Глава 97
Алексей Петрович
Что ж, пора начинать. Вижу, как в анатомическом театре собрались Жильцов и Расторгуев. К ним входит Артамонов и спрашивает Дмитрия:
– Разве у тебя сегодня нет операций?
– Есть, мне скоро придётся уйти. Вы собираетесь провести здесь все 12 часов?
– Не знаю, буду ходить туда-сюда.
– Надеюсь, вся команда постарается, – задумчиво произносит Жильцов.
– Сегодня у нас битва со временем, – объявляю хирургической бригаде. – Давайте сделаем всё возможное для пациента, которому придётся столько выдержать. 20-й скальпель. Отсос.
Делаю надрез.
– Поменяйте скальпель. Аспиратор.
– Пойду проверю пациентов, – говорит наверху Артамонов и уходит.
– Биполярный пинцет. Подготовьте марлю. Промывание в этом участке. Вытрите пот. Спасибо. Вот она, – произношу, когда передо мной оказывается опухоль. – Иди-ка сюда. На биопсию.
Операция продолжается.
***
Полина
Я снова пришла в юридическую компанию «Балтика».
– Есть способ подать иск? – спрашиваю её руководителя.
– Нет. Срок исковой давности уже истёк. Мы ничего не сможем сделать.
– Я думала, как это доказать. Запись анестезиолога отличается от записи хирурга. А значит, одну из записей подменили. Есть какое-нибудь законное наказание за проведение такой операции?
– Это нарушение ряда статей Уголовного Кодекса РФ. Заключение сроком до трёх лет или крупный штраф. Кроме того, по этим статьям установлены сроки исковой давности. Когда был написан отчёт об операции?
– Скорее всего, он был написан ещё в то время. Тогда ничего не получится.
– Ещё вы упомянули, что ваши родные всё уладили. Юридически вы ничего не можете сделать, – говорит юрист со скорбным лицом. Он явно хочет мне помочь, но не видит ни единой возможности для этого.
– Всё было бы иначе, если бы мои родные не дали согласие?
– Да. По крайней мере, у суда не было бы сомнений в ваших намерениях. Когда вы взяли деньги, разве это не было молчаливым согласием?
Я молча киваю. Нечего сказать, а ещё… Ужасно хочется расплакаться. Но сдерживаюсь.
***
Алексей Петрович
Несколько часов спустя после начала операции говорю:
– Прервёмся.
Это значит – встанем и разомнём затёкшие тела.
– Катя выглядит очень уставшей, – говорит Расторгуев.
– Иди замени её, – предлагает Жильцов.
Ординатор несколько секунд смотрит на старшего коллегу. Пытается понять: это было сказано серьёзно? Вид у того очень строгий. Олег кивает и быстро покидает анатомический театр.
– Продолжаем, – говорю после небольшой паузы. – Кольцевую кюретку.
Вскоре входит Расторгуев.
– Доктор Новосельцева, я вас заменю. Сделайте паузу, подышите.
– Всё в порядке, не волнуйтесь, я закончу.
– Вы выглядите уставшей.
– Спасибо, – кивает она Олегу и предлагает мне. – Выпейте воды.
– Тогда мне захочется в туалет.
Катя смотрит на Олега. Тот понимает, что Новосельцева уходить не собирается, и делает это сам. Спустя некоторое время, переодевшись, он возвращается в анатомический театр и продолжает наблюдать сверху.
– Его сосуды ослабли из-за опухоли, – замечаю.
– Значит, мы не можем использовать аспиратор? – уточняет Катерина.
– Верно, диссектор. Кольцевую кюретку.
Проходит ещё полчаса.
– Мы сделали это. Биполярный пинцет.
Достав последний фрагмент опухоли, устало наклоняю голову в разные стороны. Шея затекла, глаза болят. Всё тело, как деревянное. Встаю и наклоняюсь.
– Молодцы, – говорю бригаде. – Короткий перерыв и зашиваем.
– Закончили, – произносит Артамонов.
– Операция завершилась, профессор, – с радостью соглашается Жильцов.
– Зашиваем, – произношу последнее распоряжение.
***
Полина
Дома, одна, в сумраке и тишине, лежу на диване, обняв подушку. Вспоминаю слова главврача: «Я совершил ошибку, но я сделал всё возможное. Наказывать меня не за что, как бы вы ни настаивали».
От грустных мыслей отвлекает звонок. Это Алёша.
– Да, милый?
– Ты спала? Я звоню слишком поздно?
– Нет.
– Я звоню, чтобы сказать, что операция Антона прошла успешно. Подумал, что ты хочешь знать.
– Я так рада. Знала, что всё будет хорошо, это же наш рыжий Антошка. И ты оперировал.
– Что с твоим голосом?
Он у меня дрожит, потому что как только я услышала голос Алёши, стало так грустно, что расплакалась. Вот и шмыгаю теперь носом.
– Что-то не так? – тревожно спрашивает Макаров.
– Да. Всё не так.
Полчаса спустя открываю ему дверь.
– Спасибо, что приехал.
– Не за что. Можно войти?
– Да, конечно.
– Тебя расстроила встреча с адвокатом?
– Я ошибалась. Я должна была засудить их за халатность, ещё когда умерла бабушка.
– Тебе не было 20, и у тебя не было возможности предпринять такие меры, – успокаивает Алёша.
– Неважно, гражданское это дело или уголовное, сроки давности уже истекли. Я хотела обратиться к прессе, но им это совсем неинтересно. Мне нужны были силы, и я ждала. Думала, теперь они у меня есть. Но я ничего не могу сделать.
– Если бы ты думала только о смерти бабушки, то ты бы не стала той, кто ты есть, – рассудительно произносит Алёша. Это задевает.
– Ты и правда настолько чёрствый?
– Да.
– Да?
– Не хочу видеть, как это разрушает твою жизнь.
– Думаешь, я делаю это, чтобы разрушить собственную жизнь? – удивляюсь его такому вопросу.
– Полина, послушай. По-твоему, такой человек, как главврач, искренне извинился перед тобой, если бы ты нашла соответствующее доказательство?
– Он извинился, но искренности не хватало.
– Думаешь, это извинение? Вовсе нет. Это всё равно, что дать конфетку плачущему ребёнку. Он даже не думает о том, что ты способна с ним справиться.
Алёша говорит такие вещи, которые понимаю и сама. Но признать их означает наступить ногой на собственную гордость. А из-за этого… опять приходится стараться, чтобы не расплакаться.
– Искренние извинения должны сопровождаться соответствующей компенсацией, – продолжает Макаров. – Принести извинения несложно. Но компенсацию часто люди платить не любят.
– Хорошо, я заставлю его заплатить!
– Как? Что ты для этого сделаешь?
– Я убью его!
Алёша отводит взгляд и прочищает горло.
– Чтобы поймать монстра, я стану одной из них.
– Я сам его убью, – вдруг говорит любимый. – Не хочу, чтобы ты села в тюрьму. Дай мне время. Не хочу создавать сложности людям вокруг меня. Поэтому дай мне время уладить всё. Ты знаешь, что мне могут дать пожизненный срок?
– Ты такой умный. Думаешь, меня это остановит?
– Ты тоже умная. Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Алёша, твоего отца не сразу нашли без сознания, а через какое-то время. Тебе не кажется это странным? Мне да. Что-то здесь нечисто.
Снова опускает глаза.
– Ты узнал?
– Узнал. Ничего особенного. Я тоже подозрительный. Но из-за этого я не откажусь от своей обычной жизни и времени, что с тобой провожу, или о заботе о моих пациентах. Знаю, что и отец хотел бы этого.
– Откуда ты знаешь, чего бы он хотел?
– Помимо некоторых странных исключений, все родители хотят, чтобы их дети были счастливы. Я не погряз в желании мести, разрушения или наказания. Мне не хватает времени даже на то, чем люблю заниматься. Завтра для меня не существует.
Алёшины слова заставляют задуматься. Мне казалось, мир изменится, когда правда станет известной. Ничего не произошло.
– Иди домой. Надеюсь, мы больше не будем обсуждать эту тему.
– Мы никак не можем посмотреть на проблему глазами друг друга. Пора заканчивать разговор, – соглашается Алёша.
Он встаёт и молча уходит. Не провожаю его. Слишком тяжело на душе.
***
Константин
Втроём с другими коллегами-ординаторами он стоит и смотрит на Антона.
– Почему он не очнулся? – вздыхает самый ранимый из всех Подберёзовиков.
– И правда, – замечает Расторгуев.
– Пришёл в себя? – спрашивает завотделением Артамонов.
– Пока нет.
– Наверное, досматривает сон, – улыбается Олег Павлович.
В этот момент Милосердов начал медленно открывать глаза.
– Очнулся! - воскликнул Парфёнов. – Антошка! Ты нас видишь?
– Судя по голосу, это Костя… – медленно произносит пациент.
Старший ординатор меняет взгляд с радостного на грустный.
– Не видишь?
Артамонов проводит палец перед глазами Антона. Тот следит за ним.
– Олег Павлович, – говорит. – Классный галстук.
– Паршивец, а я-то перепугался! – радостно восклицает Парфёнов.
– Потише, а то всех тут поднимете, – предупреждает завотделением и спрашивает у пациента. – Голова не болит?
– Всё нормально.
– Отлично. Сообщите доктору Макарову, – и уходит.
– Есть, – отвечает Костя.
– Доктор Артамонов такой классный, – искренне восхищается Максим.
Ребята снова смеются. Пробуждение коллеги и друга пробудило в сердцах надежду на его выздоровление и возвращение в их маленький коллектив.
– Наш Антошка снова заснул, – заметил Олег. – И нам пора идти.
Костя берёт Милосердова за руку, пожимает несильно.
– Держись, дружище, – шепчет и выходит последним из палаты.
***
Виктор Кириллович
Пока он стоит перед лифтом, подходит отец.
– Витя, – говорит издалека.
– Уже закончили играть в гольф? – спрашивает сын с улыбкой.
– Да. Мы поедем вдвоём, – обращается он к помощникам.
Отец и сын заходят в лифт.
– Я налаживаю отношения с заместителями. Половина уже с нами, – заметил Кирилл Максимович.
– Половины мало. Я тоже с ними общаюсь. Гарантирую, на следующем совете они проголосуют за мой новый центр.
– Что там с Макаровым? Планируешь его оставить? Что ж, полагаю, у тебя нет выбора. Совет директоров доверяет ему из-за отца. К тому же, он чист.
– Я найду что-нибудь, что разрушит его репутацию, – уверенно говорит главврач.
– Что?
– Расскажу позже. Продолжай обхаживать совет. Нам нужны две трети голосов.
Они расстаются на административном этаже. Зайдя в свой кабинет и надев белый халат, Виктор Кириллович вызвал помощника.
– С кем встречался профессор Артамонов?
– С представителями руководства компании «Медитек».
– А Макаров?
– С сотрудниками, девушкой и доктором Артамоновым.
Новосельцев задумчиво улыбается. Потом отвечает на звонок сотового телефона.
– Алло. Здравствуйте, это Полина Озерова, – слышит в трубке.
– Зачем звоним?
– Я хотела бы встретиться.
– Думал, мы закончили разговор.
– Это будет разговор на другую тему. Когда вы свободны?
Новосельцев думает несколько мгновений, потом отвечает. Ему становится даже интересно, что ещё может придумать эта настырная девчонка.
***
Дмитрий
Вернувшись домой, вижу Веню. Сидит, лопает тост и читает что-то в планшете.
– Эй, что ты напялил? Лучше отвези меня на работу, – вредничает, заметив мой немного затрапезный вид. Почему мне бы так не ходить? Я же дома всё-таки!
– Вот ещё. Проси кого другого, – отвечаю безо всяких вежливостей. – Налей мне кофе.
Дядя с некоторым удивлением выполнят то ли приказ, то ли просьбу.
– Знаешь, я последнее время с Макаровым не общаюсь почти. У него что-то не так. Он полностью сфокусирован на Полине, – признаётся Веня.
– А что с ней не так?
– Она пыталась разузнать о смерти своей бабушки. Нашла зацепку. Приносила мне отчёт, чтобы я посмотрел.
– Так ты хотел обсудить тот случай?
– Ты о нём знаешь? – удивился дядя.
– Ну, конечно. Слышал в общих чертах, что какой-то врач угробил бабушку Полины.
– Лучше ничего не предпринимай, – советует дядя. – Не лезь туда.
– А иначе что?
– Останавливать я тебя не буду. Но и помогать не стану.
– Что за хирург так напортачил?
– Главврач Новосельцев. Не лезь в это! – и грозит мне указательным пальцем.
Крепко задумываюсь. Потом решаю пойти к главврачу.
Через сорок минут захожу к нему в кабинет.
– Заходи, присаживайся. Какими судьбами? Чем обязан?
– Вы предложили мне место в совете директоров. Это ещё в силе?
– Буду тебе рад в любое время, – улыбается Виктор Кириллович.
– Спасибо.
– Отлично! Тогда увидимся на ближайшем заседании. Будем голосовать, строить новый центр или нет. Просто голосуй «за».
Я улыбаюсь ему. Он пока ещё не знает, что сделал.