Жизненные силы покидали государя, но он отчаянно сопротивлялся смерти. С рождения привыкший бороться за свое существование, привыкший бороться, Иоанн Васильевич не хотел сдаваться и теперь.
Перестав верить в искусство иноземных лекарей, принялся раздавать милостыни монастырям, обращался за помощью к знахарям и знахаркам. Если раньше в его покоях устраивались оргии, которых, сама Мария не застала, то теперь на смену пришли странные, если не сказать колдовские, обряды.
Они проводились в сопровождении звуков бубна и непонятных гортанных вскриков и завываний. Это пели шестьдесят шаманов-нуйэтов, привезенных в столицу в канун Крещения. Устроив коллективное гадание, они объявили, что жить государю осталось считанные недели. Более того, сказали с печалью — он умрет уже в этом 1584 году. Даже дату назвали: 18 марта. Царь им не поверил и пообещал сжечь на костре, сложенном из мокрого хвороста, коли предсказание не исполнится.
Узнав о этом, Мария горько усмехнулась. Даже она при своей наивности и неопытности понимала: после таких слов все сделают, лишь бы предсказание исполнилось.
Однако, как бы там ни было, царь осознавал, что ничего вечного быть не может. Скорее всего именно поэтому, в перерывах между слушаниями странных песнопений шаманов и приемом травяных настоек, что готовили знахарки, уселся за составление завещания, которое переписывал постоянно. Ни для кого, и Марии в том числе, не являлось секретом — текст документа зависит от того, под влияние кого из своих прихвостней он в этот момент находится: Богдана Бельского или Бориса Годунова.
Первый, гореть ему в адском огне вечным пламенем, настаивал на том, чтобы государством пригласили управлять австрийского эрцгерцога Эрнеста, третьего сына императора Священной Римской империи Максимилиана II и Марии Испанской. Некогда государь хотел его сделать польским королем. И вот это имя неожиданно зазвучало.
Вполне понятно, многим это не понравилось. Мария Федоровна, хотя ее мнения мало кого волновало, также была возмущена настойчивостью Бельского, который, выдвигая кандидатуру этого чужеземца и иноверца, в чем сомнений не имелось, надеялся в будущем на особенные преференции для себя и своих сторонников. Она, конечно, знала историю о том, как на Русь пригласили править Рюриковичей. Но это был славный род. А это кто? Шавка безродная!
Борис Годунов, и это было вполне разумно, уговаривал отдать престол царевичу Федору. Однако советовал назначить при нем опекунский совет, куда, кроме себя, предложил ввести Бельского, боярина Никиту Романовича Захарьина, князей Ивана Федоровича Мстиславского и Ивана Петровича Шуйского. О возможном наследовании престола малолетним царевичем Дмитрием речи никто не вел.
— Может, оно и к лучшему, — успокаивала себя молодая царица, — шансов живым остаться больше будет Зачем убивать, коли права на трона не имеется?
Но все равно было боязно. Как жить-то без царской защиты? Поэтому очень обрадовалась, узнав, что царь не забыл ее имя упомянуть в завещании. Ей с Дмитрием царь назначил в удел Углич. Всегда считала, что она ему безразлична. Оказывается, ошибалась... А вот новость о том, что воспитание царевича, теперь уже официально, вверил Бельскому, пропади он пропадом, жутко огорчила. Когда об этом пункте в завещании услышала от подкупленной девки «омывальщицы», обмерла, и уже не о чем уже больше другом не могла думать.
Если бы Богдан Яковлевич вдруг как-то враз позабывший про австрийского эрцгерцога, не принялся подбивать Нагих добиваться престола для Дмитрия, а те в свою очередь плечи расправили от гордости, она в сей миг закутала бы ребенка в шубы и убежала куда глаза глядят. Лишь спрятаться куда подальше и любыми средствами сохранить ребенку жизнь.
В отличии от одуревших родных, Мария понимала — не за маленького Дмитрия Бельский хлопочет. Ему одно требуется — в свои руки власть прибрать. С Годунов у него отношения не складывались, вот и искал, к какому берегу прибиться. Отец успокаивал и тихо говорил на ухо, дабы никто не услышал:
— Дурочка, коли сын твой царем станет, монастырь тебе точно не грозит!
Она одними губами отвечала:
— А коли все откроется? Что тогда? Вариант с побегом устраивает куда больше, нежели невидимая корона.
Что тут началось! Родитель, забыв о всякой осторожности, принялся орать как подорванный, а уж с дядюшкой и вовсе едва не кондрашка случилась. Задергался, забился, в уголках рта пена появилась. Именно тогда стало ясно — помощи в том, что задумала, от родни ждать не придется. Никто из них не станет спасать сыночка. Родня только о себе печется и при этом все искренне уверены в том, что поступают правильно. О чем, как не о своем будущем, беспокоиться? На ней и вовсе крест поставили. Постоянно упрекают — не сумела воспользоваться шансом, судьбой представленным.
В этом мире только имеется лишь один человек, готовый пойти на любое безумие. При этом Мария прекрасно понимала: делать это будет не ради жизни малолетнего царевича Дмитрия. Его тоже власть манит, да только делает все по уму и с далеким расчетом...
Спустя много лет постоянно задавалась вопросом — действительно ли она, как тысячи раз представлялось, усадила сыночка в повозку и позволила увезти чужим людям? А вместо наследника к груди чужого мальчика прижала и сыном своим называла? Или ей все примерещилось? Ведь тогда словно в бреду пребывала, не знала, какому Богу молиться и к кому за помощью в ноги упасть...
Вероятно, так оно и случилось. Ведь от ее сыночка всегда ладаном пахло и маслами душистыми, а запах того, с кем в Углич направлялась, иным показался. Вроде как кислым молочком попахивал да дегтем. Опять же, дичился ее первое время. Да и потом, когда подрос, характер свой постоянно показывал.
Одно время придумал довольно странную игру. Приказал глиняных кукол с него ростом сделать и давай острой сабелькой головы сбивать да кричал при этом, что так с боярами поступать станет, когда царем станет. Все вокруг ахали, а братья, чисто жеребцы ржали. Мария при виде этой сцены испуганно руками рот прикрывала. Понимала — узнают при дворе, подобной выходки не простят...
Вновь и вновь глаза прикрывала и себе вопрос задавала — сумела спасти в ту темную мартовскую ночь ребенка или же примерещилось. Жги ее каленным железом да на дыбы поднимай — ни за что не вспомнит, говорила с Никитой Захарьиным на самом деле или только в мыслях своих представлялось. Вот беда какая!..
Публикация по теме: Марфа-Мария, часть 73
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке
