снова будут сырыми. Зимой, по крайней мере, ей перепадало тепло от батарей. Папа сам спроектировал этот дом и поставил на цокольном этаже большой радиатор — её матрас, который она называла кроватью, лежал возле него. Отец как будто знал, что его дочери придётся жить в подвале.
Сейчас Лера пыталась понять, что ей делать. Школа закончилась. Конечно, она и раньше говорила социальному педагогу о том, что в семье не всё в порядке. Все свои злоключения она описывала в дневниках — и несколько раз подбрасывала их Людмиле Петровне. Но та лишь возвращала тетради, пеняя на забывчивость девочки:
— Ты опять оставила у меня свои записи, — говорила она. — Тебе нужно собраться. У тебя впереди такой важный период!
— Людмила Петровна… — отвечала девочка. — Мне очень плохо жить с тётей Клавой и дядей Ваней…
— Почему ты так её называешь? — удивлялась Людмила Петровна. — Она ведь твоя мама!
Социальный педагог, как и положено, вызывала в школу приёмных родителей, чтобы развеять свои сомнения. У неё сложилось ощущение: девочка просто скучает по своей биологической маме и папе — отсюда и такое отношение к Клавдии с Иваном. Умудрённая жизнью женщина безоговорочно доверяла Клавдии Ивановне. Несколько бесед убедили школьную чиновницу, что Лера — в полной безопасности. С тех пор она постоянно поучала девочку:
— Ты должна быть благодарна этой героической женщине, — говорила Людмила Петровна. — Если бы не она, тебя бы отдали в детский дом. А там, знаешь ли, жизнь не сахар… К тому же, давай обе признаем: мачеха тебе ничего не должна. Но она тратит на тебя своё время, кормит тебя, одевает. Это настоящий подвиг, как если бы она отдавала часть своей жизни тебе. Цени это.
Увы, достучаться до школьных педагогов не удалось. Сейчас Лера гадала: что сказал бы эта женщина, если бы она поведала ей о планах приёмной матери? Быть может, убедила бы её в том, что все профессии нужны и важны? В своей голове девочка представляла голос женщины:
— Посмотри на эту ситуацию с другой стороны, Лера. Тебе лишь недавно исполнилось шестнадцать лет, а у тебя уже будет работа. Высокооплачиваемая, между прочим — в отличие от моей.
Но школа уже закончилась: недавно Лере отдали аттестат, а сейчас здание и вовсе закрыто — лето. Что же делать? Неподалёку была церковь: тётя Клава с дядей Ваней ходили туда каждую неделю, не пропускали ни один религиозный праздник, и всегда брали с собой девочку. Там был обаятельный батюшка с красивым голосом — отец Фёдор. Кажется, он понимал, в каком положении находится Лера, и в моменты их редких разговоров напоминал о любви и всепрощении.
— У каждого — собственная судьба, — говорил он. — Бог забрал у тебя маму и папу, а взамен — дал Клавдию и Ивана: это замысел божий, который мы не в силах осознать. Мы лишь должны принимать волю божью и делать всё, что в наших силах.
— А если… — спрашивала девочка. — Если кто-то другой перекладывает на тебя свой крест? Заставляет убирать, мыть, стирать?
— Ох, дитя моё, нужно вырасти и набраться опыта, — отвечал отец Фёдор. — Детям, даже современным, порой трудно осознать поступки взрослых. Домашние обязанности — это святой долг детей. Замечательно, что твои приёмные родители приучают тебя к труду.
Валерия вздохнула. Она хотела рассказать священнику о том, что ей приходится ещё и убирать хостел, терпеть насилие своей мачехи — и терпеть, что на неё заглядывается дядя Ваня. Но ей было стыдно говорить о подобных вещах. Она почему-то считала, что сама виновата во всех своих бедах.
— Я несчастна в этой семье, батенька, — говорила Лера, чем вызывала усмешку у священника.
— Не батенька, а батюшка, — поправлял он. — Если тебе будет трудно, ты всегда можешь прийти к нам. Мы тебя и утешим, и поможем.
Однажды Лера хотела последовать её совету. Нетрудно догадаться, что Клавдия Ивановна ей это запретила. Вот и сейчас, думая о спасении от коварных планов мачехи, девочка вспомнила про церковь. Вдруг отец Фёдор поможет? Она быстро собралась и украдкой вышла из дома. С собой взяла рюкзак, куда сложила вещи, нужные на первое время: бельё, полотенце, пакет с хлебом. А ещё — мобильный телефон и зарядное устройство.
Церковь в их посёлке появилась несколько лет назад: это было красивое и аккуратное здание с высоким куполом и колокольней. Автомобиль отца Фёдора стоял возле входа в Храм божий — а значит, он ещё на месте. Девочка бросилась внутрь. Священник убирал: главной молитвой он считал пост и физический труд. Сейчас он набрал воды в огромное ведро и драил полы, стоя на коленях. Увидев Леру, он улыбнулся:
— Добрый вечер, дочь моя! Спасибо, что навестила меня.
— Здравствуйте, — прошептала Лера и уставилась на священника. — Можно я помогу?
— Нет, — отказался священник. — Я уже почти закончил. Подожди немного, дитя моё, вылью грязную воду и тут же вернусь к тебе.
Воцарилось неловкое молчание. Отец Фёдор улыбнулся и продолжил своё занятие. У мужчины были крепкие руки: он выкручивал тряпку так, что в ней не оставалось ни капельки воды. Конечно, такую работу можно было бы поручить добровольным помощницам, которые есть при любом храме. Но отец Фёдор предпочитал выполнять весь труд самостоятельно.
— Может, хочешь выпить чая? — спросил он девочку, закончив уборку. Лера так и продолжала стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Да, — ответила она. — Хочу.
Он отвёл её в подсобное помещение: дверь туда вела прямо из тамбура. В комнате был небольшой стол, а на нём — нехитрая снедь. Отец Фёдор вскипятил чайник и достал из пакета булочки. Сев на стул, Лера отпила напитка и почувствовала себя почти хорошо. Нечасто она находила поддержку у малознакомых людей. Священник, напротив, чувствовал себя не в своей тарелке.
— Негоже юным девам ходить вот так, в одиночестве, — размышлял он. — Тем более, вечером, да с головою непокрытой.
Он надеялся, что после чая Лера расскажет ему, что случилось. Но девочка упорно продолжала хранить молчание. Глядя на эту красивую юную девушку, вполне могли появиться греховные мысли. Священник, устав от молчания, решил начать разговор первым.
— Что же привело тебя в обитель божью, дитя? — спросил он, приветливо улыбаясь.
— Вы говорили, что если мне плохо будет… — протянула девочка. — Если что-то мне будет угрожать, то я могу обратиться за помощью.
— Разумеется! — ответил отец Фёдор. — Бог всемогущ: он поможет не только тебе, но и каждому страждущему. Расскажи мне, что случилось, мы вместе прочитаем молитву — и решение обязательно появится.
— Видите ли, — начала девочка. — Злые люди хотят сделать мне плохо. И больно. Злые люди хотят… Хотят меня продать.
И начала рыдать, всхлипывая. Священник тут же подскочил. Не может быть! Он уже слышал о подобных вещах: увы, Москва была пропитана пороком насквозь. Неужели и в его приходе происходит нечто подобное? Необходимо было действовать. Эти младые девы, что не знают печалей, вполне способны совершить необдуманные поступки. Наверно, она связалась с какими-то злодеями, которые вскружили ей голову, а сейчас она захотела выйти из игры.
— Валерия, — обратился он к ней. — Расскажи, что произошло. Когда это началось?
— Это ещё не началось, — ответила девочка и снова густо покраснела. — Но начнётся завтра. Эти люди мне уже сказали… Озвучили свои планы, так сказать.
Священник подумал, что действовать нужно немедля. Должно быть, этот ребёнок просто постеснялась сообщить о проблеме своим родителям. Разумеется, он должен ей помочь, но сначала — рассказать опекунам. Чтобы и ему потом не пришлось оправдываться за свои поступки.
— Да, дочь моя. Ты пришла по адресу. Уверен, что мы вместе справимся и с этой напастью. Ты пока посиди здесь, выпей ещё чаю, да поешь булочек. Я вернусь через минуту — только сделаю звонок, — сказал отец Фёдор и вышел за дверь.
Это был современный батюшка: например, у него была собственная группа для паствы в вайбере. И там он без труда отыскал Клавдию: она был активной прихожанкой и не пропускала ни одного религиозного праздника. Нажал на кнопку вызова. Но он не знал, что девочка пользуется номером, оформленным на её приёмную мать. Та недавно сменила номер, отдав девочке старый телефон вместе с сим-картой. В это время Лера увидела звонок: правда, с незнакомого номера. Она сняла трубку.
— Добрый вечер, — услышала она голос отца Фёдора. — Клавдия, беспокоит ваш местный священник. Дело в том, что ваша дочь у меня — просит о помощи. Она пока побудет здесь, хорошо? Клавдия?
На том конце провода было молчание. Батюшка посмотрел на телефон: соединение прервано. Мачеха Валерии не захотела его слушать и повесила трубку? Священник решил ещё раз поговорить с вечерней гостьей. Но когда он снова зашёл в подсобное помещение, девочки уже и след простыл. Отец Фёдор вздохнул и перекрестился.
