Ярослав, спровадив соперника, успокоился. Честь его теперь была в безопасности, жена, впервые за времена беременности большую часть времени проводила в тереме, за рукоделием, как и подобает ей. Он же просто наслаждался жизнью, пока она давала такую возможность, понимал, что такое безмятежье быстротечно и он не ошибся.
Скоро пришло печальное известие - у Мстислава сын умер, единственный, тот, что Тмутаракани княжил. Хоть и не видел никогда племянника Ярослав опечалился. Сам знал, что такое терять сына. Наследников больше у Мстислава не было. После смерти жены, новую себе не взял, жил бобылем, а оно вон как повернулось. Отправил Мстиславу послание скорбное, заказал как и подобает, поминальную службу. А скоро и позабыл - чужое-то горе, быстро из сердца стирается. Тем паче, что у самого вскоре еще один сын народился, Всеволод. За радостным событием пришло тревожное известие из Киева. В народе волнения, сетуют, что князь мало им уделяет внимания, пренебрегает. В Киеве народ гордый, почитающий город свой главным на Руси. А какой главный город без князя? Уж и заезжие купцы глумятся, мол скоро мимо Киева в Новгород товары свои возить будем, коли решил князь, что в Киеве ему сидеть не пристало! У посадникова терема собралась толпа - шли мол весть князю! Призовем к себе другого, раз Ярослав в них не нуждается!
Ярослав собрался в путь, понимая, что киевляне не шутки шутить удумали. Коли не уважит их князь обещание своем сдержат! Ингигерду с детьми брать не стал. Жена только после родов, не оправилась, что было внове для всех. Некогда пышущее здоровьем тело, на сей раз подвело княгиню. Несколько дней после родов с постели не поднималась, а поднявшись, стала похожа на собственную тень, на лице ни кровинки, молока даже для дитяти не хватало, пришлось кормилицу звать. Прощаясь с ней, Ярослав почувствовал ее отчуждение, вновь пробудившее в нем ревность. Неужто и впрямь, так дорог ей был норвежец, что от тоски по нем из ссохлась вся, почернела? Простились как чужие, словно не прижили вместе пятерых деток.
После отъезда Ярослава, Ингигерда словно очнулась, взыграла гордая ее натура, взяла верх над немощностью тела. А ну как навеки оставит ее Ярослав прозябать в Новгороде, а сам сядет в Киеве княжить? Мужик быстро замену найти жене сможет, хоть и противоречит то христианским традициям. Сколько таких случаев знала она, когда от опостылевшей жены избавлялись. Только недавно бабы рассказывали, как боярин один местный, жену со двора погнал, а в дом молодуху взял. Его и журили, и увещевали, а все без толку. Сказал, что жена его непокорной была, мужу перечила, а сама срамными делами занималась, за которые ее не только погнать, а и убить следовало бы. И ему поверили, простили, в отличие от его жены, которую, даже не имея доказательств заклеймили позором. Говорили, что позже нашли ее в лесу, висящей на суку березовом и что свела она счеты с жизнь из-за мук совести, в чем Ингигерда сомневалась. Просто некуда было пойти несчастной отверженной, никто ее бы не принял.
Словно глаза у Ингигерды открылись - что же она, дочь конунга Шведского, всего лишиться может из-за мимолетной, детской слабости? Не бывать такому! Усилием воли взяла себя в руки, позволила себя намыть, да нарумянить, стала выходить на воздух и снова окрепла, набрала прежнюю силу. Через несколько месяцев позвала к себе старшака своего, Владимира, усадила рядом с собой.
Княжич Владимир во всем походил на отца, кроме может некоторой слабости тела, которыми Ярослав страдал с детства. Уже превращавшийся в юношу, не по летам серьезный и гордый своим старшинством, Владимир глядел на мать серьезно, понимая, что разговор с глазу на глаз мать затеяла не спроста.
-Князь один в Киев отправился! - начала Ингигерда, задумчиво глядя на сына, - Разумею я, что нужна ему там наша поддержка!
С детьми она говорила по-русски, но с акцентом, что придавало ее голосу жесткости, не свойственной коренном мягкому говору коренных новгородцев. Владимир послушно внимал. Мать для него была существом непостижимым. Не умела проявлять ласку к детям, но в тоже время была ими обожаема, как божество, недоступное пониманию, но оттого не менее почитаемое. Ее мнение не поддавалось обсуждению, было законом. Владимир согласно кивнул.
-Собирайся в путь, в Киев поедем!
-Без дозволения батюшки? - осмелился спросить Владимир.
-Не досуг ему сейчас о таких мелочах думать, для того наши головы на плечах имеются!
Весть о том, что княгиня с княжичем Владимиром, собралась отправиться в Киев, вызвала переполох на княжеском дворе. Явился воевода Буда, оставленный Ярославом следить за порядком в Новгороде, попытался увещевать княгиню, да не тут то было. Ингигерда осадила его, велев заниматься тем, чем наказывал князь, а в дела ее, княгини, не мешаться. Буда ушел, однако тут же направил Ярославу весть о затее Ингигерды. Весть дошла до князя, когда княгиня с сыном преодолели уже половину пути до Киева. Чутье не подвело Ингигерду. В Киеве, который при приезде князя тут же простил ему все обиды, князь зажил жизнью холостяка. И ладно бы пользовал понравившихся девок, для утех своих, но приглянулась ему дочка одного из бояр, а тот был совсем и не против, сам старался, чтобы дочь почаще попадалась князю на глаза. Уже строил боярин планы, как разрастется его богатство, когда дочь, Аксиньюшка, перейдет жить в княжеский терем. В том, что так и будет он не сомневался. В глазах Ярослава при виде девушки светилась нежность, а не желание одних лишь плотских утех.
Аксиньюшку одевали в самые красивые одежды, вдевали в уши яхонтовые серьги, вешали на грудь мониста из заморских каменьев. Однажды, переусердствовав, нарумянили щеки, да боярин смекнул, что такое вряд ли понравится князю, велел умыть. Природа и без того наделила кк лицо красками, которые не сотворишь из свекольного отвару. Сама Аксинья, поняв чего хочет от нее батюшка, умылась горючими слезами, но перечить не смела. Как сказать отцу, что не люб ей князь, в глазах ее выглядевший чуть ли не стариком, а лежит ее сердце к соседскому парню Ивану, что давно уж, тайком, бросают они друг на друга взгляды. Попыталась с матерью на эту тему поговорить, да она только цыкнула.
-Ты дурость-то из головы выбрось! Кто Ивановы родители знаешь? Голытьба против нас! А тебе сам князь милость оказал!
Слова матери больно полоснули по сердцу. Не богатства нужны были Аксинье, не почести. Ей, жившей всю свою сознательную жизнь в полном достатке, не знавшей труда тяжелее вышивки, жизнь до сей поры казалась легкой. Разве не хватит нажитого ее отцом, чтобы обеспечить ей и Ивану безбедную жизнь? Да и мог бы отец Ивана к делу приставить, как приставил старшего брата Аксиньи, Еремея?
Но все ее надежды и мечты разбились о непреклонность отца, вкупе с поддержкой матери - сказал к князю пойдешь в усладницы, как отрезал!
А Ярослав не видел страданий девушки. Созывал пир чуть не каждый день, да звал на них бояр непременно с семейством, лишь с одной целью - полюбоваться Аксиньей. Она всегда сидела подле матери, потупив скромно очи, как и подобает невинной девице, а сердце князя таяло как воск оплывающей свечи.
Конечно князь помнил о том, что в Новгороде у него осталась жена, да совладать с собой не смог. Думал: "Пусть сидит Ингигерда в Новгороде, а здесь, подле себя, поселю Аксинью!" Так делали многие из его воевод и бояр. Хоть подобное и не приветствовалось, но такое положение вещей принималось, как данность, а еще при начале правления отца его, князя Владимира и вовсе не считалось зазорным. Разве сам он, Ярослав, не рожден от невенчанной с Владимиром Рогнеды-Гориславы, которую все же почитали за княгиню? Да всех жен его отца сосчитать-то было трудно, а он, Ярослав, за столько лет не допускал вольности и чувство всколыхнувшееся в его душе к Аксинье таковым не считал. В общем, если и терзали порой Ярослава муки совести, то он быстро находил себе оправдание, сравнивая себя с другими и отцом.
Известие о том, что Ингигерда с Владимиром собрались в Киев, Ярослав получил как раз в тот день, когда окончательно решил, что отныне Аксинья будет жить при нем, в княжеском тереме. Накануне послал отцу Аксиньи весть, что назавтра надлежит девице прибыть к нему с нужным на первое время скарбом. Дрожал от предвкушения лицезреть ее каждый день, в любое время, и сердце замирало.
Потому, прочитав послание от Буды, первое время не мог уразуметь о чем он толкует. А уразумев нахмурился - Ингигерда рушила все его планы! Да и как смела сама принять такое решение? Подвергнуть себя и сына Владимира опасности? Ведь в пути многое могло случиться, даже если сопровождала их надежная стража! Но от планов своих отказываться не стал, твердо решил - быть Аксинье при нем. Только вот как объяснить ее присутствие в тереме Ингигерде, когда та прибудет, да и перед сыном совестно...
Снова вспомнил отца. Князь Владимир решил проблему вражды между своими многочисленными женами поселив их в разных местах. Значит и ему так надлежит поступить - Ингигерда, как первая, да законная, пусть тут будет, а для Аксиньюшки он неподалеку жилье подберет, да там и поселит, окружит почестями, достойными княгини! А покамест тут побудет, отложить единение с ней было выше его сил.
Посланники, высланные навстречу княгине Ингигерде, встретили ее уже на подходе к Киеву. Въезжала в ворота городские под приветственные крики подготовленных горожан. Понятно было, что Буда успел предупредить Ярослава, да и надеяться на иное было глупо, однако Ингигерде было досадно - хотелось устроить мужу нежданное. Особенно тепло горожане приветствовали князя Владимира. В отличие от княгини, привезенной на Русь из чужеземной страны, Владимир был свой, и возможно именно ему сидеть после Ярослава на княжении в Киеве.
Сам Ярослав жену и сына не встретил, был на охоте, как сказали Ингигерде, не смог рассчитать в который день она прибудет. Но заверили, что весть князю послали.
Киев поразил Ингигерду. Она и не представляла, насколько велик и прекрасен сей город. Новгород тоже разрастался, крепчал, но был еще словно неопытная девка, хоть и мнил себя старухой. Киев же виделся, как баба или мужик, в самом рассвете лет. Основательный, несмотря на сравнительно недавние бедствия в виде разорения и пожаров. Сейчас от них не осталось и следа, и пожалуй именно благодаря им он так преобразился. Здесь многое было построено из камня, пожары послужили хорошей наукой на будущее. Любовь к красивому, а не просто практичному, заставляла и на камне вырезать причудливые узоры, что так отличало здания Киева от тех, которые были в родной Ингигерде Швеции. А уж о том буйстве растений и цветов, какие наполняли улицы и говорить было нечего! Щедрая земля, взлелеянная теплым солнцем, даже в городе родила невиданные княгиней до этого времени деревья и плоды.
И терем княжеский был не в пример Новгородскому, что вызывало чувство досады на то, что так долго сидел Ярослав в Новгороде сам и держал там ее. Киев покорил Ингигерду с первого взгляда и она понимала, что эта любовь навсегда...
Поддержать автора:
Юмани карта: 2204120116170354
ИЛИ
