Продолжение биографии императрицы Марии Федоровны В. С. Шумигорского
Действительной образовательной школой для ума Coфии-Дopoтeи было общество ее кроткой и нежной матери. Принцесса-мать (Фридерика Доротея София Бранденбург-Шведтская) обыкновенно любила слушать чтение избранных литературных произведений, при котором присутствовали и ее домашние. Читались авторы и французские, и немецкие, хотя, конечно, преимущественно обращалось внимание на французскую литературу.
Во время чтения занимались, по обычаю, рукоделием, в котором принцесса-мать обнаруживала большое искусство. По поводу прочитанных книг шла дружеская, откровенная беседа между слушателями, и этими беседами молодой ум развивался постепенно, но прочно.
Чтение и беседы эти особенно часто бывали в 1770-1772 гг., когда принцесса подарила своему супругу еще трех сыновей: Карла, Александра и Генриха. Семья герцога (Фридрих-Евгений Вюртембергский) состояла теперь из восьми сыновей и трех дочерей. По возвращении старших сыновей из Лозанны, кружок домашних людей княжеской семьи, кроме супругов Борк, подруг Софии-Доротеи Генриетты Вальднер и девицы Шиллинг, состоял еще из Моклера и Голланда.
Это общество, связанное между собою узами дружбы, увеличивалось постоянно приездом многих замечательных лиц того времени; в числе их был живший обыкновенно в Базеле, знаменитый Бернулли, домашний врач монбельярской семьи, князь Ратзамхаузен, и много лиц из высшего светского общества, во главе которых был сам владетельный герцог Вюртембергский, Карл-Евгений.
В это время Карл уже отчасти изменил расточительный и тиранический характер своего правления и поддался влиянию графини Гогенгейм (Франциска фон). Он являлся в Монбельяр всегда неожиданно, причем разыгрывал иногда пасторальные сцены во вкусе обитателей Этюпа. Так однажды он, приехав тайно в Этюп, незаметно пробрался в "Хижину Пустынника" и, призвав к себе, не ожидавших сюрприза племянницу принцессу Софию-Доротею и Генриетту Вальднер, делал им прорицания о будущей судьбе их.
В честь приезда Карла и других почетных гостей, а также по случаю семейных торжеств, в Этюпе давались праздники и театральные представления. В честь Карла-Евгения давали в этюпском театре известный тогда балет "Медея" и для этого выписали даже актеров из Вены, хотя для избалованного Штутгартом Карла-Евгения он не представлял ничего особенного. Один из маскарадов послужил поводом к тому, что принцесса София стала, называть Генриетту Вальднер именем Ланель, подобно тому, как другая ее подруга, девица Юлиана Шиллинг, называлась в семейном кругу просто Тилли.
Пока, однако, принцесса Софию-Доротея развивалась и совершенствовалась в Монбельярском и Этюпском уединении, - политика делала свое дело, и личность принцессы уже служила при европейских дворах предметом тщательного внимания, возбуждая к себе симпатии и антипатии заинтересованных в ее судьбе государей и их советников.
Знала ли принцесса или, по крайней мере, её родители, что сама Екатерина II, эта славная и великая повелительница могущественной Империи, еще с 1768 года лелеяла мысль о браке с принцессой своего единственного сына и наследника Павла Петровича.
Отвечать прямо на этот вопрос очень трудно; но мы можем с уверенностью сказать, что такой брак действительно был одно время предметом мечтаний монбельярского семейства. Брат принцессы Монбельярской, принц Фердинанд Прусский (?) писал ей 11 мая 1776 года: "Вы желали этого брака три года тому назад".
Но родители принцессы не могли рассчитывать, что их дочь займет величайший трон в Европе. Герцог Карл-Евгений, делавший своей прелестной племяннице в "Хижине Пустынника" прорицания, говорил ей, шутя, что "ее выдадут замуж за какого-нибудь старого курфюрста, кривоглазого и хромого". В сущности, эта шутка не лишена была основания, ибо замужество с курфюрстом для мелкой германской принцессы представлялась блестящей партией.
В 1768 году, озаботясь приисканием невесты для Павла Петровича, Екатерина поручила известному ей датскому дипломату Ассебургу (Ахац Фердинанд) объездить маленькие германские дворы, где находились принцессы, возрастом своим подходившие к возрасту Павла Петровича. Ассебург был одним из тех многих дипломатов XVIII века, немецкого происхождения, которые, служа поочередно разным государствами, в сущности служили своим выгодам и продавали вверенные им интересы прусскому королю (здесь Фридрих II).
Это был образованный и талантливый проходимец, одна "из тех иноземных змей", которых в XVIII и начале XIX веков отогревала на своей груди Россия. Родившись в подвластном Пруссии Хальберштадте, он воспитывался в Иене, служил сначала Касселю, затем Дании, а потом России, но всегда был больше предан интересам короля прусского, чем интересам двора, которому служил.
Он не скрывал того и говорил публично, что интересы короля прусского были для него выше всего прочего; таким образом, вместо того, чтобы действовать (в Петербурге) сообразно со своим характером датского уполномоченного, он запутывал польские дела, надеясь доставить какую-нибудь выгоду королю прусскому. Выгоды Фридриха II он имел ввиду и при выполнении поручения Екатерины II.
Проезжая через Трептов и "отдав должное" достоинствам принцессы Софии-Доротеи, внучатой племянницы Фридриха II-го, Ассебург вскоре заметил, что эта принцесса остановила на себе предпочтительное внимание Императрицы, несмотря на крайнюю свою молодость.
"Признаюсь вам, - писала она Ассебургу 23 января 1771 года, я с сожалением отказываюсь от выбора принцессы Вюртембергской; но разум побеждает страсть: она слишком молода". Однако, три месяца спустя, она не только опять занята мыслью о Софии-Доротеи, но и решилась даже пригласить ее в Россию.
"Я возвращаюсь, - пишет она Ассебургу 14 мая, - к своей любимице, принцессе Вюртембергской, которой минет 12 лет в будущем октябре. Мнение ее врача об ее здоровом и крепком сложении влечет меня к ней. Она тоже имеет недостаток, именно тот, что у нее 11 братьев и сестер; но они все малолетние".
Затем Екатерина предлагает Ассебургу разузнать, согласятся ли Фридрих-Евгений и его супруга поручить ей воспитание Софии-Доротеи, предлагая даже взять к себе еще несколько человек их детей, лишь бы только иметь возле себя их старшую дочь.
"Если бы принцесса-мать захотела сама привезти дочерей своих, - прибавляет Екатерина, - то она может быть уверена в самом почетном приеме... Прошу вас, м. г., сообщить мне ваш взгляд на это предложение, и полагаете ли вы такое дело возможным, зная местные условия. И если вы увидите надежду на успех, то обяжете меня, не упустив удобной к тому минуты".
Между тем Фридрих II-й указал уже Ассебургу, что интересам Пруссии всего более соответствовал бы брак Павла Петровича с одной из Гессен-Дармштадских принцесс (сестра которых была замужем за наследником прусского престола, принцем Прусским Фридрихом-Вильгельмом) и тем пробудили его патриотическое усердие.
Вследствие этого Ассебург отвечал сначала уклончиво, а затем и прямо враждебно намерению Екатерины, стараясь обратить её внимание на принцесс Дармштадских. Переписка Екатерины с Ассебургом продолжалась по этому поводу довольно долго, - до октября 1772 года, когда Софии-Доротее уже исполнилось 13 лет.
Похвалы короля прусского гессенской принцессе также не могли оказать влияние на Екатерину. "Я знаю, - писала она, - как он их выбирает, и какие ему нужны; то, что ему нравится, едва ли бы нас удовлетворило; для него, чем глупее, тем лучше". Неудивительно поэтому, что Ассебург не остановился пред средствами исполнить желание Фридриха II и, кажется, прибегнул, наконец, к сплетне.
По крайней мере, из обнародованных и известных нам рукописных сведений мы не можем объяснить себе ту причину, которая помешала Екатерине призвать Софию-Доротею в Петербург. "Вюртембергскую принцессу я отчаялась увидать, - пишет она в октябре 1772 года, потому что невозможно было бы показать здесь отца и мать в том виде, в каком изображает их в своем донесении г. Ассебург: это значило бы с самого начала поставить девочку в смешное положение, которое не позабудется; ей всего 13 лет, да и то минуло только неделю тому назад".
К сожалению, нам решительно неизвестно, в чем именно заключалось резкое и серьезное обвинение, выставленное Ассебургом против родителей Софии-Доротеи, среди других германских князей того времени выделявшихся, своим скромным и нравственным образом жизни, если только не предположить, что Ассебург умышленно сообщил Екатерине какую-то сплетню, ходившую, быть может, среди "роскошных" немецких князей о "мещанских привычках и вкусах" обитателей Монбельяра.
Во всяком случае, своим донесением Ассебург достиг цели: от Екатерины скрыли, что принцесса Дармштадтская Вильгельмина страдала искривлением позвоночного столба, и в сентябре 1778 года она сделалась супругой Павла Петровича под именем Натальи Алексеевны.
В этом содействовал Ассебургу убежденный сторонник союза России с Пруссией, граф П. И. Панин, советами которого Екатерина пользовалась (и который, между прочим, исходатайствовал у Екатерины помилование того генерала Тотлебена, который, состоя на русской службе во время Семилетней войны, изменнически действовал на пользу Пруссии).
В это время, вдали от выше описанных интриг, вращавшихся около ее личности, вступала София-Доротея в свой подростковый возраст и довершала свое образование. Главное внимание обращено было при этом на исторические и нравственные науки. Принцесса изучала историю Германии и Франции, писала небольшие исторические отрывки: "О семи чудесах света"; "Портреты знаменитых мужей" и "Очерк жизни датской принцессы Доротеи, супруги маркграфа Альберта Бранденбургского".
Ей преподаны были также главные начала логики и психологии и важнейшие сведения из естествознания. К изучению языков французского и немецкого у принцессы Софии присоединилось еще изучение итальянского языка, начатое в 1773 году.
Наконец, образование принцессы было завершено изучением геральдики, - предмета, знание которого, для лиц из высшего класса общества считалось обязательным.
И мы не должны забывать, что умственный мир принцессы Софии-Доротеи не ограничивался знаниями, сообщенными ей в юности; внимательное, серьезное чтение было постоянной потребностью принцессы и сделало ее одной из образованнейших женщин своего времени.
В 1775 году принцессе Софии-Доротее исполнилось 16 лет, возраст, когда она уже сделалась предметом искательств со стороны женихов. Правда, за принцессой не было и не могло быть приданого в виду ограниченности средств ее родителей и многочисленности их семейства; но красота принцессы была так поразительна, что едва успела она выйти из отроческих лет, как ей представилась вполне приличная, по взгляду родителей, партия: к ней стал свататься наследный принц Гессен-Дармштадский Людвиг, родной брат супруги Павла Петровича Натальи Алексеевны.
После свадьбы сестры, герцог Людвиг начал служить в русской армии; но его разгульное поведение, вместе с невоздержностью языка, погубило его во мнении Императрицы. В 1775 году, во время пребывания своего в Москве, в свите Екатерины, он в особенности проявил эти свойства, проводя время в дурном обществе и едва не вступив в неравный брак.
"C'est une miserable pécore qui s'énivre tous les jours et qui finira par quelque mauvais esclandre" (Он жалкий грешник, который напивается каждый день и в конечном итоге натворит что-нибудь плохое), писала Екатерине г-же Бьельке. Этот принц видел Софию-Доротею и стал добиваться ее руки.
"Принцесса Доротея, - пишет г-жа Оберкирх, - в то время была хороша как Божий день; высокого роста, стройная, она соединяла с тонкими, правильными чертами лица благородный и величественный вид. Она рождена была для короны".
"К принцу Дармштадскому, - говорит г-жа Оберкирх в другом месте, - она относилась равнодушно (assez d'indifferénce), но она была тронута его вниманием и, после многих колебаний, изъявила, наконец, свое согласие. Между обоими дворами дело было тогда решено".
Но едва принцесса София-Доротея сделалась, почти против воли, невестой Гессен-Дармштадского принца, как на Севере произошло событие, давшее новый, неожиданный поворот её судьбе: 15 апреля 1776 года скончалась от несчастных родов первая супруга Павла Петровича, великая княгиня Наталья Алексеевна.
Екатерина, крайне недовольная тем, что ее любимица выходит замуж за принца Людвига, в тот же день решила женить на ней своего овдовевшего сына и, приняв нужные меры, писала 18 апреля г-же Бьельке: "Я сомневаюсь, чтобы он (принц Людвиг) женился на принцессе Вюртембергской, несмотря на то, что они уже помолвлены; он совсем не стоит ее. Его высочество, это такая…, каких никогда не бывало".
Действительно, через четыре месяца принцесса София была уже в России.